Кожа перчаток была неприятно прохладной и гладкой. Одна рука легла на горло, слегка сжала гортань, напоминая о его полной и абсолютной власти. Одетый в черную кожу палец очертил контур приоткрытых влажных губ. Наама тяжело дышала, ощущая, как по телу прокатываются колкие искры страха и возбуждения. Каменный пол холодил колени, волосы разметались по плечам и прилипли к шее, но она не двигалась, демонстрируя полную покорность его воле.

— Встань!

Демоница поднялась, стараясь сделать это как можно грациознее, изящнее. Вскинула взгляд, и поняла, что все ещё не в силах разглядеть лица мужчины рядом. Видела каждую выступающую венку на члене, каждый волосок на мощных руках и мускулистой груди, а лицо терялось, ускользало.

Наама потупилась. Это правильно. Рабыня не должна смотреть в лицо господину.

— Расставь ноги, руки за голову!

Она послушалась и встала — открытая, беззащитная, предлагающая себя так покорно и бесстыдно. Грудь приподнялась, затвердевшие от холода и возбуждения соски торчали двумя аппетитными темно-розовыми ягодами. Руки в черных перчатках снова легли на грудь, чтобы стиснуть соблазнительные полушария. Черные блестящие пальцы на бледной коже казались двумя пятнами чернильной тьмы.

Он щипал и выкручивал соски, наслаждаясь ее жалобными стонами, гримасой боли и похоти. Потом спустился ниже. Погладил беззащитный живот, накрыл гладко выбритую промежность.

— Шире! — приказ ударил по ушам. Наама всхлипнула от страха прогневать хозяина и расставила ноги ещё немного. Палец в черной коже скользнул меж сомкнутых влажных створок, приласкал мимоходом самую чувствительную точку ее тела и вонзился внутрь.

— Ах-х-х! — сорвалось с ее губ.

Но удовольствие не было долгим. Почти сразу же пальцы хозяина покинули ее тело, заставив застонать от разочарования. Мужчина дернул за ошейник и повлек ее за собой. Наама шла, бездумно переставляя босые ноги по каменному полу. Окружающая обстановка также тонула в тумане, была неразличима и неважна, как и лицо Хозяина.

На мгновение демоница словно выпала из сладостного транса, в котором пребывала и вскинула голову, чтобы оглядеться.

Где она? Как здесь оказалась?

В этих мыслях было что-то неуместное, спорящее со всем происходящим.

Из тумана выплыл стул, больше похожий на деревянный трон. Господин сел на него и грубо дернул Нааму на себя, вынуждая лечь животом поперек отполированного деревянного подлокотника.

— Расставь ноги.

Она послушалась и даже чуть прогнулась в пояснице, чтобы ягодицы соблазнительно округлились. Влажная, доступная, полностью открытая для ласки и проникновения.

— Непослушная девчонка.

Ладонь с размаху опустилась аппетитное полушарие, родив во всем теле обжигающую боль, смешанную с не менее обжигающим желанием.

— Да! — всхлипнула она. — Еще!

Удар.

— Еще! Пожалуйста, еще, — умоляюще выкрикнула Наама.

И проснулась.

Она лежала, взмокнув от пота на своей лежанке в охотничьем домике. В крохотное оконце заглядывала почти полная луна, пахло грибами и отваром из земляничных листьев.

А по телу пробегала дрожь. Грудь болела так, словно ее и вправду долго щипал и мял мужчина, низ живота сводило судорогой от желания, и невероятно, просто нестерпимо хотелось отдаться, ощутить в себе огромный и твердый член.

Наама вцепилась зубами в край плешивой медвежьей шкуры, служившей ей подстилкой, чтобы не разрыдаться. Она никогда в жизни не испытывала подобного, но достаточно слышала об особенностях детородного цикла у демонов, чтобы понять, что с ней происходит.

У нее начался гон.

Гон. Бомба отложенного действия, встроенная самой природой в ее тело. Предохранительный механизм, позволивший демонам выжить, несмотря на силу и лютую гордыню, свойственную каждому из них с рождения. Унизительное состояние течной сучки, когда все прочее кроме секса теряет смысл. Созревшее для деторождения тело сходит с ума в желании забеременеть и понести, и вот уже гордая дочь самой могущественной в мире расы готова отдаться любому встречному вне зависимости от его внешности и статуса.

Вид демониц в охоте сводил мужчин с ума, заставляя биться насмерть за право оплодотворить самку. Какие кровавые бои устраивались в свое время ради обладания женским телом, сколько жизней уничтожалось в попытках зачать еще одну…

Благослови Богиня того мудреца, что изобрел блокаторы, позволяющие женщинам самим решать, когда и от кого они желают рожать детей. Достаточно было отменить блокаторы и подождать пару месяцев, пока последние следы сдерживающих чар покинут организм, как наступал гон. Обычно пары, решившие зачать ребенка, уезжали для этого в уединенный домик. Несколько недель безудержного сумасшедшего секса всегда давали счастливые плоды.

Наама принимала блокаторы с двенадцати лет. И в заключении в императорской тюрьме — они по умолчанию полагались всем преступницам знатного происхождения. И позже, в доме Андроса.

Но с последнего раза прошло уже больше полутора месяцев, а взять в лесу заветные таблетки было негде. Да и не ждала она угрозы с этой стороны. Слишком была занята выживанием.

Раньше, до того, как изобрели блокирующие чары, гон облегчали отваром из трав. Каких? Каких-то. Смесь сушеных и свежих. Заварить, настаивать. Строчки рецепта вспыхивали и гасли в памяти, мешались с другими, путались. Распаленное желанием тело не давало сосредоточиться, уводило мысли совсем в иную сторону.

Как давно у нее не было мужчины? Почти полтора месяца. Богиня, как долго!

Наама застонала глубоко и томно, чуть прогнувшись на плешивой медвежьей шкуре. Согнула в коленях и широко расставила ноги, словно предлагая себя для соития. Разум терялся в море похоти и охватившего тело огня.

Это только начало. Завтра-послезавтра гон войдет в полную силу. Тогда ей станет очень плохо. Никакое ожесточенное самоудовлетворение не сможет прогнать этого голода.

Уходить из пусть ненадежного, но убежища в таком состоянии — безумие. Придется подождать. Затаиться, перетерпеть, молясь, чтобы мальчишка сдержал клятву и не разболтал о своей встрече со страшной незнакомкой.

Месяц если повезет. Три, если нет. Потом придет облегчение и проклятый гон оставит ее на годы.

Плохо… как все плохо, как скверно. Но ничего. Есть запасы еды, убежище. Хуже было бы, застань гон ее в дороге.

Наама снова выгнулась и ущипнула себя за грудь в попытке унять неестественный голод по мужчине. Перед глазами вставали непристойные и соблазнительные картины. В полубреду она ласкала себя, двигала бедрами и умоляла воображаемого любовника прийти, взять ее.

Лицо мужчины, созданного ее обезумевшем от вожделения воображением, терялось в тумане. А еще у него были руки, член и голос Андроса ди Небироса.

— Это правда? — на осунувшемся исступленном лице главы клана ди Небирос появилось непередаваемое выражение. Словно он одновременно до боли хотел и боялся поверить в услышанное.

— Осведомитель утверждает, что да. Мы проверили по реестру — в этом регионе действительно находится дом. Раньше принадлежал леснику, позже был выкуплен командой «Огненных выдр».

— Кто такие? — при упоминании людей или нелюдей, укрывающих Нааму, пальцы сами собой сжались в кулаки.

— Оборотни. Занимаются отловом душ хтонических тварей в ближайших горах. Специализируются на василисках, поэтому летом дом пустует.

— Вот как… — кулаки разжимались медленно, неохотно.

Андрос устремил налитые кровью глаза на маленькую точку на карте, обведенную черным маркером. Где-то там прячется женщина, которой он дышал, которую любил, ненавидел и желал до остановки сердца, до стремления вскрыть себе вены, чтобы выпустить из себя — своего тела, своих мыслей — проклятую черноволосую суку.

Она снова обманула его. А он опять повелся. Как мальчишка. Поверил, что с ней можно по-другому, по — хорошему.

И стоило расслабиться, как снова получил предательский удар.