Потом ей пришло в голову, что Ферми и Гана грубо трогать нельзя: слишком значимые величины в мире физики. Если они, к примеру, скоропостижно скончаются, то на оставленную ими тему бросится туча последователей, резонно полагающих, что столь известные люди ерундой не интересовались бы. Единственный вариант – содействовать тому, чтобы они занялись чем-то другим, более важным для их страны в столь неспокойное время. А к урану смогут вернуться попозже. Или нет.

Эти сведения нужно было срочно передать в Москву. Написав письмо, Стрельцова на ближайшей станции отправила его заказным по московскому адресу инспекции с труднопроизносимым названием. Адрес ей дал Артузов перед самым отъездом. В письме Оля особо подчеркнула, что вся дальнейшая история Манхэттенского проекта после этого вмешательства пойдет по-другому, а любое подозрение в интересе чужих спецслужб к ученым, изучающим уран, может иметь непредсказуемые последствия.

Естественно, прочитав это письмо, никто бы не понял, о чем в нем действительно идет речь. Перед отъездом ей дали выучить словарь ключевых слов и их «синонимов» для переписки. На всякий случай.

Радостная от хорошо исполненного дела, которое давно не давало покоя, Оля возвращалась к себе в купе, прикидывая, успеет ли прийти письмо в Москву до ее приезда в конечный пункт. Встретившийся по дороге член комиссии обрадовал известием, что ее разыскивает Мехлис.

мелькнули в голове чьи-то слова.

– Товарищ лейтенант, что это за представление вы сегодня устроили в ресторане?

– Улучшала обслуживание советских граждан в вагоне-ресторане, товарищ армейский комиссар второго ранга! – звонко отрапортовала Оля.

– Мне не нравится ваше поведение, товарищ лейтенант. Еще одна такая выходка, и вы будете отчислены из комиссии. Я надеюсь, у нас с вами последний разговор на эту тему!

– Так точно, товарищ армейский комиссар второго ранга! Больше такого не повторится.

– Очень на это надеюсь, – ядовито заметил Мехлис. – Можете быть свободны. О вашем поведении я обязательно сообщу начальству.

– Слушаюсь, товарищ армейский комиссар второго ранга!

После этого Оля практически из купе не выходила, проводила все время за книгами или своей тетрадкой. Записывать было что. Иногда они спорили с Ватутиным по поводу правильной организации укрепрайонов, размещения дотов и дзотов, организации засад и ловушек. Особо Оля не усердствовала, поскольку все свои мысли по этому поводу она уже давно отправила Карбышеву, руководителю проекта укрепления западной границы стационарными оборонными сооружениями. Более того, она даже видела подготовленный им проект строительных работ и написала вождю свои замечания.

Иногда они играли с Ватутиным в шахматы, и Оля постоянно объясняла полковнику, что атака на короля противника имеет смысл, только если ты позаботился о прочной обороне своей позиции. Это не очень помогало, Ватутин оставался приверженцем атакующего стиля, хотя уровень его игры рос на глазах.

На перроне их встречала внушительная делегация из представителей РККА и местного отделения НКВД. Как выяснила Оля, начальником Дальневосточного отдела НКВД в настоящий момент являлся Люшков Г. С., сменивший на этом посту Дерибаса Т. Д., отбывающего в настоящее время пять лет лагерей. Догадаться, чьими стараниями он туда попал, было нетрудно. Фамилия Люшков замкнула на себя часть нейронов ее мозга, и она отчетливо поняла, какие события могут вскорости произойти. «Еще одну загадку разгадывай, как себя поведет этот кадр в нынешних условиях. С одной стороны, стреляют сейчас меньше. Наглядный пример Дерибас. Не смог его под статью упечь, посадил на пять лет. Скорее всего, и его это ждет в ближайшем будущем. С другой стороны, сотрудников НКВД, а особенно высокопоставленных сотрудников, стреляют достаточно часто, и Дерибас, скорее, исключение из правила. Так что вполне возможен вариант с попыткой перехода границы. Предавший один раз – всегда предатель. Надо срочно позвонить Артузову, узнать, прочитал ли он мое послание, и рассказать, что я знаю о товарище Люшкове. Пусть у начальства голова болит». План на ближайшие несколько часов был понятен, и Оля поехала со всеми устраиваться в местную гостиницу.

На центральном почтамте было людно, у многих после рабочего дня появилось желание позвонить на Большую землю, которая как раз проснулась и начала новый трудовой день.

– Захарова, кабина номер семь, говорите. Повторяю, Захарова, кабина номер семь, – высоким, противным голосом объявила дежурный оператор.

«Специально ведь тренируется, дура. В быту послушаешь – нормальный голос, а тут как железом по стеклу тянет. Надо и ее вредительством попугать, ха, ха, ха. Не смешно».

– Алло, здравствуйте, позовите Анатолия Степановича к телефону.

– А кто его спрашивает?

– Захарова, из Хабаровска звоню.

– Одну минутку подождите, сейчас позову. – В трубке что-то щелкнуло, знакомый голос Артузова приветствовал ее:

– Здравствуйте, Татьяна, как добрались?

– Все нормально, Анатолий Степанович. Письмо мое получили?

– Вчера пришло. Очень вы нас порадовали, не забываете про стариков, нашли время черкнуть пару строк. Давно пора было, – ядовито добавило начальство. – Времени-то у нас в обрез осталось.

– Два года – не два месяца, Анатолий Степанович, а могло ведь и так получиться или еще хуже. Но я звоню по другому вопросу. Встретился мне тут товарищ один. Ответственный товарищ. Оказалось, много я про него знаю интересного. Очень может такое произойти, Анатолий Степанович, что этот товарищ в ближайшее время рванет к тете.

– К тете? – недоуменно переспросил Артузов, не понимая, о чем идет речь.

– К тете, она тут недалеко, совсем рядом расположилась, карга узкоглазая. И бумаги важные с собой прихватит. Очень нехорошо может получиться. Записывайте: Любимов, Шкуро, Коровин, Врублев. – Через десяток секунд догадливый Артузов наконец-то понял, о чем идет речь.

– Насколько это точно?

– Когда рванет, тогда станет совсем точно, а пока очень даже вероятно.

– Хорошо, перезвоните мне завтра в это же время. И вот еще что. Держите себя в руках, Татьяна Ивановна, а то обратно поедете. Пока о ваших художествах знаю только я, но, надеюсь, вы не настолько наивны, чтобы думать, что это надолго.

– Я вам так скажу, Анатолий Степанович: «Не пренебрегайте мелочами, ибо от них зависит совершенство, а совершенство – это не мелочь!» [15]

– Я передам ваши слова, – холодно прокомментировал Артузов ее эмоциональное выступление, – но вам лучше прислушаться к тому, что я сказал.

– Прислушаюсь, куда ж я денусь, – пробурчала Оля. «Даже спасибо не сказал за мое письмо, сухарь, а мог бы медалью «За доблестный труд» наградить», подумала она обиженно.

– Вот и ладненько. Жду завтра вашего звонка.

– Так вы считаете, что это достоверные данные?

– Так точно, товарищ Сталин. Нам была известна только группа под руководством Ферми, занимающаяся бомбардировкой урана. Они уже открыли несколько новых изотопов.

– Что это значит и насколько это опасно?

– Изотопом, товарищ Сталин, называется тот же элемент, но имеющий другой атомный вес. Это нам ничем не угрожает. А вот сообщение Ольги о том, что Отто Ган собрал группу и начал проводить похожие опыты, было для нас полной неожиданностью, как и ее информация, что именно эта группа через два года добьется успеха. Мое мнение – нужно приступать к внедрению агентуры и планированию операции.

– Какие действия вы собираетесь предпринимать?

– Пока никаких. Только сбор и анализ информации. Дальше попробуем, влияя на руководство, изменить тему работ, прекратить финансирование этих проектов и добиться финансирования исследований с другой тематикой. Физическое устранение названных Ольгой персон, с нашей точки зрения, может навредить. Поскольку финансирование проекта не прекращено, придут другие люди, а череда несчастных случаев только привлечет внимание соответствующих органов. Вот тогда мы можем получить большие неприятности.