Отрок пошевелился, закряхтел, подавая о себе знать. Первой заметила его знаки девушка, подняла взгляд — и Варяжко утонул в ее огромных, с поволокой, глазах. Смотрел на них, даже не различая лица и всего остального. Такого он не испытывал ранее, если не считать первые встречи с будущей женой в прошлой жизни. В этом же мире ни одна из встреченных девиц не затронула его сердца, хотя он не избегал их, даже миловался на сеновале кое с кем. Сейчас же весь свет сошелся на этой юнице, хотя ничего не ведал о ней. Только знал — покоя без нее ему не будет.

Девушка не выдержала его пристальный взгляд, отвела взор, после что-то негромко сказала, обращаясь к старшей женщине — по-видимому, матери. Ее мягкий голос показался юноше чарующей душу мелодией, все больше затягивающей в любовные сети. Смотрел на ее милое лицо, ладную фигурку — каждая черта в ней вызывала отклик в сердце, и без того заполненное волнующим чувством бескрайней нежности и отрады. Не слышал слов подошедшей к нему хозяйки, обращение ее мужа — не отрывал глаз от той, что заняла всю его душу и помыслы.

Очнулся Варяжко от наваждения, когда его встряхнули за грудки. Увидел рассерженное лицо склонившегося над ним отца семейства, а потом услышал:

— Его пустили по людски, а он тут охальничать надумал! Вот выволоку на мороз, враз уразумеешь — неча на чужих девок заглядываться, да еще при отце-матери.

Ему вторила женщина: — Не для того мы растили-берегли свою зореньку, чтобы ее поганил взором нечистым чужак прохожий! Для доброго мужа жена верная наша Милава, а не для утех беспутных!

Юноша переводил растерянно взгляд между ними, смысл их слов не сразу дошел до его разума, все еще затуманенного ликом ненаглядной. Попытался объяснить разгневанным родителям девушки, но из уст раздался только хрип. Сглотнул ком, вставший в горле, а потом слабым голосом — на большее сил не хватало, произнес:

— Прошу милостиво простить меня, что обидел невзначай. Нет у меня злого умысла, могу поклясться Родом. А дочь ваша запала мне в сердце, нет в нем теперь покоя. Она суженная моя — в том мое слово, стану добрым мужем, если отдадите Милаву в жены.

Немного размягчившись, уже не так сердито, хозяйка проговорила: — Ишь, какой быстрый — отдай ему Милаву! Да и просватана она уже, взяли за нее вено.

Последние слова едва не ввергли Варяжко в отчаяние. Встретить любовь и тут же потерять ее — от этой мысли душа застыла, как от злейшей стужи, а сердце, напротив, рвалось горячей кровью, пронзив острой болью. Невольно застонал и замер, пока не отпустило, а потом лихорадочно стал думать, что же предпринять. Знал о принятом обычае выкупать у родителей невесту, но можно ли расторгнуть помолвку и что нужно для того — не представлял. Тут вспомнил о другом, пусть и редком среди русичей, обряде — жених мог украсть девушку, конечно, с ее согласия, а потом выплатить родителям выкуп. Тем не оставалось ничего иного, как принять выбор дочери, пусть и против их воли.

— Возьмите с меня вено и урок, — высказал свою мысль отрок, — как если бы я умыкнул дочь вашу. А Милаву прошу не отказать мне, принять душу мою и сердце. Буду жалеть и холить ее, не раскается, что пошла замуж за меня. Скажу вам, что еду я в Новгород к наместнику, стану его советчиком по велению князя Ярополка Святославича. Нужды у Милавы не будет, а хоромами со временем обзаведемся.

По сути, Варяжко покупал девушку, как рабыню, давая за нее большую цену. Дальше пошел торг, разве что ради приличия родители спросили согласия своей дочери. Та только притупила взор, что все, считая и юношу, приняли как нужный знак. Начали с двух гривен, такую цену, как за хорошего боевого коня, предложил отец Милавы. Варяжко готов был отдать и больше, но, чтобы не вызвать у родичей будущей жены досады, что продешевили, пришлось сбивать ее. При том чувствовал, что чем больше ему удастся, тем выше уважение вызовет у другой стороны — умение торговаться ценилось не только среди ушлых купцов, но и у смердов, других простых людей из вольных.

Родители наперебой расхваливали невесту — и умница, и красавица, никакой работы не чурается, будет в доме ладная хозяйка. Жених же соглашался, что девка пригожая, но проговаривал — за такую цену только боярскую дочь брать. После долгих торгов сошлись на гривне, десяти ногатах и пяти кунах, а потом довольный отец ударил по рукам с будущим зятем — угодил тот ему. За ужином — Варяжко нашел силы выйти к нему, — разломили каравай, дали по куску новобрачным, после родичи благословили молодых именем Сварога, на том и закончилась свадебная процедура. А когда стали укладываться спать, юная жена пришла в постель к такому же юному мужу.

При свете лучины легла в сорочке с краю лавки — Варяжко отодвинулся к стене, давая больше места, накрыл ее суконным одеялом и шкурой. Лежали рядом, но не касаясь друг друга, даже затаили дыхание, пока хозяин не загасил лучину. Уже в темноте юноша коснулся руки жены. Почувствовал, как та вздрогнула, но не отвела, потом смелее принялся гладить — плечи, грудь и ниже. Под его ладонью девушка дрожала, как осиновый лист на ветру, ее небольшая грудь шла ходуном от прикосновений. Дышала часто, сердечко же билось, как будто хотело выскочить из груди. А после, когда Варяжко принялся снимать с нее сорочку — помогала ему, выгибаясь всем телом.

Он прижался губами к открывшимся холмикам, поласкал сосок — Милава тихо застонала, а потом приняла его в себя, сама обняла с силой. Юноша взял девушку бережно, остановился, услышав ее стон от боли, нежными объятиями и ласками успокоил напрягшееся тело любимой. Продолжил, когда она сама прижалась к нему, так они вели вместе свою первую близость. А потом заснули, обнявшись, не сказав ни слова друг другу, но души их сплелись воедино. Утром родители не стали будить молодых, когда же они проснулись и вновь слились в жарком объятии — сделали вид, как ни в чем не бывало, только переглядывались между собой с улыбкой, услышав сдержанные стоны дочери.

В этот новый день Варяжко чувствовал себя превосходно — ушла прочь вчерашняя немочь, силы бурлили в нем, заставляя что-то делать, искать движений. Наверное, сказались душевный подъем от сбывшейся надежды и близость с возлюбленной. Проснулся с ощущением радости, прижал крепче спящую жену, ласками разбудил ее, после отдался плотскому наслаждению, раз за разом обладая нежным телом. То, что в избе они не одни, не останавливало юношу, в страсти он почти не замечал окружающих. Да и такие сношения при других не возбранялись в эти времена — когда в одной избе жили несколько семей, поневоле закрывали глаза на сходящуюся на их глазах в любовной близости пару или сами увлекались подобным примером.

После позднего завтрака молодые отправились на прогулку, прихватив с собой санки. Варяжко усадил в них жену, а потом повез на лед озера. Катал ее, разбежавшись, опрокидывал санки на поворотах, а потом набрасывался на барахтающуюся в снегу Милаву, обнимая и целуя ненаглядную. Еще лепили вместе снежную бабу, жена украсила ее ветками, после стала разбивать снежками, припевая:

— Мороз, мороз, через тын перерос,

— Бабу снежную принес.

— Баба, нос крючком,

— Получай снега ком!

Тешились до самого обеда, вернулись домой уставшие и счастливые. Варяжко открыл в любимой задорный и веселый нрав, она, как маленькая девочка, живо принимала радости в каждой мелочи — от катания и игр до прекрасной погоды, чистого неба. А на его ласки и поцелуи отвечала пусть и неумело, но с заметной охотой, даже страстью. Пообедали кашей и зайчатиной, после скорой работы Милавы по дому направились вдвоем в поселок — Варяжко надумал купить в здешней лавке свадебный подарок жене, да и гостинцы ее родичам. Шли, держась за руки, уже подходили к торговой площади, когда на их пути встала ватага местных парней.

Увидев их, Милава остановилась, в испуге схватилась обеими руками за мужа, а потом, поворачивая его обратно, проговорила с дрожью в голосе: — Варяжко, милый, вернемся в избу. Не надо идти дальше, я боюсь!

Бывший отрок стоял неподвижно, всматриваясь в группу из четверых парней примерно его возраста. Один из них выдвинулся чуть вперед, держа в руках увесистую палицу. Покрупнее других, да и постарше, он несомненно был у них вожаком. Да и заметно по властному выражению на его далеко не приятном лице, что он привык распоряжаться. Одежда его отличалась добротностью, из мягких мехов и кожи, явно побогаче, чем у других подельников. Те тоже оказались вооружены дубинками, стояли за спиной лидера, ожидая его команды. Варяжко не испугался их, хотя сам оставался безоружен, уверенность в своих силах и боевом мастерстве давала ему то спокойствие, с которым он ответил напуганной жене: