По сути, мэйваку — это когда вы говорите по телефону в общественном транспорте, курите в неположенном месте, ругаетесь на людях и многое другое, что нарушает гармонию и спокойствие других людей. Перевести можно как «проблемы, беспокойство, неудобство, которое наносит человек окружающим людям». Любое посещение чужого дома это своего рода мэйваку для хозяев. Припрусь я в гости к семейству Утида и по любому нарушу гармонию дома и принесу беспокойство.

Да-да, нарушу. Это я умею…

На ум пришло воспоминание о том, как я познакомился с родителями моей бывшей девушки Ирины. В тот день я вовсе не планировал какого-либо знакомства, а просто провожал Ирку домой после последнего сеанса из кино. На улице кружился легкий снежок, он похрустывал под ногами и старался усесться на Иркины ресницы.

Мы зашли в парадное, чуть пообжимались на лестничных пролетах. А потом Ирка пригласила меня на чашку кофе. Так как в этот день её домашние работали в ночную смену, то дома никого не было. Я уже пробил эту тему и предвкушал горячий и страстный секс. Ирка тоже была не против.

Однако преградой в тот момент нам встала дверь в квартиру — Иркины ключи никак не хотели поворачиваться в замочной скважине. Похоже, что она очень сильно торопилась на свиданку, не правильно закрыла за собой, и сквозняком захлопнуло дверь на второй замок. А вот ключей от второго замка почему-то с собой не взяла. Но, кровь молодая и горячая жаждала секса, поэтому я геройски предложил перелезть через балкон и открыть дверь изнутри. Ирка согласилась.

Я выскочил на улицу, забрался на козырек подъезда, с него перемахнул на соседский балкон, подтянулся и вскарабкался в нужное место. По закону подлости балконная дверь была тоже закрыта. Но что значила легкая дверца для возбужденного жеребца? Я бы стояком её вынес, если было бы нужно!

После одного быстрого удара дверца поддалась, и я проник в квартиру. Тут бы я и открыл входную дверь, чтобы принять в жаркие объятия свою тогдашнюю любовь, но на пути встала обычная чугунная сковородка. Вернее, не встала, а взлетела. Да-да, взлетела и шарахнула вашего непокорного слугу точно в лоб. От удара вылетели такие яркие искры из глаз, что едва не сожгли всю квартиру к чертям собачьим. Я же геройски приземлился на жопу и на несколько минут перестал что-либо соображать. Даже когда зажегся свет и визжащая растрепанная женщина в ночнушке начала охаживать по бокам этой самой сковородкой, я думал, что именно так всё и должно быть.

Оказалось, что у матери Ирины на работе случилось небольшое ЧП, и в этот вечер она вернулась домой. В полной уверенности, что любимая дочуля сопит в своей кроватке, мамаша бухнулась спать, не вытащив ключа из скважины. Она видела уже третий сон, когда в балконную дверь ворвалось чудо, припорошенное снежком, и без зазрения совести почесало через комнату по чистому паласу. Боевая «яжемать» не растерялась и схватила то, что было под рукой.

Если вы спросите — почему у неё под рукой оказалась чугунная сковородка, то я спрошу в ответ — а вы не любите иногда взять с собой еду на просмотр какого-либо сериала, не заморачиваясь перекладыванием в чистую тарелку? Вот и мама Ирки так взяла с собой остатки жареного картофана, чтобы перед сном заморить червячка.

Вот такое вот мэйваку я сотворил, когда неожиданно появился перед потенциальной тещей. Правда, она из разряда потенциальной так и не перешла в разряд реальной, но пару раз при встрече вспоминала тот случай.

Сейчас же я волновался, как бы не обосраться перед родителями девушки, которая мне нравится. Я не думал о её социальном статусе, не думал про возможное будущее, нет. Я был пойман на своих словах и должен за них ответить — и я боялся ударить в грязь лицом.

Малыш Джо столько вчера понарассказывал, что у меня к концу лекции разболелась башка и я попросил Аяку принести сто грамм саке. Дернул их залпом, занюхал роллом и продолжил слушать словоизлияния бывшего сумоиста. Теперь же оставалось надеяться, что я не спутаю ничего из того, что он мне говорил.

Также я узнал, что быть званым в гости — большая честь. Пренебрегать ею означало нанести глубокую обиду приглашающим. И если Кацуми уже сообщила, что я буду, то мне придется быть, если не хочу обидеть семейство Утида.

Обижать мне никого не хотелось, поэтому весь вечер у нас прошел в поисках подарков для отца, матери и самой Кацуми. Да, приходить с пустыми руками не принято, а с бутылкой и цветами… Это считалось не очень приличным. Сэнсэй в конце концов достал из глубин своей комнаты шкатулку, размером с обувную коробку, с искусно вырезанным на крышке драконом. Само по себе это творение претендовало на отличный подарок, но когда он открыл шкатулку, то Шизуки не смогла сдержать аханья.

Шесть синеватых чашек-пиал стояли в два ряда на алом бархате. Они выглядели чуть корявыми, на одной даже был виден отпечаток пальца гончара. В общем, такие у нас считались бы убогими и дешевыми, а тут…

— Тяван мастера Городзоку, — с придыханием сказала Шизуки. — Неужели они сохранились? Норобу, это же те самые тяван, которые…

— Да, они самые. Пришла пора им покинуть мой дом и занять более достойное место. Изаму, это будет самый хороший подарок, какой ты только сможешь сделать семейству Утида.

Киоси тут же потянулся к ним, чтобы посмотреть, но стоило сэнсэю сурово сдвинуть брови, как тануки сразу уселся на место. Пусть мальчишка и перестал ломать вещи, к которым прикасался, но к этим тяван сэнсэй явно испытывал особый пиетет.

— А что в них такого хорошего? Вроде чашки как чашки, — пожал я плечами, осматривая ларец.

Шизуки со свистом втянула воздух. Я понял, что ляпнул что-то не то.

— Чашки, как чашки, — передразнил меня сэнсэй. — Как же ты всё-таки порой бываешь глуп, Изаму. Для семейства Утида это одно из самых ценных приобретений, так как их сделал предок того хинина, что спас мать и отца Кацуми. Для них это в первую очередь выражение почтения и заботы к истории фамилии. Лучшего подарка ты не сыщешь, хоть всю Японию на коленях проползи.

Я поблагодарил тогда учителя глубоким поклоном, а он позвал меня на улицу. Мы вышли с ним под лучи уходящего солнца. Чистый горизонт приобрел оттенок старого тофу, а веселые стрижи росчерками проносились над раскинутой по городу сетью проводов.

— Тень, не стоит благодарить меня раньше времени, — сказал сэнсэй, когда мы с ним уселись в позу лотоса возле каменного сада. — Это не подарок. Это вложение в будущее…

— Какое же вложение? Что ты задумал?

— Сколько камней ты видишь? — спросил сэнсэй, кивнув на сад камней. — Не вздумай дрочить, а то может выйти Шизуки. Ей ни к чему видеть подобный позор…

— Да ладно тебе, сэнсэй, ты же знаешь, что тогда я…

— Сколько ты видишь камней? — перебил меня сэнсэй, не давая закончить свои оправдания.

— Четырнадцать. Тут как ни посмотришь, всегда видишь четырнадцать. Только с крыши дома можно увидеть все пятнадцать, — буркнул я в ответ.

— Всё правильно. Только просветленный может увидеть пятнадцатый камень. Передавая тебе эти тяван, я вижу пятнадцатый камень очень отчетливо. Вижу, что вскоре ты покинешь ряды якудза и заживешь новой жизнью.

— С чего ты это взял? — ошарашено уставился я на него.

— Сузу нашептала. Эта маленькая провидица сказала, что ты завершишь свой крестовый поход и растворишься в высших сферах. Ты будешь здесь, но уже не с нами…

Сузу стала оракулом после потрясения, когда двое якудза из клана Торано-шито привязали её к дереву и собрались бросать топорики. Хотели взять мзду с её отца… Я тогда вмешался и спас всю семью хининов. Отец семейства отплатил мне добром, когда спас от преследования осатаневших от приемов лекарств сыновей аристократов, а я заметил способности Сузу и перевел всю семью под защиту клана Казено-тсубаса-кай. Сузу тогда ещё сказала, что я приму смерть от рук кицунэ, но пока что жив и здоров, а дальше время покажет.

Ведь иногда и самые хорошие гадалки ошибаются…

— Иногда и самые хорошие оракулы ошибаются, — проговорил я.