ГЛАВА 13. У КОСТРА.

Вышедший из темноты присел рядом с Балисом. Это был невысокий человек в монашеской рясе с надвинутым капюшоном. По некоторой медлительности и неуверенности движений Балис предположил, что новый встречный — человек в годах.

— Доброй ночи, уважаемый, — обратился к монаху Балис.

— Мир вам, Балис, — откликнулся тот. Голос у него и впрямь был старческий, слабый, но сейчас на это морпех даже не обратил внимания: так его поразило обращение по имени.

— Мы знакомы?

— Заочно, — лица монаха видно не было, но Гаяускасу показалось, что он угадывает легкую улыбку собеседника. — Я имел честь быть представленным Вашему деду, он рассказывал о Вас.

Балис задумчиво кивнул. Всё правильно, Элеонора Андрюсовна рассказывала, что в последние годы дед часто бывал в церкви. Наверное, там он с этим монахом и познакомился. Только вот как вильнюсский священник оказался в этом таинственном месте?

— Слушаю Вас… — Балис запнулся, подыскивая подходящую форму обращения.

— Называйте меня отец Эльфрик, — подсказал монах. — Вообще-то это не совсем верно, но не будем всё усложнять.

— Хорошо, — согласился Балис, всё больше и больше недоумевая. — Итак, отец Эльфрик, вам что-то от меня нужно?

— Мне? — в голосе монаха прозвучало неподдельное удивление. — Вообще-то… Давайте лучше сначала о том, что нужно ей.

— Кому? — не понял офицер.

— Дороге. Вот этому месту, где Вы оказались.

— Но… Разве она живая?

— Где граница между живым и не живым? — вопросом на вопрос ответил священник. — Во всяком случае, Дорога имеет свои цели и желания… И пытается их достичь, используя тех, кто на неё попал.

— Мудрено, — признался Балис.

— А жизнь вообще штука сложная, — рассудительно заметил монах и Балис вспомнил, что уже слышал один раз эту фразу — от деда.

— Да уж… Так что же нужно от меня Дороге?

— Чтобы завтра Вы свернули в ущелье у старого дуба.

— И всё?

— Всё.

— А потом?

— Что потом?

— Что я должен буду делать потом?

— Потом Вы ничего не должны. Я хочу сказать, не должны Дороге.

— А мои спутники? — поинтересовался Балис.

— Дорога сейчас пытается договориться с ними.

Офицер обвел глазами неподвижно сидящих попутчиков, судя по тому, что никто из них не обращал ни малейшего внимания на подошедшего монаха, мысли их были далеко от происходящего у костра.

— Так мы договорились, сын мой?

— А зачем ей это?

— Не могу Вам сказать.

— Не можете или не хотите? — глядя прямо на монаха, медленно и твердо отчеканил Балис.

— Не могу. Действительно не могу.

Повисла тяжелая пауза.

— Почему Вы не можете мне объяснить? — повторил Балис.

— Потому что не знаю ответа. Для Дороги это важно, но каковы её мотивы — мне не ведомо.

— Хорошо, а про деда Вы объяснить мне можете?

— Что именно?

— Отчего он умер? — наугад спросил Балис.

Монах на некоторое время задумался.

— Вы хотите ответ или пытаетесь понять? — спросил он после продолжительной паузы.

— Я хочу понять.

— Тогда я Вам не отвечу.

— Почему? — изумился Балис.

— Потому что понимание не приходит, когда ответы приносят на блюде. Чтобы понять, ответы надо искать, их надо выстрадать…

— Выстрадать?! - возмущенно прервал монаха офицер. — Да Вы хоть знаете, сколько мне досталось этого самого страдания?

— Знаю, — спокойно ответил монах. — Но это было другое страдание. Да и в этом случае готовые ответы Вам облегчения не принесут.

— Какие готовые ответы? — рявкнул Балис. И заметил, что сидящие у костра никак на это не отреагировали, словно не видели и не слышали разговора со священником.

— Например, я могу Вам сказать, что Вы напрасно связываете убийство Вашей жены и дочери с тем, что произошло накануне ночью. Если бы Вы не участвовали в том бою, а провели бы ночь дома, это ничего бы не изменило: утром бы Вас всё рано попытались убить.

— Почему?

— Я ответил на вопрос, который Вас давно мучил, не так ли? Разве Вам стало легче? Скажите честно…

Балис мгновение молчал, затем тихо проговорил:

— Нет, не стало…

— Вот видите… Чтобы понять, надо знать, как это было. Ваш дед оставил Вам нить, но Вы ей не воспользовались.

— Какую нить? — вот теперь удивление Балиса достигло предела.

— Он просил Вас посетить могилы своих друзей.

— Я был в Ленинграде…

— А в Москве не были.

— Понимаете, всё времени никак не мог найти…

Гаяускас почувствовал, что ему стало стыдно. И перед этим священником и перед дедом.

— Вот, а ведь приди бы Вы на Головинское кладбище — могли бы многое узнать. И поняли бы, что делать дальше. Увы, но, сами виноваты. Теперь Вам нужно получить знание другим путем. И, может быть, этот путь подсказывает Вам Дорога. Думайте.

С этими словами монах тяжело поднялся с земли и пошел прочь, в темноту.

— Отец Эльфрик! — окликнул его Балис.

— Что, сын мой? — обернулся старик.

— Отец Эльфрик, скажите хоть одно: что со мной происходит. Где я, что такое эта Дорога? Я вообще жив или мертв?

— А Вы как чувствуете?

Офицер запнулся.

— Я не знаю… Я не понимаю, что происходит… Я чувствую себя каким-то опустошенным… Я так одинок…

И снова Балису почудилась улыбка под монашеским капюшоном.

— Я могу только повторить свои слова, сын мой. Если хотите понять — не просите готовых ответов. Ищите их сами. Верьте в себя. Пытайтесь — и Вы справитесь.

— Но всё же…

— Вспомните своего деда. Разве Вы не слышали от него народную пословицу: "Мертвые никогда не бывают одиноки. Если же они одиноки, то они не мертвы".

С этими словами отец Эльфрик поднял правую руку и, осенив офицера крестным знамением, развернулся и ушел в темноту.

Балис молчал. Эту пословицу ему действительно в детстве приходилось слышать не раз. А когда он вырос, то так и не нашел времени спросить, откуда дед её взял: ни литовской, ни русской эта пословица не была.

Вышедший из темноты присел рядом с Наромартом.

— Наставник Антор, ты? — пробормотал изумленный полудракон, пытаясь встать. Встать не получилось, тело не слушалось, словно скованное заклятьем паралича.