С тех пор мы не только ни разу не занялись сексом, но у меня такое ощущение, что он стал равнодушным ко мне: он больше не притрагивается ко мне, разве что почти братскими жестами, и остается невосприимчивым к моим попыткам соблазнить его. Может, я ему внезапно разонравилась? Или моя неспособность получить удовольствие отбивает у него всякое желание?
У меня не хватает смелости спросить его, прежде мне надо изучить его, чтобы понять, действительно ли я привлекаю его или это одна из его безжалостных игр, в которых я, как обычно, являюсь просто пешкой. И это странное равнодушие между нами превратилось в нечто вроде молчаливого соперничества, которое я приняла, хотя и не понимаю его смысла.
Единственное, в чем я уверена, – я совсем не устала от него. Я хочу его все больше с каждым днем. И Леонардо словно нарочно провоцирует меня, болтаясь по дому с обнаженным торсом, напоминая Нептуна в бермудах и шлепанцах, с кожей, позолоченной солнцем, встрепанными, пахнущими морем бородой и волосами и этими глазами, которые кажутся бездной. Остров с бесстыдством обнажил всю его сексуальность, и мне постоянно приходится подавлять безудержное инстинктивное желание обнять его, потрогать и овладеть им. Если бы на его месте был другой, я бы так и сделала: я научилась быть очень прямолинейной с мужчинами, брать инициативу на себя, не задумываясь и не мучаясь вопросом, кто сделает первый шаг. Но с ним все не так просто: язык обольщения между нами более сложный, как зашифрованные стратегические послания.
Самое парадоксальное – хотя Леонардо избегает физической близости, в эти дни он стал заботливее обычного. Он готовит мне разнообразные вкусности из плодов этой земли, уделяет мне все свое внимание, как важной гостье. Вчера, например, он вернулся из очередного ежедневного путешествия в поисках кулинарных открытий с подарком для меня. Я этого не ожидала, Леонардо вовсе не тот тип мужчины, который, выходя из дома, возвращается с сюрпризом. Я открыла пакетик из белого шелка, в нем был прекрасный серебряный браслет для щиколотки.
– Его сделал Альфио, местный ремесленник. Мы с ним знакомы с детства, – объяснил Леонардо с удовлетворенной улыбкой, надевая мне браслет на левую щиколотку.
В этот момент я почувствовала, как внутри меня разгорается огонь. А Леонардо погладил меня по щиколотке и нагнулся, чтобы поцеловать изгиб ступни. Я была вне себя: рой горячих мурашек поднялся промеж ног, зажигая меня влажным бесконтрольным желанием. Я думала, что Леонардо продолжит, что этот поцелуй станет прелюдией к чему-то большему, но нет, он отодвинулся, оставив меня в замешательстве и неудовлетворенности. Почему он развлекается тем, что мучает меня подобным образом?
«Не знаю, сколько я еще смогу выдержать», – думаю, снимая пляжное полотенце с вешалки. Затем иду на кухню и готовлю себе свежевыжатый сок из апельсинов и лимонов. Только что сорванные цитрусовые имеют восхитительный вкус. Раньше я всегда относилась к ним с предубеждением, а теперь не могу жить без них.
Вскоре приходит Леонардо, в руках сетка, из которой торчит бесформенная масса иголок и водорослей.
– Только что выловленные морские ежи, – заявляет он, довольный, опуская добычу в мойку.
Я приближаюсь, с любопытством разглядываю его улов.
– Они свежайшие, – продолжает с гордостью, перемешивая их в воде мойки, – мне их дал Гаэтано.
– Тот, который приходил недавно? – я вспоминаю встречу с мужчиной с седеющими волосами до плеч, курчавой бородой и крупными руками, привычными плести рыболовные сети.
– Именно он, – кивает Леонардо с улыбкой, – Гаэтано – сын Нины, он рыбачит с десятилетнего возраста.
– На первый взгляд вид у них совсем не располагающий, – говорю, осматривая ежей с недоверием. Они размером с теннисный мячик и покрыты неисчислимым количеством угрожающих иголок.
Леонардо с удивлением смотрит на меня:
– Ты что, никогда их не пробовала? Не могу поверить!
Качаю головой.
– Но зато как-то один морской еж попробовал меня. В Лигурии[42], мне было лет четырнадцать. Боль была адская!
Леонардо улыбается:
– Сегодня вечером у тебя наверняка создастся гораздо более приятное впечатление о морских ежах.
Это объявление звучит нескромно, как мне кажется.
– Жду не дождусь, – выдавливаю из себя в ответ и чувствую, как его рука скользит по моей спине до парео из шелка и останавливается, не дойдя до ягодиц. Моя кровь бурлит. Боже, я хочу поцеловать его, прямо сейчас. И хочу сделать с ним все остальное.
Но Леонардо сразу же отодвигается и начинает очищать апельсин.
– Тебе очень идет браслет на щиколотке, – замечает он, как ни в чем не бывало, – но лучше бы надеть его на правую ногу.
– Ты что, издеваешься?
Моя правая нога по-прежнему затянута перевязкой.
– Я имел в виду, когда поправишься.
– И почему на правой?
– Носить браслет на правой щиколотке – знак верности любимому человеку, – объясняет насмешливым тоном.
К чему это он? Приподнимаю вопросительно бровь:
– Ты что-то пытаешься мне сказать?
– Я думал и так понятно, что с этого момента ты моя и больше ничья, – говорит Леонардо совершенно естественно и забрасывает в рот дольку апельсина. Он так устроен: всегда произносит самые важные слова – те, что все меняют, – так, словно они ничего не значат. Неожиданно делает ход конем, а я каждый раз чувствую себя оглушенной, но стараюсь сохранять отрешенный вид.
– Ну, значит, и ты только мой и ничей больше, – забрасываю удочку и, скрестив руки на груди, пытаюсь изобразить ту же непринужденность.
Пухлые губы Леонардо складываются в улыбку, он по-прежнему жует апельсин. Боже, это уже слишком: чувствую внезапное желание укусить их. Не знаю, смогу ли я удержаться. Делаю шаг к нему, но он снова отодвигается, поворачиваясь к мойке. Оставляя меня, как дуру, смотреть на его спину и спрашивать саму себя, что мне с этим делать.
Ну хватит, наступил момент действовать. Начинаю маневр соблазнения – прислоняюсь спиной к столу, упираясь руками в край:
– А ты мне не поправишь застежку на браслете? У меня не получается… – говорю самым сексуальным тоном, на который только способна.
Леонардо поворачивается ко мне и приближается. Я приподнимаю ступню, касаясь его бедра, и он берет ее руками. Затем быстрым точным жестом стягивает застежку браслета на щиколотке:
– Ну вот, все в порядке, – говорит мягким уверенным голосом.
Похоже, он усмехается? Его дыхание еще ласкает мою лодыжку. Ну же, почему ты меня не поцелуешь? Я снова хочу почувствовать твой язык…
Леонардо обращает ко мне взгляд, полный обещаний, но в следующий момент отпускает мою ступню, заботливо ставя ее на землю.
– Пойдем прогуляемся по пляжу, – предлагает, потирая подбородок.
Вот черт, этот жест будто обжигает меня. Почему бы нам не пойти в спальню и не заняться любовью? Но ни одно из этих слов не сорвется с моих губ.
– Хорошо, – отвечаю вместо этого с натянутой улыбкой. Беру сумку и с раздражением забрасываю ее на плечо. – Пойдем!
Пляж Спьяджа Лунга[43] прекрасен. Вероятно, он самый красивый на острове: ковер из блестящих черных камушков у прозрачного синего моря. Сегодня утром здесь почти никого нет, кроме компании молодежи да пары нудистов, укрывшейся в отдалении.
Я уже, хоть и с трудом могу ходить без костылей. Конечно, двигаюсь я очень медленно и, преодолев сто метров, останавливаюсь отдохнуть, но все же делаю значительные успехи. Возможно, благодаря климату или энергии этих мест, или благодаря Леонардо, но с каждым днем мое состояние улучшается.
Черный песок выделяет потрясающее тепло, и, соприкасаясь с этими камушками, разогретыми солнцем, я почти не чувствую боли в ноге. Леонардо ныряет в море. Затем, поплавав некоторое время, возвращается и растягивается рядом со мной, загадочный и красивый, как древний грек. Мокрая кожа, взъерошенные волосы, рука, рассеянно пробегающая по темным камням. Каждая деталь вызывает во мне трепет.
