Карен Мари Монинг

За горным туманом (пер. romanticliborgua)

Часть 1 — БЕЛЬТАЙН[2] (Весна)

Змейки с острым язычком,

Черви, ящерки, ежи,

Скройтесь, прочь, бегом, ползком,

Прочь от нашей госпожи![3]

У.Шекспир — Сон в летнюю ночь

ПРОЛОГ

Шотландия

1 февраля 1513

Запах жасмина и сандалового дерева плыл между рябиновыми деревьями. Над влажными от росы ветками, одинокая чайка проскользнула по краю тумана и взлетела, чтобы поцеловать рассвет над белыми песками Морара. Бирюзовая волна сверкала в тенях хвостов русалок напротив алебастрового берега.

Элегантный королевский двор Туата-Де Данаан пестрел на фоне пышной зелени. Шезлонги с подушками яркого алого и лимонного цвета обрамляли травянистый холм, разбросанные полукругом возле наружной стороны возвышения.

— Говорят, что он даже красивее вас, — заметила Королева человеку, лениво вытянувшемуся в ее ногах.

— Это невозможно.

Его издевательский смех кристально чисто прозвенел в порывах ветра.

— Говорят, его мужскому достоинству в невозбужденном состоянии позавидовал бы жеребец.

Королева бросила взгляд из-под полуприкрытых век на своих сосредоточенных придворных.

— Вероятнее всего, мышь, — усмехнулся мужчина у ее ног. Изящные пальцы очертили небольшое пространство в воздухе, и смешки прорезали туман.

— Говорят, что в полной готовности он способен украсть разум женщины. Забрать ее душу.

Королева опустила бахрому ресниц, прикрывая глаза, в которых сверкнул намеренный обман. Как легко спровоцировать моих мужчин!

Мужчина закатил глаза, и презрение отразилось на его высокомерном лице. Он скрестил ноги в лодыжках и устремил свой взгляд на море.

Но Королеву было не провести. Мужчина у ее ног был тщеславен и не так равнодушен к ее провокации, как он показывал.

— Хватит нападать на него, моя Королева, — предупредил Король Финнбеара.

— Вы знаете, что может натворить дурак, если задето его самолюбие.

Он успокаивающе потрепал ее по руке.

— Вы достаточно подразнили его.

Королева в задумчивости прикрыла глаза. Она ненадолго задумалась о том, чтобы отказаться от своей мести. Но, бросив расчетливый взгляд на мужчин, отбросила эту мысль, вспомнив, что она подслушала прошлым вечером во всех мучительных подробностях.

То, что они говорили, было непростительным. Королева не просто женщина, чтобы ее сравнивали с другой женщиной и находили в ней недостатки. Она незаметно поджала губы. Ее изящная тонкая кисть сжалась в кулак. Она тщательно выбирала свои следующие слова.

— Но я узнала, что все, что про него говорят, — это правда, — промурлыкала Королева.

Это утверждение повисло в последовавшей за ним тишине, безответное, так как это был слишком жестокий удар, чтобы достойно перенести его.

Король рядом с ней и мужчина у ее ног беспокойно задвигались. Она было подумала, что недостаточно четко и болезненно нанесла удар, когда, одновременно, они поддались на ее уловку:

— Кто этот человек?

Королева эльфов Эобил скрыла довольную улыбку под деликатным зевком и упивалась ревностью мужчин.

— Его зовут Хок.

Глава 1

Шотландия

1 апреля 1513

Сидхок Джеймс Лайон Дуглас, третий граф Далкит гордо вышагивал по полу. Капельки воды падали с его влажных волос на широкую грудь, и собирались в небольшой ручеек между двумя рядами мускулов на животе.

Лунный свет сиял сквозь открытое окно, придавая серебристый блеск его бронзовой коже, что создавало иллюзию отлитой из стали фигуры.

Ванна позади него уже остыла и была забыта. Женщина в постели тоже была замерзшей и заброшенной. Она знала это. И ей это совсем не нравилось.

«Слишком красив для меня», — думала Эсмеральда. Но, ради всего святого, он был глотком яда, а единственное противоядие — ещё один свежий и долгий глоток его тела. Она думала о тех вещах, что сделала, чтобы завоевать его, чтобы разделить с ним постель, и — прости ее, Господи — о том, что она сделает, чтобы там остаться.

Она почти ненавидела его за это. Она знала, что ненавидит себя за это. «Он должен быть моим», — думала Эсмеральда. Она наблюдала за ним, пересекающим просторную комнату в направлении окна, которое было расположено между рифлеными гранитными колоннами, сходившимися в высокой арке высотой двадцать футов над ее головой. Эсмеральда глумилась над ним за его спиной. Глупость, — иметь такие большие незащищенные проемы, — или самоуверенность. Ну и что с того, что можно лежать на массивной кровати с периной и смотреть через резную арку на бархатное небо, усыпанное блестящими звездами?

Она поймала его, смотрящим туда этой ночью, когда он вошел в нее, возбуждая такой необъяснимый голод в ее крови своим твердым, как камень мужским достоинством, которым обладал лишь он. Она стонала под ним, испытывая самый прекрасный экстаз в своей жизни, а он смотрел в окно — как будто никого рядом с ним не было.

«Что он делал, считал звезды? Неслышно повторял непристойные песенки, чтобы не свалиться и не заснуть?»

Она потеряла его.

«Нет», поклялась себе Эсмеральда, — «я никогда не потеряю его».

— Хок?

— Хм-м?

Дрожащими пальцами она разгладила шелковую простыню цвета лаванды.

— Вернись в постель, Хок.

— Я сегодня не засну, моя сладкая. — Он играл со стеблем большого бледно-голубого цветка. Получасом ранее он водил этими влажными лепестками по ее шелковистой коже.

Эсмеральда вздрогнула от его откровенного признания, что у него в запасе ещё есть энергия. Даже в полусонном состоянии, она могла видеть, что его тело с головы до ног наполнено неуёмной энергией. Что за женщина нужна, — или сколько женщин, — чтобы оставить его дремлющим в очарованном удовлетворении?

Более совершенная, чем она, и черт, это оскорбляло ее.

Оставила ли ее сестра его более удовлетворенным? Ее сестра, которая согревала его постель, до того, как Зельди нашла способ занять её место?

— Я лучше, чем моя сестра? — Слова вырвались раньше, чем она сумела остановить их. Она закусила губу, беспокойно ожидая его ответа.

Ее слова заставили его оторвать затуманенный взгляд от звездной ночи и взглянуть через просторную спальню на страстную цыганку, с черными, как вороново крыло волосами.

— Эсмеральда, — он мягко упрекнул ее.

— Что? — В ее хриплом контральто звучали сварливые ноты.

Он вздохнул.

— Мы с тобой уже обсуждали это…

— И ты никогда мне не отвечал.

— Перестань сравнивать, моя сладкая. Ты знаешь, это глупо…

— Как я могу не сравнивать, ведь ты можешь сравнить меня с сотней, нет, с тысячей других, даже с мой сестрой? — Ее очерченные брови сдвинулись в угрюмую складку над сверкающими глазами.

Он раскатисто засмеялся.

— А со сколькими меня сравниваешь ты, прекрасная Эсмеральда?

— Моя сестра не могла быть так же хороша как я. Она была почти девственница. — Она выплюнула последнее слово с отвращением. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы девственность считалась ценностью среди её народа. Страсть, во всех её проявлениях, была здоровым элементом цыганской культуры.

Он поднял руку, останавливая ее.

— Остановись. Немедленно.

Но она не могла. Ядовитые слова обвинений выскакивали быстро и яростно, направленные на единственного мужчину, который заставлял ее языческую кровь петь, и на его скуку, высеченную как в граните на совершенном лице, когда он лежал меж её бедер в этот вечер. По правде говоря, и в течение других вечеров.

Он молча перенес вспышку ее гнева, и когда она, наконец, замолчала, повернулся обратно к окну. Вой одинокого волка прорвался в ночи, и она почувствовала ответный вопль, поднявшийся внутри неё. Она знала, что молчание Хока — это его прощание с ней. Уязвленная пренебрежением и унижением, она, дрожа, лежала на постели — на постели, в которую, она знала, ее больше никогда не попросят лечь.

Она совершила бы убийство из-за него.

Что и попыталась сделать несколько мгновений спустя, когда бросилась к нему с серебряным кинжалом, который стянула со столика у кровати. Возможно, Эсмеральда покинула бы его, не произнося клятвы мести, если бы он выглядел удивленным. Или хоть на мгновение встревоженным. Ну, хотя бы расстроенным.