— Знаешь, — продолжила она, — люди платят за то, чтобы увидеть гораздо менее убедительные вещи, чем это, — а нам платят за то, что мы это видим. Что же, нам надо взять от этого все, что можно. Надо будет отвезти ученых на Лорн, а потом мы вернемся в этот настоящий ад — тот, в котором мы должны каким-то образом заработать денег, чтобы держать корабль на ходу. Когда этот полет закончится, для нас в Приграничье уже ничего не будет…

— Все говорят то же самое, — заметил Клаверинг. — И Граймс кое-что сказал. Я просто вспомнил.

— Что же это? — спросила она.

— Просто одна из пословиц Приграничья, — ответил он.

Это был крупный корабль — «Салли Энн», — слишком большой и слишком внушительный для того имени, которое носил. Судно гордо стояло на своем месте в порту Форлон; краны, порталы и административные здания рядом с ним виделись карликами; оно возвышалось над такими типичными представителями флота Приграничья, как «Звезда Приграничья» и «Приграничный».

Командор Граймс, космический директор флота Приграничья, смотрел из окна офиса на этот огромный корабль, жмурясь от стального света заходящего солнца. На его жестком, рябом лице было заметно некоторое восхищение, когда он сказал:

— Итак, вы это сделали, капитан. Вы заставили своего огромного белого слона зарабатывать себе на пропитание…

— И кое-что перепадает и нам, — заметил Клаверинг, глядя, как убывающие пассажиры идеально ровным потоком поднимаются по пандусу.

— Вам придется изрядно потратиться, — сказал Граймс. — строительство постоянного лагеря отдыха на Иблисе, для начала. И ваша реклама…

— Большую часть работы выполнили за нас ваши люди, — ответил Клаверинг. — Эти прекрасные фильмы, снятые экспедицией, собирают полные сборы во всех мирах Приграничья. Что же касается остального — Университеты делят расходы и, соответственно, выгоду, и это поможет им финансировать дальнейшее исследование Иблиса.

— Как вам пришло все это в голову? — спросил Граймс.

— Кое-что моя жена об этом говорила в наш последний вечер в долине. Вы смотрели фильмы — это странное место, весьма пугающее, но на самом деле не представляющее никакой опасности. Даже если происходит землетрясение, то трава мягкая, а надувные дома, которые мы туда завезли, в любом случае предохраняют от разрушений…Она сказала, что это все похоже на ужасы во дворцах развлечений — дома с привидениями и прочее, — и люди платят хорошие деньги за вход. Им нравится пугаться, если они знают, что это понарошку. К тому же, эта перемена обстановки, по сравнению с Лорном и Фарэуэйем, Ультимо и Туле… Да, и еще кое-что из того, что говорили вы, навело меня на эту мысль.

— И что же это, капитан Клаверинг?

— «Человек, прилетающий в Приграничье, чтобы зарабатывать себе на жизнь, — процитировал Клаверинг, — на отдых отправляется в ад».

Вполне вероятно, вы никогда не слышали о Кинсолвинге — очень многие люди, включая большинство космонавтов, ничего не слышали о нем. Это один из миров Приграничья, что означает, что он стоит далеко от проторенных путей даже свободных судов класса эпсилон. Это планета земного типа, но не настолько похожа на Землю, чтобы привлечь колонистов. Сила тяжести немного больше, воздух немного более разрежен, и в нем чуть больше углекислого газа. Его солнце достаточно горячее, но не слишком яркое, и его свет настолько голубой, что создает впечатление прохлады. Затем, конечно, есть эта болезненная пустота безлунного, беззвездного ночного неба, длящаяся шесть месяцев в году.

Кинсолвинг, стало быть, это просто название в списках Обзорной комиссии — просто название и несколько строчек относящихся к делу данных. Открыт и нанесен на карту командором Пирсоном с исследовательского корабля «Магеллан», назван по имени его заместителя. Исследовательская команда оставлена на планете и снята с нее, как обычно, после двух лет исследования. Основана колония, укомплектованная машинами и необходимой флорой и фауной. Через десять лет колония, по собственному желанию ее членов, снята с планеты и переведена на Кларенси.

— Что вам известно о Кинсолвинге? — спросил меня Уорбертон.

Уорбертон — это мой непосредственный начальник и директор не слишком афишируемого отдела расследований Обзорной комиссии. Если кратко, то его работа состоит в чтении рапортов — рапортов, написанных капитанами исследовательских кораблей, капитанами судов Межзвездной транспортной комиссии и, опять же, капитанами судов, принадлежащих тем немногим инопланетным расам, обладающим равным с нами технологическим уровнем. Иногда он находит в этих рапортах что-нибудь интересное, и когда находит, то посылает группу расследования, которая, в свою очередь, составляет собственный рапорт. Что будет дальше — это уже решать важным шишкам.

— Что вам известно о Кинсолвинге? — снова спросил он.

— Контр-адмирал в отставке, — ответил я. — Успешная, но ничем не примечательная карьера. Это все.

— Я не о человеке, — бросил Уорбертон. — О планете. Его именем был назван мир. Посмотрите, Таррант.

Я посмотрел: набрал номер Центральной библиотеки, сказал, что мне нужно, и через несколько секунд мы с Уорбертоном смотрели несколько жалких параграфов печатного материала на экране.

— Типичный мир Приграничья, — сказал я. — Вероятно, гораздо хуже большинства миров.

— У меня здесь рапорт, — сказал Уорбертон, — от некоего капитана Спенса, с корабля «Эпсилон Эридана». Некоторое время он летал по чартеру на линиях Туле. Он направлялся маршрутом с Эльсинора до Ультимо, и у них возникли проблемы с приводом — и, как вы знаете, систему управления приводом Манншена можно перекалибровать только на поверхности планеты. Ближайшей планетой оказался Кинсолвинг, и Спенс приземлился там, в старом космопорту. Во всяком случае, можете прочитать, — он вручил мне пачку бумаг. — Посмотрите, что вы можете из этого извлечь.

Я сел и стал читать. Рапорты капитанов, насколько я понял, неизменно делятся на две категории. Они или строго официальны, или написаны необычайно литературным стилем. Было ясно, что капитан Спенс считал себя современным Конрадом.

«Здания этого древнего космопорта в этом бледном свете выглядели как могильные камни на заброшенном кладбище», — писал он. — «Немного южнее лежал город, явно мертвый. Было трудно поверить, что он когда-то был населен. Единственным заметным движением были дым и пар, плывущие рваными клочьями мимо иллюминаторов нашей рубки — летное поле, как мы заметили еще до приземления, густо заросло каким-то ползучим местным растением, плети которого были испепелены выхлопом нашего межпланетного привода.

Я взглянул на Мэкинса, моего старшего офицера. На моем лице, должно быть, отразились мои ощущения. Посмотрев на меня, он заметил:

— Прекрасное место для кладбища, капитан!

В таком духе оно шло и дальше. Я перелистнул несколько страниц, заполненных красивым, размашистым почерком. Далее:

«Лоренкон, инженер по межзвездному приводу, сообщил мне, что работы по перекалибровке потребуют не менее шести дней, по местному времени. Услышав это, мистер Мэнкинс спросил моего разрешения взять вертолет и вместе с группой младших офицеров и кадетов провести собственное исследование. Он заверил меня, что на Кинлосвинге нет опасных животных, что подтверждает копия рапорта командора Пирсона, которая была прислана на корабль правлением линий Туле, вместе с другой полезной литературой. Он сказал, что, возможно, поросята или кролики, которых разводили колонисты, выжили, и добавил, что мясная культура, которую мы выращиваем в баках, стала совершенно безвкусной. Он сказал, что ему хотелось бы найти пещеры, о которых сообщала первоначальная исследовательская группа, и сфотографировать настенные рисунки. Он даже полагал, что его неквалифицированные исследования могли бы пролить свет на тайну исчезновения древних гуманоидов, создавших эти рисунки. Поначалу я не хотел давать на это разрешение, но затем вспомнил, что это обязанность каждого капитана — помогать работе межзвездной разведки, если при этом он не подвергает опасности корабль или персонал. Я дал разрешение на подготовку.