Где-то рвутся снаряды, мины, гранаты. Каждый взрыв отдается в трубе гончарным звоном и кажется совсем близким, как будто над самой головой. Настоящая ловушка: дадут очередь из автомата вдоль трубы — и ни одна пуля не минует тебя… Надо поскорее выбираться. Наконец мелькнул просвет. Труба привела нас к новой канаве с бетонированными стенками. Вспыхнула ракета. Мы прижались к стене. Рядом подымается шумиха: рвутся гранаты, трещат автоматные очереди, равномерно отбивают дробь пулеметы.

— Где мы? — спрашивает Абзалов. — Может, к фашистам зашли?

— Нет, дорогой Абзайчик, здесь наши. Фашисты стреляют разрывными пулями, а наши простыми. Лежи тихо, они сейчас сюда придут.

Лежим. Доносятся приглушенные голоса. О чем говорят — разобрать нельзя, но речь наша, русская. Солдаты идут в темноте, спотыкаются. Опять вспыхнула ракета, и мы увидели двух автоматчиков. Свои! Ясно слышен их разговор:

— Тут они должны лежать, я хорошо видел, как падали.

— Где ж тогда они?

— Да вот здесь! — отвечаю я. Автоматчики припали к земле. Потом, опомнившись, подали голос:

— Мы тут убитых немцев ищем!

— Ну, тогда ведите нас, живых, к своим.

По дороге к блиндажу штаба полка мы узнали, что наши ребята благополучно вышли к берегу Волги, к медпункту.

Утром чуть свет я пришел на доклад к капитану Питерскому, Доложил по всем правилам, даже каблуками стукнул. Начальник штаба, не мигая, смотрел на меня, будто увидел что-то особенное. Потом спросил:

— Ну что мне с тобой делать: в штрафную роту отправить пли на Мамаев?

— Отправляйте туда, где опасней!

— Хорошо, старшим группы будет Медведев. Они останутся в районе тиров — на северной окраине завода «Красный Октябрь», а ты уходи на высоту…

— Есть на высоту! — ответил я, не скрывая иронии, и повернулся к выходу.

— Отставить! — скомандовал капитан.

Я снова повернулся к нему, повторил его приказ и опять повернулся — еще четче…

— Отставить! — послышалось за спиной, но я уже выбежал из блиндажа и, не раздумывая, зашагал в сторону Мамаева кургана.