– Вы, немчура, просто любите ходить стадом, – подхватил другой поляк.

Порядок был установлен двумя полицейскими. Оказавшись в зале, я подошел к полякам.

– Зачем вы это устроили? Вы хотели организовать беспорядок?

Один их поляков ухмыльнулся: «Нет, мы просто хотели их немного расшевелить. Зачем устраивать очередь?» Когда я обнаружил, что они поляки, я понял их поведение. В отличие от немцев, которые точно знают, где они находятся и чувствуют, что лишь соблюдение некоторых правил служит гарантией цивилизованного поведения, для поляков признаком цивилизованного поведения служит вызов общепринятым нормам и воле властей.

Отношение англичанина к пространству отличается от немецкого – он не ощущает полного уединения в своей комнате. Английское поведение отличается и от американского. Когда американец хочет уйти в себя, он куда-нибудь уходит. Возможно из-за воспитания в школьных общежитиях и нехватки личного пространства англичанин, которому хочется побыть одному, уходит в себя, как араб.

Заявление, сделанное на английском языке тела, которое гласит: «Я ищу уединения на некоторое время», часто прочитывается американцами так: «Я На тебя разозлился и не хочу иметь с тобой ничего общего».

В английской социальной системе уединение обеспечивается структурой общественных отношений. В Америке вы разговариваете со своими ближайшими соседями просто потому, что вы находитесь в физической близости к ним. Если вы являетесь соседом кого-нибудь в Англии – это еще не гарантия того, что вы знаете его или разговариваете с ним.

Существует рассказ об одном американском студенте, который встретил английскую леди на борту океанского лайнера. Леди совратила молодого человека, и у них был бурный роман.

Через месяц студент попал на званый обед в Лондоне и среди гостей увидел леди X. Приблизившись, он обратился к ней: «Привет! Как дела?» Взглянув на студента сверху вниз, леди X. процедила: «Мне кажется, что мы не представлены друг другу».

«Но… – запинаясь начал студент, – вы ведь не забыли меня?» Потом, осмелев, он сказал: «Послушайте, всего месяц назад мы спали в одной постели во время поездки по океану».

«А с чего вы взяли, – заметила холодно леди Х» – что из этого следует, будто мы были представлены друг другу?".

В Англии отношения строятся не на основе физической близости, а в соответствии с социальным положением. Если ваше социальное положение не является равным, то вы можете и не быть другом вашего соседа. Это явление английской культуры является не только следствием английской истории, но и перенаселенности страны. Как и англичане, французы являются нацией, живущей в перенаселенной стране, но иная история культуры привела к другому культурному результату. В то время как скученность заставила англичан чрезвычайно ценить уединение, во Франции она привела к тому, что люди гораздо больше участвуют в жизни друг друга.

Француз смотрит вам прямо в глаза во время разговора. Парижанок внимательно разглядывают на улице. Многие американки, возвращающиеся домой из Парижа внезапно обнаруживают, что их перестали замечать. Своим взглядом француз передает бессловесное послание: «Ты привлекательна. Вероятно, я никогда не познакомлюсь и не заговорю с тобой, но ты мне нравишься».

Ни один американец не смотрит так на женщину. Здесь выражение восхищения женщиной может быть истолковано как грубость.

Во Франции скученность отчасти вызвана тем, что люди вовлечены в жизнь других людей, отчасти же озабоченностью пространством. Различие между французами и американцами в отношении к пространству проявляется в планировке и организации парков. Французы с благоговением относятся к открытым площадкам. Любовь к ним заметна и в городской архитектуре.

Мы относимся к пространству по-иному. В Нью-Йорке мы живем в чрезвычайно скученном городе, и по этой причине там развилась ярко выраженная потребность в уединении. Житель Нью-Йорка известен своей «недружелюбностью», и это недружелюбное отношение развилось из-за уважения к уединению своего соседа. Мы не будем вмешиваться в это уединение, поэтому мы игнорируем друг друга в лифтах, вагонах метро, на переполненных улицах.

Мы бредем по жизни, пребывая в своих уединенных мирках, и когда обстоятельства сближают нас, мы пребываем в состоянии крайнего волнения, вызванного опасениями, что наши мотивы будут неверно истолкованы.

На языке тела мы восклицаем: «Мне пришлось дотронуться до вас, но напряжение моих мышц показывает вам, что я не имел намерения вторгнуться в вашу зону». Вторжение в чужую зону – это худший грех. Заговори с незнакомым человеком в Нью-Йорке, и ответной реакцией будет испуг или тревога.

Только в минуты острого кризиса все барьеры падают, и тогда мы понимаем, что жители Нью-Йорка отнюдь не являются недружелюбными людьми, а скорее всего застенчивыми и запуганными. Во время Великой Аварии Северовосточной электростанции[2] жители города стремились найти друг друга, чтобы помочь, утешить, приободрить ближних. В течение нескольких часов в темном городе жизнь била ключом.

Потом зажглись огни, и мы снова замкнулись в нашу скорлупу уединения.

За пределами Нью-Йорка, в маленьких американских городках, отношение людей друг к другу болев теплое и открытое. Люди говорят «Привет!» незнакомцу и часто вступают с ним в небольшой разговор. Однако в наиболее маленьких городках, где каждый знает друг друга и так мало уединения, незнакомец может столкнуться с таким же отчужденным отношением, как и в большом городе.

На первых порах трудно увидеть связь между личным пространством, зонами или территориями, с одной стороны; и кинесикой – языком тела, с другой. Но если мы не поймем основных принципов, которые определяют индивидуальные территории, мы не сможем понять, что происходит при вторжений в эти территории. Реакция на вторжение в нашу территорию неразрывно связана с языком тела. Чтобы знать, какие сигналы мы подаем и принимаем, мы должны хорошо изучить нашу реакцию на чужую агрессию и нашу агрессивность в отношении чужих территорий.

Возможно, наиболее ярким рассказом– о принципе нерушимости личных границ является роман «Голубая лагуна», написанный почти полвека назад де Вере Стакпулом. В нем рассказывается о ребенке, который в результате кораблекрушения оказался выброшенным на тропический остров вместе со старым матросом. Моряк растил ребенка, пока тот не смог обеспечивать себе самостоятельного существования, а затем умер. Мальчик рос один на необитаемом острове, затем встретил там полинезийскую девушку, в которую влюбился. Однако местный обычай сделал девушку запретной для прикосновений мужчин. Действие захватывающего и трогательного романа посвящено борьбе двух влюбленных, стремящихся преодолеть власть табу.

Стакпул раньше многих других понял, какую роль в жизни людей играют личные зоны, их границы и борьба за их преодоление или их защита. Однако лишь в последнее десятилетие ученые начали осознавать сложную и противоречивую роль личного пространства.

В предыдущей главе я рассказал о том, как психиатр с помощью пачки сигарет преподал мне урок о вторжении в личное пространство. Я в свою очередь поделился с ним моими знаниями о поведении психически больных. Лечебница для таких пациентов – это закрытый мир, и как таковой он отражает и преувеличивает многие стороны большого внешнего мира. Но больница для умалишенных – это все же специфическое учреждение. Его обитатели гораздо в большей степени поддаются внушению и склонны к агрессии, чем нормальные мужчины и женщины. Часто их поведение искажает действия нормальных людей.

Агрессивность психически больного по отношению к другому зависит, от положения последнего в иерархии. В любой лечебнице для психически больных пациент добивается господствующего положения с помощью агрессивного поведения. Однако его могут утихомирить санитары. Те, в свою очередь, подчиняются медицинским сестрам, которые слушаются врача.