Г. В. Вернадский. Два подвига святого Александра Невского
Во времена императора Николая Павловича в Париже напечатана была получившая громкую известность книжка о России «La Russie en 1839» маркиза Кюстина. Эта книжка представляет собой – в форме путевых впечатлений – озлобленный памфлет, направленный против России, Русской церкви, Русского государства, русского народа. Книга Кюстина – одно из звеньев большой цепи европейского руссофобства, одно из проявлений ненависти Европы к России и страха Европы перед Россией.
Кюстин не ограничивается нападками на современную ему императорскую Россию – он стремится при случае развенчать и русское прошлое, подорвать исторические основы русского бытия. В числе нападок Кюстина на русское прошлое, обращают на себя внимание иронические слова, посвященные памяти святого и благоверного князя Александра Невского. Кюстин говорит: «Александр Невский – образец осторожности; но он не был мучеником ни за веру, ни за благородные чувства. Национальная церковь канонизировала этого государя, более мудрого, чем героического.
Это – Улисс среди святых». Так в XIX в. западноевропейский писатель-латинянин стремился развенчать русского святого князя, вся деятельность которого была направлена на борьбу с Западом и латинством. Мечом нападали на Александра европейцы XIII в.; литературной насмешкой заменил меч европеец XIX в.; впрочем, и это «бескровное» орудие было, как оказалось, лишь подготовкой к мечу (ведь через несколько лет за книгою Кюстина последовали Крымская война и Севастополь!).
Высмеиваемые Кюстином «мудрость» и «осторожность» Александра Невского насмешке, казалось бы, не подлежат: отмеченные Кюстином качества соединялись в личности Александра с самым подлинным героизмом и подчас безрассудной смелостью. Александр доказал это своей борьбой против Запада. Подвиг брани Александр свершил на берегах Невы и на льду Чудского озера; печать этого подвига он возложил мечом на лицо Биргера.
Но перед силой Востока Александр действительно счел нужным себя смирить. Мудрость Александра, по слову летописца, была от Бога; его осторожность была, на самом деле, подвигом смирения. XIII век представлял собой знаменательную эпоху в русской истории. В предшествующие века сложилась и ярким цветом зацвела русская культура как своеобразное сочетание и пышное возрастание на славянской почве богатых ростков православной Византии, Востока степных кочевников, Севера варягов-викингов.
Киевская Русь поражает блеском и роскошью жизни материальной и духовной, расцветом искусства, науки, поэзии. Складывается и мощное национальное самосознание (епископ Иларион и летописец Никон Великий – все равно, одно ли это лицо под двумя именами или два лица с одинаковым горением и одинаковым устремлением мысли и чувства).
К XIII в. Русь стоит перед грозными испытаниями. Самое ее существование – ее своеобразие и самобытность – поставлены на карту. Развернувшаяся на великой Восточно-Европейской равнине, как особый культурный мир между Европой и Азией, Русь в XIII в. попадает в тиски, так как подвергается грозному нападению обеих сторон – латинской Европы и монгольской Азии. В 1206 г. в сердце Азии произошло событие, во многом определившее дальнейшие судьбы истории.
В Делигун-Булак, на истоках Орхона, курултай (собрание старейшин) монгольских народов провозгласил местного завоевателя окрестных племен, воинственного князька Темучина – Самодержцем (Чингисханом). Началось монгольское движение на Китай, Туркестан, Малую Азию, Европу. Меньше, чем через двадцать лет после того передовые кавалерийские отряды Чингисхана уже нанесли русским князьям страшное поражение на Калке.
Почти одновременно – всего за два года до делигун-булакского курултая – не менее значительное событие произошло и в Европе; в 1204 г. западноевропейские крестоносцы взяли приступом Царьград и страшно разграбили его; православное Византийское царство было ниспровергнуто – на месте его основана Латинская империя. Вслед за Византией, казалось, пришел черед и Руси. Наступление началось по всему фронту.
Венгрия и Польша бросились на Галицию и Волынь; немецкие крестоносцы утвердились в начале XIII в. в Риге (Ливонский орден) и Пруссии (Тевтонский орден) и оттуда повели наступление на Псков и Новгород; наконец, шведы двинулись на Русь через Финляндию: мечом и огнем немцы и шведы обращали в латинство как язычников литовцев, эстов и финнов, так и православных – русских. Годы высшего напряжения двусторонней опасности для Руси – конец 1230-х —1240 г.
Зима 1237–1238 гг. – первый татарский погром Руси (преимущественно Северо-Восточной); в 1240 г. татарами взят Киев (6 декабря). В том же году, побуждаемый папой на крестовый поход против «неверных», шведский правитель и полководец Биргер высадился на берегах Невы (июль). Русь могла погибнуть между двух огней в героической борьбе, но устоять и спастись в борьбе одновременно на два фронта она не могла.
Предстояло выбирать между Востоком и Западом. Двое сильнейших русских князей этого времени сделали выбор по-разному. Даниил Галицкий выбрал Запад и с его помощью попытался вести борьбу против Востока. Александр Невский выбрал Восток и под его защитой решил отбиваться от Запада. Политика Даниила Галицкого не была, впрочем, последовательной и прямолинейной. Даниил лавировал между римским папой, Уграми (Венгрией), Чехией, Польшей, Литвой, татарами, собственными боярами и родственниками-князьями.
Первый страшный удар нанесен был татарами Юго-Западной Руси в конце 1240 г. (взятие Киева); вся Волынь и Галиция были затем опустошены; к Берестью нельзя было подойти от смрада гниющих трупов; во Владимире не осталось живой души. Даниил не пытался оказывать сопротивления. Еще до взятия Киева он уехал в Угры, ища против татар помощи у короля Угорского. Хлопоты Даниила оказались тщетны.
Как известно, монгольская волна залила всю Восточную и Среднюю Европу – Венгрию, Силезию, Моравию, Хорватию, Балканы. Волна схлынула (в 1241 г.) не потому, чтобы монголы встретили серьезное военное сопротивление – наоборот, они побеждали повсюду (при Легнице в Силезии; на реке Солоней в Уграх) – а вследствие внутренних осложнений в глубинах монгольской державы (смерть великого хана Огодая и связанные с этим вопросы престолонаследия и внутренней монгольской политики, живо волновавшие Батыя, руководителя европейского похода монголов).
Даниил вернулся на Русь, где ему пришлось вести длительную борьбу с галицкими боярами, перемышльским владыкой, бывшим черниговским князем Ростиславом, уграми и поляками. Борьба шла успешно и завершилась решительной победой Даниила над польскими и угорскими войсками Ростислава (под Ярославом, 1249 г.). Между тем уже в следующем (1250) году монголы вновь заинтересовались Юго-Западной Русью.
Батый прислал сказать Даниилу: «Дай Галич». Не чувствуя себя опять в силах бороться оружием, Даниил решил подчиниться и поехал сам к Батыю. Против ожидания Даниил был встречен ласково. Войдя в вежу (палатку) Батыя, Даниил поклонился по монгольскому обычаю. Батый сказал ему: «Даниило, чему еси давно не пришел? А ныне оже еси пришел, то добро же. Пьеши ли черное молоко, наше питье – кобылий кумыс?» Даниил: «Доселе семь не пил – ныне же ты велишь – пью».
Батый: «Ты уже наш татарин, пий наше питье». Даниил выпил и поклонился по обычаю. Потом Батый прислал Даниилу вино, сказав: «Не обыкли (вы) пити молока, пий вино». Даниил пробыл в Орде почти месяц и достиг цели: Батый оставил за ним все его земли. Немедленно сказалось международное значение Даниилова шага: Запад начал заискивать перед ним, угорский король Бела IV прислал послов с предложением мира и родственного союза. Сын Даниила Лев женился на дочери угорского короля.