Он вернул ее на землю, коснулся рукой живота.

– Растет?

– Чуть-чуть вырос. – Она улыбнулась.

Виктор погладил животик, и рука незаметно переползла выше.

– Ты что делаешь? – Нина покраснела. – Люди же увидят.

На улице маячило несколько фигур, но они были слишком далеко.

– А я на лекцию шла. – Она заулыбалась, стоило ему убрать руку. – Вижу, вроде ты, только бороды нет. Тебе так, кстати, идет.

– А я тебя по платью опознал. А после лекций что? Соседки твои дома?

– После лекций в госпиталь, – Нина вздохнула, – а девчонки тоже идут. Я чуть раньше сегодня вышла, хотела больше на воздухе погулять…

– Значит, план такой, – Виктор рубанул рукой воздух, – сейчас идем на репетицию. Потом, ближе к обеду, в ЗАГС, а после – свадебный пир и первая брачная ночь. Как тебе?

– А ты действительно хочешь? – Нина смутилась.

– Что значит хочу? – удивился он. – У ребенка должен быть отец! Кроме тебя и нашего будущего ребенка, у меня вообще никого нет. Ты, как жена, меня устраиваешь, так что не вижу причин не жениться. А если вдруг собьют, то хоть что-то от меня останется, да и тебе проще будет. По крайней мере, будешь пенсию получать…

– Не говори так. – Она вцепилась в его рукав. – Тебя ведь не собьют? Да? Зачем мне пенсия?

– Не собьют. – Он успокаивающе провел рукой по ее волосам. – Я ведь всегда возвращаюсь.

Нина затихла, недоверчиво посматривая на него. В глазах ее заблестели слезы, потом она вздохнула и грустно улыбнулась.

– А я хотела на свадьбу родителей позвать, да, видно, не судьба. А что за репетиция?

– Первой брачной ночи, разумеется, – засмеялся он, – надо все надежно закрепить, чтобы гладко прошло.

– Может, потом? – Нина покраснела и захихикала.

– И потом тоже. – Виктор взял ее за руку и повел к дому. В его распоряжении были всего одни сутки счастья…

– …Ну, давайте за жениха, – выдал Егоров, – чтобы побыстрее к молодой вернулся.

Звякнул металл, и новая порция водки переместилась из побитых эмалированных кружек в организмы. Руки потянулись к немудреной закуске, прерванный было разговор возобновился.

– А кольца где брали? – спросил Соломин, хрустя квашеной капустой. – Ювелирные ведь с начала войны закрыты.

– В комиссионном, – ответил Виктор, – и то с трудом. Переплатил ужас сколько – за полторы тысячи буквально выклянчил.

– Обалдеть, – ужаснулся Ильин.

– Ага, – усмехнулся Виктор, – если бы не… жена, то продавца этого пристрелил бы. Уж в морду точно бы засветил. Сидит дядя, поперек себя шире, морда красная, окопался. На фронт трактором не выдернешь.

– В тылу много всякого дерьма скопилось, – согласился Лешка, – да только ли в тылу? Вон, наш полк взять…

– Отставить, – прогудел Егоров, – полк не тр-рогать.

Они всей эскадрильей уже второй день сидели в «гостинице» летного состава, на окраине Россоши – «Золотом клопе». Такое название к здоровенной, уставленной двухъярусными нарами землянке подходило как нельзя лучше. Острослов, придумавший его, так и остался неизвестным, но многим летчикам, воевавшим потом на юге, довелось ночевать в этих не очень гостеприимных стенах. Что и говорить, дыра была жуткая, одно хорошо – почти пустая. По сравнению с февральским наплывом, когда их дивизия перебрасывалась на юг, сейчас здесь было безлюдно. Людская река, подхваченная Сталинградской победой, уже благополучно разлилась по степным аэродромам и осела – кто в Ростове, а кто по безвестным хуторкам. Сейчас в «Золотом клопе» обитало всего десятка полтора обитателей – отставшие от своих частей из-за поломок и егоровская эскадрилья, перегоняющая из Саратова новые истребители.

– Р-разливайте, – предложил комэск, – завтра лидер будет и улетим наконец из этой дыры.

– Чем плоха дыра? – улыбнулся Ильин. – Весьма милое место.

– Через тот домик, где тебе так мило, – усмехнулся Соломин, – вся воздушная армия прошла. Там, наверное, кроватные сетки до пола провисли…

– Все там в порядке с кроватями, – поддержал Вячеслава Демченко, – сам проверял.

– Во-во, – добавил Ильин, – а главное, не так обидно будет глядеть на сияющую рожу нашего молодожена.

– Вы не дуркуйте! – вмешался в разговор Егоров, – еще намотаете чего на винт, потом лечись!

– В соседнем полку случай был, – сказал Соломин, – майор, начальник штаба, триппер подхватил. Его на партийном бюро пропесочили, а он потом взял и застрелился. В августе было, – добавил он тихо, – под Сталинградом такая жопа была, а он, дурак, в себя…

Ильин промолчал, но по глазам было видно, что он все равно отправится к заветному домику.

– Тут на раз осталось. Может, добавим? – спросил Лешка. – У Витьки еще бутылка есть, точно знаю. – Он захихикал.

– Нет, – Егоров был непреклонен, – завтр-ра лететь. Надо, чтобы голова была чистая. Слышали, что на той неделе было? С этого аэр-родр-рома эскадр-рилья на Р-ростов пер-релетала. Мля. – Он пожевал губами. – Их «пешка» вела. Блуданула и пр-ривела в Таганр-рог. Они на посадку, а там зенитки. Из десятки «Яков» только четвер-ро вер-рнулись.

– Так это, наверное, какие-то сопляки были, – не унимался Лешка, – мы же смотреть будем по местности.

– Нет, эта крайняя, – Егоров обвел взглядом свое маленькое воинство, – у всех налито? Давайте выпьем за Победу!

Комэск поднялся с нар, и следом потянулись остальные летчики, негромко звякнули кружки, водка снова провалилась в желудки.

Виктор плюхнулся на свое место, занюхал корочкой хлеба, потом, обсыпав ее солью, сунул в рот. После тоста летчики сделались задумчивыми, видимо, прикидывали свои шансы увидеть эту самую Победу. Он посмотрел в лица своих однополчан и загрустил. Дико захотелось обратно, к жене, в маленькую саратовскую комнатушку. Чтобы было тихо и спокойно, чтобы Нина была рядом, в кружках плескался горячий чай, а кровать, застеленная шелковой, сделанной из парашюта, простыней, ждала своего часа. Грусть плавно сменилась тоской. Жена и краткий миг семейного счастья остались позади. Впереди его ждали бои, нервотрепка, усталость, недосып и, главное, неизвестность… Впереди оставались два длинных года войны…