Аннушка вздохнула, закрыла глаза и начала проникновенным голосом:
– Взять веточку кориандра, стебелек шалфея, пучок укропа, три лавровых листа, десять горошин перца, три маленькие морковки, одну большую луковицу, пять крупных картофелин, десяток ершей и столько разных рыб, сколько вам попалось на удочку…
Аннушка на ходу сочиняла свой фантастический рецепт, а старик старательно записывал, поминутно переспрашивая и уточняя. Оставалось надеяться, что ее уже не будет в Келпи, когда он попробует сварить уху по этому рецепту.
– Уф, все! Суп готов! По-русски он называется «уха». Вот если бы можно было пойти половить рыбки в нашем озере, я бы вас угостила настоящей русской ухой.
– Погоди, мышка, я что-то не пойму. Сначала ты сказала, что блюдо по-русски называется «уха», а теперь говоришь «ухой». Это что, уже другой рецепт? – и Финегас приготовился снова записывать.
Аннушка поняла, что еще одного рецепта ухи ей не одолеть.
– Нет, нет, это просто другой падеж!
– А сколько падежей в вашем языке?
– Много, – сказала Аннушка: от волнения она вдруг забыла, пять их или шесть.
– Неужели больше десяти? – заинтересовался Финегас. Так он сам невольно подсказал ей, как можно еще потянуть время.
– Значительно больше. У нас их почти столько же, сколько спряжений во французском языке.
– Не может быть!
– Хотите, я их вам перечислю?
– Сделай милость! Только погоди, я уберу кулинарную книгу и достану мой труд по сравнительной лингвистике.
Сначала Аннушка назвала настоящие падежи и вопросы к ним, а потом пошла их выдумывать: – Удивительный – неужели? Сомнительный – в самом деле? Путеводительный – куда? Встречательный – откуда? Ругательный – кто ты есть? Обижательный – а сам-то кто? Покупательный – почем? Продавательный – сколько вам? Допросительный – зачем?
А Финегас загибал пальцы, прикрывая глаза от наслаждения и бормоча:
– Какой язык! Какая лексика! Какое богатство! Какая фантазия! «Сюда бы сестрицу мою, у нее бы фантазии на сто падежей хватило!» – подумала Аннушка, с отчаянием сознавая, что «падежи» у нее в голове вот-вот кончатся.
– Можно мне попить чего-нибудь? – попросила она, чувствуя, что в горле у нее пересохло.
– Конечно, можно! И не чего-нибудь, а яблочно-рябинового сока моего собственного приготовления.
Финегас ушел в комнату позади конторки и вскоре вернулся со стаканом и немного запыленной темной бутылкой. Сок оказался очень вкусным, хотя пила его Аннушка не без страха – а ну как опять какой-нибудь колдовской напиток вроде того, каким всех поит леди Бадб?
– Я очень рад, что познакомился с тобой, мышка, – сказал Финегас, – ты настоящая находка для такого филолога-любителя, как я.
– Да, во мне тоже много филологического, – заметила Аннушка, сама себе удивляясь: ее несло сегодня прямо как Юльку! Никогда еще она не чувствовала так сильно своего сходства с сестрой.
– Продолжим? – потирая руки, спросил Финегас, когда Аннушка поставила пустой стакан на стол.
Аннушка набрала побольше воздуха в легкие, и в это время увидала в глубине библиотеки мерцающий огонек лампы.
– Ах нет, придется отложить – моя подружка идет! – воскликнула она с великим облегчением.
– Да, в самом деле она… И чего ты так спешила, принцесса? Мы с твоей подружкой только-только разговорились.
Финегас со вздохом отложил свой труд, нехотя поднялся с кресла и проводил их до дверей. Прощаясь, он пригласил Аннушку заходить в библиотеку почаще.
– Мы так содержательно с тобой побеседовали, мышка. Это был настоящий пир духа! Заходи в любое время.
– Ну как, не очень трусила? – спросила Аннушка, когда они оказались одни.
– Н-нет, н-не очень.
– А я жутко боялась. Молола, молола языком, как моя Юлька в праздничный день на Пятачке, даже устала. А вообще он, по-моему, славный, этот Финегас.
– Все они тут славные, пока не познакомишься с ними поближе, – пробурчала Ясмин.
– Ты представляешь, Жасмин, он уже в третьем веке был стариком!
– Неорганик он и есть неорганик.
– А я думаю, что Финегас просто долгожитель.
– Так долго долгожители не живут!
Дорогой Аннушка рассказала Ясмин про рецепт ухи и безумное количество русских падежей. Они пошли сначала к Ясмин, где служанки уже вовсю волновались и собирались отправляться в спасательную экспедицию по этажам и коридорам Келпи. Девочки успокоили их и попросили горячего чаю и каких-нибудь сластей для утешения – все-таки их поколачивало от пережитых страхов.
– Я всегда полагала, Юлианна, что у вас в семье твоя сестра считалась озорницей, а ты – тихоней. Это так? – спросила принцесса, когда они немного согрелись.
– Примерно так, – кивнула Аннушка.
– Нет, не получается! – сокрушенно вздохнула Ясмин и покрутила головой.
– Что не получается?
– Не получается у меня представить, что же за сорвиголова твоя сестренка, если ты рядом с ней считалась тихой и скромной девочкой!
Тут они обе принялись хохотать и хохотали до тех пор, пока не согрелись окончательно.
Потом Аннушка забрала свои книги и пошла к себе.
В Норке горел свет: то ли Дара ждала ее, то ли просто забыла его выключить. Аннушка на цыпочках прошла к столу и осторожно, сдвинув локтем ворох книг и одежды, освободила место для принесенных книг.
– Ты где это пропадала полночи? – спросила сонным голосом Дара, свешиваясь с кровати.
– В библиотеке.
– Врешь, – сердито буркнула в ответ Дара, – наверняка со своей принцессой рахат-лукумом объедалась и шербетом запивала. Гаси свет, не мешай спать! – Она отвернулась к стенке и сердито засопела.
Аннушка вздохнула и ничего не стала объяснять. Потом она погасила свет, стащила со своей постели одеяло, укуталась в него и уселась перед горящим камином: ей хотелось немедленно заглянуть в книгу о Большом Плане. Читать с самого начала она не стала, оставив это на потом, а раскрыла книгу наугад и прочла: «Большой План в период Инквизиции, извлечение из „Молота ведьм“. „Ага, вот, значит, когда уже существовал этот БП“, – подумала она и начала читать.
«Представим читателю некоторые вполне достоверные свидетельства из печально знаменитого „Молота ведьм“. В 1659 году в немецком городе Бамберге были сожжены 22 девочки от 7 до 10 лет. Колдовство до такой степени распространилось по всей Баварии, что дети на улице и в школах учили друг друга колдовать.
