Вот и эти бандиты просто опешили от изумления. Тот факт, что их бывший товарищ мертв, самым поразительным образом повлиял на их реакцию.
Они выставили часового, пока остальные спали, и он, должно быть, наизнанку вывернулся, когда мой слуга выступил из темноты к их костру. Он подпрыгнул и замер, как будто задумавшись над тем, что видели его глаза. Но призрак не растворился в ночном небе, и мозг его окончательно проснулся. Он издал такой вопль, что от него встрепенулась вся долина. Остальными вскочили с мест и, не понимая еще что к чему, приготовились к драке. Мой слуга стоял среди них и я отлично повеселился, наблюдая за идиотами, когда они наконец-то обнаружили его присутствие.
Их первоначальное удивление сменилось отвращением, которое люди питают к мертвецам, особенно тем, которых оживили колдовством. Отреагировали они очень бурно, пустили в ход мечи и ножи. Их мишень шевелилась не так уж живо, но то, что безоружный призрак сделал с ними, было просто потрясающим. Он одним ударом снес голову первому напавшему на него, другому сломал руку. Разбойники стали осмотрительнее, но их обуял страх – верный признак, что они проиграли сражение.
Часовой не принимал участия в схватке. Я понял, что он намеревался рискнуть, предпочитая ужасы ночного леса этой угрозе. Он пятился к поляне, на в последнюю минуту я сбил его с ног и, размахнувшись, шмякнул о толстый ствол дерева.
Задав бандитам перцу, мой слуга почти исчерпал свои возможности. Из двух оставшихся бандитов один был то ли в отключке, то ли тяжело ранен и не в силах двигаться, а второй явно собирался дать деру, хотя и продолжал атаковать своего бывшего дружка. Он отрубил ему руку по плечо и остолбенел, увидев, что она ползет за ним вдогонку. Это перепугало его больше всего на свете.
Я мог бы еще долго развлекаться, глядя на его судорожные попытки убежать от нее, но ночь близилась к концу. Я отозвал волшебство, оживившее труп, и он опрокинулся на спину, погрузившись в свое обычное состояние неподвижности. Я шагнул вперед и временно дал заснуть единственному дееспособному разбойнику.
Позже, когда они пришли в себя, связанные по рукам и ногам и целиком в моей власти, я стоял над ними как верховный судья. И я проследил, чтобы они по полной программе ответили за все причиненные ими несчастья. В другие времена им бы грозило острое лезвие меча – обычное наказание для воров. Но как вершитель судеб на моей собственной земле я мог, когда и где нужно, вносить изменения в существующие порядки. Кроме того, я считал, что эти отбросы общества недостойны благородной смерти от меча. Поэтому я приподнял первого бьющегося в истерике бандита и с наслаждение разорвал ему горло.
И напился.
Его кровь с восхитительным привкусом страха и моей радости огненным смерчем промчались по моему телу, обдав его жаром, как горячая ярость сражения.
Когда я покончил с одним, я принялся за второго. Он визжал и вырывался, но я крепко держал его, пока в нем не осталось ни капли.
Не надо ограничивать себя, не надо стараться не убить. Сегодня я утолю свою жажду, добавив к своей мощи их силу.
Через какое-то время после пиршества я взялся за другую работу, испытывая незнакомое удовольствие от того, что раньше я бы поручил выполнять младшим чинам моей армии.
Я разыскал похищенное золото вместе с другим добром: эта банда, видимо, уже давно промышляла на дорогах. Я разбросал монеты рядом с покойниками, предоставив каким бы там ни было мусорщикам самим разобраться с ними.
Что касается денег, такое обращение могло показаться кому-то расточительным. Я потратил столько усилий, чтобы вернуть налоги Иммола, что, должно быть, создалось впечатление, что я позарез в них нуждался. Но это не так. Плевать я хотел на их жалкие гроши. Меня возмущало, что кто-то так бесстрашно посмел взять их, презрев мои приказы. Я лишился армии, которой командовал, но я-то по-прежнему здесь. И я сохраню законы, которые мы установили на этой земле. Я – и правитель и судья. И я не потерплю никаких вторжений со стороны и надругательства над порядком и законностью.
Эти воры, уже обезглавленные (их головы торчали на длинных деревянных шестах, подальше от волчьих зубов), послужат хорошим уроком всем, кто вдруг надумает заняться их ремеслом. Я проковырял в песке около дороги небольшие ямки и воткнул в них палки, затем на кожаной куртке, снятой с одного из бандитов, начертал кровью вместо чернил мое предупреждение. Очень скоро местный бургомистр получит соответствующие инструкции и установит здесь что-нибудь более долговечное, а пока сойдет и это.
Я повесил разбойничью одежку на перекладину между палками. На ней было написано:
«Воры, берегитесь! Я, Страд, иду за вами по земле».
Подойдя к берегу Ивлис, я смыл запах своей работы с лица и рук. Я вел себя осторожно, чтобы не упасть в смертоносный поток (из книг по черной магии я узнал, что вода перестала быть моим другом и могла нанести только вред, если я буду настолько глуп, что погружусь в нее по самое сердце). Я закончил омовение и взмыл ввысь, торопясь обратно в замок.
По пути домой Дагмар, возможно, будет здесь проезжать и содрогнется. А может быть и нет. Они познакомилась с моими стражниками во дворце, а смотреть на них куда страшнее, чем на эти безобидные останки. У нее был сильный характер.
Так как, когда мы распрощались, я пошел вниз по дороге, мне показалось разумным вернуться тем же путем на случай, если она подглядывала за мной. Но мне нечего было опасаться; дверь домика была заперта. Я приложил к ней ухо и услышал ровное дыхание крепко спящей женщины.
Ее пони – проклятое животное – опять учуял меня и его пыхтение и стук копыт разбудили ее. До меня донесся глухой тревожный вздох, затем шорох, когда она поднялась и подошла к двери. Я подумал о неком театральном представлении, когда актеры, разделенные перегородкой, непроизвольно повторяют движения друг друга.
Она приоткрыла дверь, в руке у нее блеснул нож. Женщина обладала не только мужеством, но и строптивым нравом.
– Повелитель побывал в какой-то переделке? – спросила она, убирая нож. Луна катилась к горизонту, но еще довольно высоко стояла в небе, и при ее свете Дагмар могла меня разглядеть. Моя одежда не была такой же чистой и аккуратной, как когда мы расстались. – Не совсем так. Я разыскал разбойников, отомстил за твоих братьев и забрал деньги Иммола.
– Так быстро? Но они были за сотни миль к востоку.
Я неопределенно пожал плечами.
– У меня свои дороги.
– Колдовство?
– Можно и так сказать.
Она хотела перекреститься, но на этот раз сдержала себя. Еще чуть-чуть и она бы рассмеялась. Жаль. Мне бы хотелось посмотреть на ее улыбку.
– Спасибо, повелитель. Все жители Иммола благодарят тебя.
– Всегда пожалуйста.
И в этот момент она наконец-то улыбнулась и не разочаровала меня. Как я и подозревал, ее улыбка была просто очаровательной.
– Слухи, которые ходят о моем повелителе, оказались правдой, – добавила она.
Я сощурился.
– Какие слухи? Деревенские сплетницы насчет меня особо не церемонились.
– О том, что вы храбрый защитник всех, кто попал в беду.
Да, возможно. Был им. Давным-давно. Ее лесть была чуть-чуть излишне заметной, но не чрезмерной. Однако тщеславие тут было не при чем. Я осознал, что определенно нравился Дагмар, иначе бы она попросила не мешать ей спать. Но когда я ей это предложил, она ответила, что сейчас меньше всего думала о сне.
«Так, так, – пронеслось у меня в голове. – Невзирая на разные истории, которые она, несомненно, слышала, и двуногих чудовищ, которых она видела собственными глазами, она не желала просто так попрощаться со мной. Женщины всегда поражали меня своей уникальной способностью не замечать недостатком мужчины, если только они находили его привлекательным. С другой стороны, и мужчины страдали от той же болезни. Но в случае Дагмар недостатков просто не было».
– Ты носишь траур, – заметил я. – По кому?