Я раскрыла рот.

– Ты еще не знаешь наших обычаев, но тебя это не оправдывает.

– Я извинилась, черт побери. Я могу извиниться и перед ними, если нужно.

– Этого мало. Слова легко забываются. Серьезные проступки должны быть наказаны. Знаешь, мне кажется, что ты жила там, где все проще, – говорил он медленно и с видимым трудом. – Ты не привыкла к тому, что любая ошибка может погубить не одну жизнь. Ты не привыкла никому подчиняться, а это бывает необходимо. Я вижу, ты не привыкла, чтобы мужчина указывал тебе, что делать. Но ты должна подчиняться ради нашей безопасности. Я обязан показать тебе, что ты отвечаешь за свои проступки. Давай не будем больше спорить, иначе тебе действительно достанется.

Он двинулся ко мне с решительным видом, по дороге снимая тяжеленный кожаный ремень. Я решила не сдаваться живой. Впрочем, было очевидно, что он сильнее. Он сосредоточенно и бесшумно охотился на меня и все-таки поймал, но я успела глубоко поцарапать его физиономию, ударить его коленом в пах и укусить за палец. Железная рука прижала меня к постели и – о Боже! – широкий ремень таки опустился на мою несчастную задницу.

– Садист! Ненавижу! – кричала я во время экзекуции. – Фашист недобитый! Пещерный человек! Про клятый мачо!!

Я сильно разозлила его, и мне действительно досталось. Но расплакалась я не от боли, а от шока. В жизни никто не поднимал на меня руку, и вот за последние два месяца я только и делаю, что спасаюсь от многочисленных насильников, получаю удары и вот теперь, в довершение всего, меня еще и выпороли как провинившегося школьника в прошлом – нет, в позапрошлом веке. Я чувствовала себя униженной и растоптанной. И это сделал единственный человек, которому я могла доверять в этом омерзительном восемнадцатом веке!

Если бы я могла хлопнуть дверью и уйти, я бы именно так и сделала. К сожалению, в лесу не ходят такси и мне некуда было ехать. Поэтому я просто завернулась в одеяло, улеглась лицом к стене и перестала замечать Джейми. Он вышел из комнаты, не говоря ни слова. Позже, когда я потушила свечу, он вернулся. Повздыхал, попереминался с ноги на ногу и улегся на голом полу. Так тебе и надо, сволочь, думала я, помучайся и ты тоже. Мы еще долго притворялись спящими, хотя каждый прекрасно знал, что другой не спит. Не знаю, о чем думал он, но я проклинала все на свете, изредка ощупывая пострадавшую часть тела. Она ныла и чесалась.

Джеими встал раньше меня. Когда я проснулась, он уже был одет и собирался уходить. Я открыла глаза и злобно уставилась на него из-под одеяла, не говоря ни слова.

– Вот увидишь, тебе же легче будет. Над тобой, конечно, немного посмеются, но все будет забыто, – сказал он, мило улыбнувшись, и вышел. Я швырнула ему вслед тяжелый чугунный подсвечник.

Я завтракала в гордом одиночестве, причем стоя.

– Эй, девушка, может, посидишь с нами? – гостеприимно позвал меня Нед, завтракавший в компании ухмыляющегося Муртага.

– Спасибо, я постою, – гордо ответила я, и все, кто слышал этот диалог, захохотали.

Спустился Дугал, осмотрел сборище и сказал, обращаясь к Джейми, но так, чтобы слышали все:

– По-моему, ты перестарался, парень. Совсем не надо было избивать ее до полусмерти. Она кричала на всю округу, как будто ее режут.

Джейми покраснел и ничего не ответил. Я вышла на улицу, мечтая немедленно провалиться сквозь землю.

В одном он оказался прав, черт бы его побрал. Никто больше не вспоминал о вчерашнем происшествии, и ко мне снова относились как прежде. Даже проявляли некоторую галантность, догадываясь, что мне не слишком приятно ехать верхом. Муртаг, подмигнув, подложил на мое седло меховую накидку. Я была ему очень признательна. То и дело под разными предлогами мы останавливались, и я могла ненадолго слезть с седла и отдохнуть. Все же путешествие было настоящей пыткой. Я стискивала зубы и думала: черта с два я попрошу вас остановиться, не дождетесь.

Я пыталась испепелить взглядом спину Джейми, но у меня ничего не получалось. Его спина, как всегда, излучала невозмутимое спокойствие. Постепенно успокаиваясь, я думала о том, что он сказал мне вчера: «Ты жила там, где все проще». Действительно, он был прав. В моей прежней жизни не было такого ежедневного риска. Моей целью никогда не было выживание, меня беспокоили только условия жизни, комфорт и благополучие. Мир, в который я случайно попала, был жесток. Люди здесь непрерывно боролись за свое существование. Боролись с суровой природой, с болезнями, от которых не было лекарств, с бесчисленными врагами… И все здесь зависело только от тебя. Если ты сильный и хитрый – ты выживешь, если слабый и неосторожный – пропадешь. В моей прежней жизни не было непоправимых ошибок. Поступила не в тот институт – попробуй еще раз. Вышла замуж не за того – разведись. Не нравится работа – поменяй. Нежеланная беременность – не надо топиться, как бедная Лиза, можно сделать аборт. А здесь каждый шаг мог спасти или погубить чью-то жизнь. Меня уже сто раз могли изнасиловать, избить, пристрелить, зарезать или отправить в Толбот…

Я раньше не задумывалась о том, что цивилизация двадцатого века сделала человеческую жизнь безопасной, практически стерильной. И вот я столкнулась совсем с другой, грубой и жестокой жизнью, которую до сих пор не принимаю всерьез. Я все еще не могу до конца поверить, что я действительно здесь и что это не военно-историческая игра. Все это слишком похоже на романы Вальтера Скотта, но тем не менее мечи и пистолеты у них настоящие. Скорее бы вернуться домой…

Все эти мысли только усиливали мои физические мучения. Наконец я остановила лошадь и принялась внимательно осматривать подкову, как будто бы с ней что-то было не в порядке. Джейми сказал что-то Дугалу, тот кивнул, и процессия всадников и нагруженных повозок медленно удалилась, оставив нас вдвоем.

– Мы можем пройтись пешком, – сказал он. – Дугал будет ждать нас вечером в Лаг-Круме.

– Угу, – сказала я, с наслаждением потягиваясь и не глядя на него.

– Тебя никогда не наказывали в детстве? – спросил он через некоторое время.

– Конечно нет! – ответила я с возмущением, хотя вовсе не собиралась с ним разговаривать. – И мои родители, и дядя Сэм считали, что детей нельзя наказывать. Им нужно объяснять, как взрослым, что они сделали неправильно.

– Я так и думал. Вот почему у тебя такой характер.

– Тебе что-то не нравится в моем характере? И что же, скажи, пожалуйста? – спросила я угрожающе.

– Придется долго перечислять, – засмеялся он. – Как-нибудь в другой раз.

– Кровожадная свинья! – сказала я ему и отвернулась.

– Мой отец, – начал он задумчиво, – лупил ремнем меня с восьми лет. Иногда за серьезные проступки, иногда за всякие мелочи, вроде того, что я съел все ягоды из пирожных, а сами пирожные оставил. Однажды мне досталось за то, что я оседлал корову и ездил на ней верхом. Она еще несколько дней не давала молока. Потом я случайно забыл запереть ворота конюшни, потом я потерял учебники – специально…

Я засмеялась против своей воли. Мое настроение немного улучшилось.

– Когда отец впервые выпорол меня, он сказал: «Я делаю это в первый, но не в последний раз. Мне придется наказывать тебя до тех пор, пока ты не станешь человеком. Твоя задница будет расплачиваться за все глупости, которые придут в твою голову. И запомни: я буду наказывать тебя не для собственного удовольствия, а для твоей пользы. А теперь иди к маме, и пусть она тебя пожалеет. Я знаю, что тебе это не нужно, но это нужно ей». Я вытер слезы и спросил его: «А сегодня ты сделал это не для собственного удовольствия?» Он ответил, что нет. И тогда я сказал: «Да уж, мне тоже совсем не понравилось».

– Ты ни разу не спорил с отцом? Ты же упрямый как баран!

– Конечно, я спорил с ним. И в результате мне доставалось еще больше, потому что я ухитрялся его разозлить, доказывая, что меня не нужно наказывать. Однажды я сказал ему, что порка – это варварский устаревший обычай. Он посмотрел на меня, как будто в первый раз меня видит, и предложил выбрать, что мне больше понравится: быть выпоротым или остаться без ужина. Он очень хорошо знал меня. Конечно, я выбрал порку.