Город встретил его ярким полуденным солнцем, слепящим снегом и серым дымом печных труб. Прохожие на него засматривались, а он шел неспешным шагом короля жизни и улыбался. Направляясь в увольнительную, Виктор специально оделся как можно нарядней и сейчас, в начищенных хромовых сапогах, синих командирских бриджах и реглане весьма сильно напоминал образцового летчика с предвоенного агитационного плаката, привлекая своим видом внимание прохожих, особенно молоденьких женщин. Немного портила внешний вид шапка-ушанка: в фуражке он смотрелся бы гораздо представительней, а в шлемофоне более героически. Но в фуражке бродить по февральскому Саратову чревато, а в шлемофоне глупо.

В этот раз он решил не терять время, рассматривая городские достопримечательности, а с ходу пошел в комиссионный магазин. Пытался продать там часы, но за них предложили всего триста рублей, и оскорбленный Виктор ушел. Потолкался по рынку, но там потенциальных покупателей не наблюдалось. Решил продать их позже. Благо впереди было еще три дня.

Потом, прикинув время и расспросив у прохожих дорогу, направился к медицинскому институту. По его прикидкам, Нина должна была быть там. В институт пустили без проблем. Старенький вахтер почтительно на него покосился, но ничего говорить не стал, и Виктор принялся бродить по пустым коридорам. Из-за плотно прикрытых дверей слышались голоса – шли лекции. Он зашел в деканат и, представившись братом Нины, узнал, где ее искать. В деканате он стал объектом милых улыбок уже не очень молодой преподавательницы, которая даже предложила ему чаю. Виктор, на свою беду, согласился – реглан оказался не лучшей одеждой для долгого зимнего путешествия, он изрядно замерз, а до конца лекции оставалось полчаса. Расплачиваться за чай пришлось ответами на пару сотен вопросов и все это под милую улыбку собеседницы. Впрочем, эта милая улыбка только подчеркивала лошадиные зубы ее хозяйки, а взгляд ее был как у ребенка при виде мороженого. Он даже подумал, что если бы они сидели не в помещении деканата, а в какой-нибудь вечерней квартире, то быть ему изнасилованным.

В принципе это даже радовало, означая, что уродство со временем сгладилось. А в совокупности с сединой, бородой и орденами придавало ему в женских глазах вид героя-партизана. Но проверять это пока не хотелось, у него уже была женщина и ему хватало.

Спасительный звонок прозвенел неожиданно, и он, провожаемый очень грустным взглядом, пулей вылетел из деканата. В коридоре образовалось обилие студенток, и он даже растерялся. Нина нашла его сама, кинулась на шею, повисла, радостная, цветущая.

– Надолго прилетел? – спросила она, когда страсти немного улеглись и Нина, вспомнив о приличиях, наконец его отпустила.

– На три дня. Отпроситься сможешь?

– Сложно будет, – задумалась девушка, – я попробую, хотя три дня… вряд ли.

– С лекций сегодняшних уйти сможешь? – спросил Виктор. Ему хотелось, чтобы она была дома одна, без подружек.

– Еще две лекции, – Нина улыбнулась, видимо, разгадав его мысли, – со следующей никак не могу, ты извини. Семинар будет. А потом постараюсь. Ты, если что, подождешь?

– Подожду.

Мимо ходили студенты и преподаватели. Они удивленно рассматривали Виктора, косились на Нину. Но те не обращали внимания на прохожих, торопясь выговориться. Зазвенел звонок, возвещающий финал их короткого свидания, и Виктор вновь остался в одиночестве. Минуты текли медленно, он слонялся по коридорам, успел покурить в туалете, а занятие все не кончалось. Он даже подумал о прогулке по окрестностям института, но идти на мороз не хотелось. Как и не хотелось идти в деканат, на чай – преподавательница тогда активно зазывала.

Когда до конца лекций оставалось минут двадцать, хлопнула дверь аудитории и показалась Нина.

– Отпросилась, – почему-то шепотом сказала она и, воровато оглянувшись, ринулась целоваться.

– Пойдем, на лестнице постоим, – предложил он спустя некоторое время. В коридоре, где в любой момент могли оказаться посторонние люди, он чувствовал себя как голым.

Нина пошла за ним, но, сделав несколько шагов, вдруг покраснела и решительно остановилась.

– Нет. Нет, ты что, – возмущенно зашептала она, – не сейчас. Я не буду там… да как ты вообще…

Виктор недоуменно посмотрел на нее, потом понял: – Да просто там постоим, – развеселился он, – я покурю заодно. Но ход твоих мыслей мне нравится.

Нина не ответила, красная как рак, она неодобрительно смотрела, как он курит, видимо, считая курение в стенах своего института святотатством. Когда прозвенел звонок, возвещающий о конце занятия, она вдруг засуетилась, критически осмотрела Виктора и спросила: «Тебе не жарко?»

Саблину было не жарко, но она настояла, чтобы он расстегнул реглан и, ухватив его за руку и гордо задрав нос, продефилировала к какой-то аудитории. Там кучковалась солидных размеров толпа студенток, и появление Саблина в компании Нины произвело небольшой переполох. Виктора буквально просветили рентгеном десятки оценивающих женских глаз, и, видимо, большинство девушек признали товар годным, поскольку многие смотрели на Нину с завистью. Виктор чувствовал себя очень неуютно, его подруга же купалась в лучах славы. Впрочем, длилось это недолго, он постарался как можно скорее покинуть столь назойливые стены.

– Пойдем, покажу тебе город, – когда они вышли из института, Нина снова преисполнилась важности и чинно ухватила его за локоть.

– Может, к тебе? – у Виктора были немного другие планы на ближайшее время.

– Потом. – Она надула губки и вдруг отчаянно покраснела. – Томы и Вики сегодня дома не будет. Они после лекций зайдут покушать и уйдут. И завтра… – Нина не успела договорить, он притянул ее к себе и прервал благодарным поцелуем.

Потом они бродили по городу. Нина выступала в роли гида, и хотя Виктор многие достопримечательности видел еще в свой прошлый визит в город, такая прогулка все равно оказалась интересной. Они полюбовались интересным зданием цирка, который, несмотря на войну, все еще работал. Нина объяснила, что удививший Виктора своей странной архитектурой кинотеатр «Пионер» раньше был католическим храмом. Правда, в кино они не пошли. Прогулка по городу длилась часа полтора, Виктор даже захромал. Лишь устав и намерзшись, они направились в коммуналку.

К Нине домой он летел словно на крыльях. За спиной висел набитый продуктами вещмешок, рядом, держась за руку и улыбаясь, шла его девушка. Внизу живота у Виктора приятно свербило в предвкушении, и он знал, что скоро, очень скоро, завершится его в этот раз недолгое воздержание. В голове было ожидание чего-то хорошего и светлого, ожидание праздника. Окончательное понимание того, что сейчас именно праздник, пришло позднее, когда Нина закрыла дверь и они оказались вдвоем в маленькой комнате. Оставшись с ним наедине, Нина смущенно потупилась, примолкла. У Виктора почему-то начали трястись руки. В прошлый раз такого не было. Он со значением посмотрел на аккуратно заправленную кровать, Нина покраснела. Сердце Виктора начало колотить пулеметную дробь, а ладони вдруг вспотели. Раньше он так не нервничал никогда.

Отдав ей на ревизию свой вещмешок, он пошел на кухню, успокоиться и покурить, она такому повороту явно обрадовалась. На кухне не было никого, остался лишь знакомый неприятно-кислый запах. Достав флягу и хорошенько приложившись, он закурил, с удовольствием вдыхая ароматный дымок. Мир вокруг стал замечательно-великолепным, добрым и хорошим. Он выпил еще, и неприятная дрожь прошла бесследно, волнения и тревоги испарились. Все стало простым и понятным.

Вернувшись в комнату, он оторвал от восхищенного созерцания богатств его вещмешка Нину, впился губами ей в шею, наслаждаясь запахом. Нащупав на талии поясок, развязал его и, расстегнув пуговицы платья, покрыл поцелуями плечи. В ее глазах было желание, но Нина, неловко переступая с ноги на ногу, безуспешно пыталась привести свою одежду в порядок и тихо лепетала, что подружки скоро вернутся с лекций. Виктор знал, что у них в запасе примерно минут пятнадцать, поэтому не обращал на слова никакого внимания. Наконец ему надоело это слабое сопротивление, и он чуть ли не силой стащил с девушки платье.