— Это брат генерала. Он что, выжил?

— Выжил, выжил… — Мирону было уже почти все равно, — он прожил интересную жизнь, о его родственниках узнали только после смерти, такие дела, Саша, такие дела…

— И его слушают?

— Тебя очень удивляет это?

— Да, пожалуй.

Ожила трансляция:

— Командира корабля приглашают на рабочее место, начинаем снижение.

— Саша, пересядь к иллюминатору, заход на посадку на нашей машине впечатляет.

— Я пойду, разбирайтесь сами, — Тучкин прошел вперед.

— Мне это неинтересно, — Саша раскрыл папку. И все кончилось в яркой вспышке.

"ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. СЕГОДНЯ В АВИАКАТАСТРОФЕ ПОГИБ ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЮГО-ЗАПАДНОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МИРОН ПАВЛИНОВИЧ НИЖНИЧЕНКО. ЕГО САМОЛЕТ ВЗОРВАЛСЯ В ВОЗДУХЕ, НЕ ДОЛЕТЕВ ДО АЭРОПОРТА ЮЖНЫЙ-СТОЛИЧНЫЙ ДВА КИЛОМЕТРА. НА БОРТУ, КРОМЕ ГЕНЕРАЛА НИЖНИЧЕНКО НАХОДИЛИСЬ ДВА ЧЛЕНА ЭКИПАЖА, КОТОРЫЕ ТАКЖЕ ПОГИБЛИ. ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ." ВИЛЬНЮС. 13 ЯНВАРЯ 1991 НАШЕЙ ЭРЫ. ОБЩЕЖИТЕ ПОЛКА САУ, 23.30.

— Ну что тут скажешь, Балис… Твой дед был тем еще мужиком, пусть земля ему будет пухом…

Балис и Сергей выпили по третьей, не чокаясь. Как и положено на поминках. Одноклассник Балиса, а ныне майор, Сергей Клоков, хоть и проходил службу в родном Вильнюсе, но ни о приезде Балиса, ни о смерти его деда ничего не знал. Не знал до тех пор, пока час назад не встретил на улице подозрительно знакомого капитана. Ну а Гаяускасу, весь вчерашний день занятому похоронами и поминками, тоже было не до встреч со школьными друзьями.

Балису вспомнилась старая шутка об отличии советского офицера от российского. Российский офицер был до синевы выбрит, слегка пьян и знал всё от Гегеля до Гоголя. Советский же — напротив, до синевы пьян, слегка выбрит и знал всё от Эдиты Пьехи до просто "иди ты…". Доля истины в этой шутке была, однако только доля. Помянуть деда, разумеется, без водки было никак не возможно, однако, по случаю большой занятости Сергея по службе, ограничились четвертинкой «Старорусской». К тому же не поскупились на закуску — хлеб, шпроты, сыр и колбасу.

— Расскажи, Сергей, как ты тут, что нового?

— Да все нормально. Начштаба полка САУ — для нашего возраста совсем неплохо. Командир у нас — мужик серьезный. Требователен запредельно, придирчив ужасно, но перспективы есть. Хорошие перспективы. Может, слышал — Аслан Асхадов?

— Вроде слышал что- то. Он осетин?

— Нет, не осетин. Чеченец.

— Значит, не тот… Тогда может и не слышал.

— Перебирайся к нам, еще не то услышишь. Все-таки мы — самые западные в Союзе.

— Я бывал и западнее, — Балис усмехнулся. — Балтика — она штука длинная.

— В Калининград заносило?

— В Польшу. Всё равно, деда не догнал, он почти до Бремена дошёл.

— Это когда?

— В Отечественную.

— Да… Давай за победителей. Они победителями и ушли.

Сергей хотел разлить остатки водки из бутылки, и в этот момент в дверь громко застучали.

— Входите, не заперто!

Подполковник Асхадов был мрачен.

— Это еще что за пьянка, а начштаб?

— Друга встретил, товарищ подполковник. Вместе в школе учились…

— Ну а выпивать-то зачем? А то не знаешь, что сейчас как на вулкане. Рванет, а начштаба у меня в запое…

— Я, кажется, никогда не подводил, — обидчиво протянул Сергей. — Мы ж не алкаши из стройбата, а боевые офицеры. Четвертинку на двоих с хорошей закуской — Калешин говорил, что в Афгане перед боем и больше принимали. И вообще, выпил бы с нами: дед у Балиса умер, адмирал, всю Отечественную прошел.

Асхадов почему-то глянул на часы, поколебался секунду и решительно сказал:

— Наливай.

Сергей достал из шкафа еще одну рюмку, разлил остатки водки на троих.

— Еще раз, за победителей. Слава живым, память и слава мертвым.

Выпили. Молча закусили. Подполковник еще раз взглянул на часы. Балис понимал, что волнуется он не спроста, что-то случилось. Но что?

— Где служите, морская пехота?

— В Севастополе.

— Ну и как там у вас?

— Наверное, как везде. Хорошо там, где нас нет…

— Об отделении Украины от Союза говорят?

Острый взгляд Асхадова буравил Балиса. Что-то ему было нужно от совершенно незнакомого капитана морской пехоты, которого он видел в первой раз в жизни. Что-то было нужно.

— В семье не без урода, — дипломатично заметил Балис. — Но уродов у нас мало…

— Один урод может столько наворотить, что сотня умников не расхлебает, — подполковник мрачно накладывал на кусок черного хлеба копченые шпроты. — Рушат Союз… О чем думают? Неужели не понимают, сколько крови прольется.

Вот оно. Балис почувствовал, что комполка перешел к делу.

— Почему крови-то? — не понял Клоков. — Грязи много — это да. Что с батей делать — ума не приложу. Он же после инсульта из квартиры выйти не может. А для них он — оккупант, не гражданин. Полжизни по Вильнюсу автобус водил, а теперь его хлебом попрекают…

Балис вспомнил, как их третий класс дядя Миша Клоков возил на своем автобусе на экскурсию в Тракай. На мгновение его охватил гнев на тех, кто готов вышвырнуть в никуда больного старика, но тут же вспомнилось дедово "Не суди…", и вчерашний разговор с Элеонорой Андрюсовной. У неё тоже была своя правда. Может, и действительно не её вина, что сегодня правда стала против правды.

Но тогда чья? И как сделать так, чтобы в этом столкновении правд не калечились людские судьбы? И возможно ли это вообще?

— Наивный ты человек, Сергей. Здесь, в Прибалтике, может быть, грязью только и обойдется. Хотя не верю. А у нас на Кавказе точно кровь ручьями потечет, если не реками. Там же вековых обид — море. Тех, которые только кровью можно разрешить. Пока есть сильный Союз — горцы забывали эти обиды. Ну, шумели немного, но не более того. А вот если Союз начнет распадаться — тут же все всё вспомнят. Сумгаит за маленькую репетицию покажется… Не хочу… Как представлю себе, что за свою Чечню стреляю в тех, с кем раньше служил — кричать хочется.

— Так не надо стрелять, — миролюбиво предложил Сергей.

— Не смогу, — как-то устало выдавил Асхадов. — Это будет война за Родину. А за Родину я буду драться до последней капли крови: хоть оружием, хоть зубами. Потому что без Родины человек — никто. Я без неё и дня не проживу. Литва, хоть и часть Союза, но не моя земля. И если она отделится — не мне здесь воевать. Но в Чечне — порядки будут либо советские, либо наши, чеченские. Никому другим там командовать не позволим.