– Тебе бы психологом семейным работать, – буркнул я. – Только теперь Штаубе меня в покое не оставит. Он понял, что из меня можно лепить все, что захочешь. Сегодня я по его приказу одного зарубил, завтра он меня позовет сотню пленных зарезать. Он так и сказал: «У меня будут для вас кое-какие приятные поручения».

– Тут я тебе ничем не могу помочь. Выбор за тобой.

– Ну, спасибо тебе. Утешил.

– Я тебе еще раз говорю – ты как был мне другом, так и остался. Я тебя понимаю и не осуждаю. Только кисель варить сейчас не надо, не время. Выбраться нам отсюда нужно, а там будем судить да рядить, кто героем был, а кто нет.

– Тога, помолчи, не трави душу.

– Нет, ты уж послушай. Ты вот почему сейчас на дерьмо исходишь? Считаешь, что поступил недостойно. Струсил, лишил человека жизни. Возможно, что и так. Но давай попробуем порассуждать. Ты мог спасти этого парня? Нет, он был обречен. Вот ты бы отказался, послал бы этого Штаубе куда подальше. Тебя бы убили, и его тоже. И не стало бы в мире двух порядочных людей. А козлы бы дальше свои дела творили. Зато теперь ты сможешь отомстить нацикам. Тому же Штаубе. За себя и за этого Ивана. Можешь? Конечно. И всему их сраному Рейху. Только надо пути для этого найти. Может, нам повезет, и мы найдем способ переиграть эту реальность. Ты же переиграл ситуацию с индийским программистом? А ведь тоже людей убивал ради этого.

– Я убивал террористов. Это немножко разные вещи.

– Хорошо, Вот скажи мне, Суворов был хороший полководец, или нет?

– Допустим, хороший. Что дальше?

– Чтобы победить, он посылал людей в бой. Тех самых солдат, с которыми, как говорит история, из одного котла ел. И люди гибли в бою. Не думаю, что после каждого сражения он сидел и себя пятками в грудь колотил – ах, я плохой, ах, я столько людей на тот свет отправил! Война это война.

– Слушай, ты хрен с пальцем не путай, пожалуйста. Я пленного зарубил. По приказу фашиста. А ты мне своего Суворова рисуешь. Ты еще скажи, мне за упражения с катаной на пленных теперь орден положен. Я рыцарь, понимаешь? Не палач.

– Рыцарь? – Тога презрительно фыркал. – А что, рыцари святые были? Взяли Иерусалим в первый крестовый поход и такую резню учинили, что весь город залили кровью. Пленных резали прямо на поле боя, а потом окровавленные мечи в землю – и молитвы читать.

– А ты, брат, циник каких поискать.

– А ты идеалист, – Тога надул губы. – Тут судьба человечества решается, а ты в истерике бьешься. Тебя эти твари сломать хотели, превратить в свое орудие. Докажи им, что ты сильнее, обдури их, а потом – рррраз! Той же катаной по жирной фашистской шее. И герр Штаубе перед смертью поймет, что очень ошибся, когда решил, будто Алексей Задонский стал его орудием.

– Все, проповедь окончена? – Я снова улегся на кровать. – Сиди и колдуй над своим ноутом. Больше толку будет.

– Между прочим, ноут принимает несколько радиостанций. Я тут посидел, послушал немного. Интересно.

– Ни хрена интересного не вижу.

– Зря. Мне удалось сканировать пять радиостанций на УКВ-волне. Четыре из них – пропагандистские нацистские конторы, вроде «Радио Свободной Ливонии» или «Рейхслебен». Но вот одну волну нацики старательно глушат. Сигнал слабый, похоже, работает любительский передатчик. Но это не беда. Если мы раздобудем кое-какие детали, я смогу собрать простенький пеленгатор, и мы засечем, откуда идет сигнал.

– И что дальше?

– Может, нам удастся связаться с местным Сопротивлением.

– Ага, и рассказать им, что я прикончил их товарища в застенке! Давай, собирай свой пеленгатор.

– Опять ты за свое! – поморщился Тога. – А я ведь серьезно…

Я открыл было рот, чтобы эмоционально отозваться о его идее с пеленгатором, но тут Тога зашипел и приложил к губам палец. Мгновение спустя я услышал, как хлопнула входная дверь.

– Разговаривате? – На пороге появилась Кис. Вид у нее был встревоженный. – Боже мой, они вас отпустили!

– Отпустили, – и тут я, невзирая на шиканье Тоги, рассказал свою историю девушке. Глаза Кис потемнели, но она меня не перебивала. Дала выговориться по полной.

– Значит, Ваня мертв, – сказала она и, что удивительно, не стала прятать от меня взгляд. – Это важная новость. Очень жаль, он был хорошим юношей.

– Юношей? – переспросил я. – Да у него вся голова была седая.

– Ему было только двадцать три. – Кис помолчала. – Вы ждете, что я назову вас предателем? Не стоит себя винить. Вы поступили правильно.

– Вот, я же говорил! – взвился Тога.

– Правильно? – Я не верил своим ушам. – Правильно?!

– Это жестокий мир, – сказала Кис. – Иван знал, что его ждет. Он помог вам, а вы ему.

– Я убил его. Безоружного измученного человека. Убил по приказу эсэсовского офицера.

– Вы очень мало знаете о нашем мире. Благодаря вам Ваня умер быстро и легко.

– Ну, знаете! – Мне казалось, что я вот-вот лишусь сознания. – Я уже ничего не могу понять!

– Пленных после допроса обычно отправляют к Рыцарям Ночи, – сказала Кис. – Уж не знаю, что может быть страшнее.

– Да кто такие эти Рыцари Ночи, мать их перетак? Что вы меня ими постоянно пугаете?

– Вы верите в вампиров?

– В вампиров? – Я аж задохнулся, таким неожиданным был вопрос. А еще мне показалось ужасно забавным то, что его задали мне – тому, кто однажды побывал в шкуре настоящего вампира. – Вы это серьезно?

– Серьезнее некуда. Вы видели нахттотеров. Вам ничего не показалось странным?

– Ну, белесые они, как глисты… ой, извините! И глаза у этого Ханса были мерзкие. Оловянные какие-то.

– Много лет назад, – заговорила Кис, – нацистские расовые теоретики пытались установить взаимосвязь между человеческой анатомией и физиологией и принадлежностью к высшей расе. Этим занимались целые институты. Был установлен даже определенный набор антропологических признаков истинного арийца.

– Это я знаю, – перебил я девушку. – Линейками и циркулями черепа мерили.

– Не только. После войны одним из ведущих специалистов по изучению арийского наследия был эндокринолог Манфред Йонге, руководитель медицинского центра «Анненербе» в Ахене. Он считал, что одним из важнейших признаков неполноценных рас считается сильная пигментация тела, волос и радужной оболочки глаз. Йонге проводил эксперимент по уменьшению в организме количества гормона меланотропина. Этот гормон стимулирует синтез в клетках красящих темных пигментов – меланинов. Была создана особая лазерная установка, при помощи которой проводилась особая операция на гипофизе – именно гипофиз вырабатывает меланотропин. Сначала эксперименты проводились на унтерменшах, представителях неполноценных рас, но потом Йонге начал работать с добровольцами, чаще всего солдатами и офицерами охранных подразделений СС.

– Ну и что? – Я был захвачен рассказом Кис.

– Дайте мне сигарету.

Я угостил ее сигаретой, закурил сам. Кис курила жадно и неумело. Было заметно, что мысли у нее в полнейшем беспорядке.

– Эксперименты с расово полноценными особями – светлоглазыми блондинами – дали очень неожиданные результаты, – продолжила Кис, смяв в миске окурок. – У них вообще исчезла пигментация. Со временем они перестали выносить солнечный свет, он вызывал у них люменофобию и сильнейшие ожоги кожи. Йонге даже хотели отдать под трибунал, но очень скоро выяснилось, что у подопытных проявились необычные и очень ценные с точки зрения военных способности. Во-первых, они могли видеть в темноте. Во-вторых, у этих людей развилась поразительная регенерация. У них за считанные часы заживали ранения, смертельные для обычного человека. В-третьих, у них невероятным образом обострились обоняние и слух. Видимо, воздействие на гипофиз совершенно изменило их природу. Йонге дали карт-бланш на дальнейшие исследования. Вот так и появились эти твари. О них известно очень немного, но даже то, что мы знаем о нахттотерах, достаточно, чтобы их бояться.

– Почему вы считаете, что эти… мутанты еще и вампиры?

– Потому что так говорят сами немцы. Они называют нахттотеров Орденом Рыцарей Ночи, Орденом арийских рыцарей-вампиров.