— Милая ласточка, лети к Ироду и скажи ему, что он потерял все мое уважение и это принесет ему несчастье!

Женщина сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты сказала, что у тебя нет мужа; ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.

Женщина говорит ему: господи! вижу, что ты пророк.

Иоанн, глава 4, стихи, 17-19.

Хотя Иисус обладал всемогуществом, его никак нельзя было отнести к той категории людей, которых принято называть храбрецами. Больше того, было в его натуре что-то трусливое.

Узнав об аресте Иоанна Крестителя, он подумал, что вскоре может наступить его черед, и поспешил сменить местопребывание.

Стараясь несколько смягчить комичное впечатление, производимое таким трусливым бегством, евангелие указывает, что Христос пошел на этот шаг не по собственной воле, а по наитию свыше: святой дух вмешался и на сей раз. Так удачно объяснить это обстоятельство сумел не кто иной, как святой Лука (глава 4, стих 14).

Итак, поскольку в то время наш странник крестил на границах Идумеи и решил направить свои стопы в Галилею, ему надо было пересечь всю Иудею, а затем Самарию.

Апостол Иоанн взял на себя труд поведать нам об этом путешествии.

Около полудня — до чего же точен Иоанн в своих воспоминаниях — Иисус пересек границу между Самарией и Иудеей. Подумать только, Иоанн писал свое евангелие девяностолетним старцем. Какая удивительная память! И вот слева от дороги показался самарийский город Сихарь, окруженный садами и пастбищами. Однако, утомленный ходьбой, Иисус не пошел в город. Он остановился у колодца, как раз в том месте, где начиналась долина, в которой лежал городок.

Ученики же его направились к Сихарю, ибо провизия у них была на исходе, и им пришлось подумать о том, чтобы где-то раздобыть себе пропитание. Оставшись один, Иисус уселся на скамью под навесом (на Востоке колодцы обычно укрыты навесом и имеют скамьи). Он стал размышлять, из чего бы ему напиться: ведра поблизости не было, на вороте висела только веревка. Люди, приходившие за водой, приносили свой собственный кувшин, привязывали его за веревку, набирали воду и уносили кувшин домой.

Иисус изнывал от жажды, и ему оставался единственный способ утолить ее — пососать пропитанную водой веревку. Он уже готов был это сделать, как вдруг увидел на дороге женщину с кувшином на плече. Это была самарянка — молодая, стройная и красивая.

«Как нельзя кстати», — подумал про себя наш бродяга и стал ждать ее приближения.

Тут ему пришла в голову мысль, что вид незнакомого мужчины может испугать сихарскую красавицу, и она, чего доброго, повернет обратно. В самом деле, восточные женщины на редкость застенчивы и пугливы. Обычно они не ходят за водой вот так, среди бела дня. Зная, что мужчины — народ предприимчивый, они идут к колодцу не иначе как целой гурьбой и притом под вечер. Между тем эта женщина шла совершенно одна и нисколько не испугалась даже тогда, когда заметила, что у колодца на скамейке развалился здоровенный детина. Ясно, что она была не слишком добродетельна, — сомнений тут быть не могло. Женщина привязала свой кувшин к веревке, опустила его в колодец и зачерпнула воды.

— Дай мне пить! — с места в карьер выпалил Иисус. Самарянка взглянула на незнакомца. Видимо, учтивость не составляла главного его достоинства. По его выговору и по одежде красотка поняла, что имеет дело с иудеем.

— Странно, — ответила она не без иронии, — как ты, будучи иудеем, просишь пить у меня, самарянки?

А надобно знать, что между самарянами и иудеями существовала глухая неприязнь. Гордые сыны Иудеи считали своих соседей из земли Самарийской недостойными существами.

Однако Иисус был не склонен проявлять высокомерие: ему слишком хотелось пить. Но вот странная штука: этот ловкий фокусник, сумевший на свадьбе в Кане сделать вино, здесь, в Сихаре, оказался не в состоянии сделать себе воду.

Бедняга изнывал от жажды, и, чтобы получить несколько капель влаги, в которой так нуждалась его пересохшая глотка, он решил пококетничать с самарянкой.

— О! — воскликнул он в ответ. — Есть вода и вода. Как известно, вещь вещи рознь. Я прошу у тебя пить, а ты мне отказываешь. Если бы ты знала, кто к тебе обращается, ты бы не отказала, а сама просила бы у меня воду живую.

— Да ты смеешься надо мной! — сказала самарянка. — Как, интересно, ты ее почерпнешь? Ведь колодец глубокий, а у тебя нет ни ведра, ни кувшина.

Неужто ты можешь перехитрить отца нашего Иакова, который дал нам этот колодец и сам из него пил, и дети его, и скот?

С этими словами красотка, в глубине души существо очень доброе, набрала кувшин воды, поднесла его Иисусу, и тот напился.

— Послушай, — снова начал он, — вода из этого колодца ничуть не утоляет жажды, а вода, о которой я говорю, избавляет от нее навсегда. Если ты напьешься из моего источника, то уже вовек не попросишь пить. «Ну и забавник», — подумала самарянка и произнесла вслух:

— За это время ты уж мог бы напоить меня своей водой, чтобы я никогда больше не хотела пить. Иисус хитро подмигнул:

— Сходи за своим мужем и приведи его сюда, я охотно с ним познакомлюсь. Самарянка разразилась хохотом.

— Но у меня нет мужа, — сказала она.

— Кому ты это рассказываешь? У тебя нет мужа? Да ты счет им потеряла! У тебя был один, другой, третий, четвертый, пятый — целая куча! И тот, которого сейчас имеешь, не муж тебе. Уж я-то, матушка, знаю!

Женщина пристально посмотрела в лицо Иисусу и воскликнула:

— Ей-богу, ты меня просто сразил! Ты обо всем догадался с первого взгляда!..

Может быть, ты колдун? Значит, мне верно говорили, что иерусалимским книжникам все известно… Теперь-то мне ясно, что ты иерусалимский книжник…

А по твоей неприглядной одежде этого не скажешь. Впрочем, возможно, ваши ученые всегда ходят в лохмотьях… Смотри, однако, как легко можно столковаться… Оба наших народа разделяет сущий пустяк: наши отцы молились богу вот на этой горе, а ты говоришь, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме…

Иисус привлек к себе самарянку.

— Поверь мне, — сказал он ей, — наступает время, когда и не на сей горе, и не в Иерусалиме будете поклоняться отцу. Тот, кому вы станете поклоняться, душечка, будет мессией, Христом.

— Верно, верно, так говорили в храме, что должен явиться какой-то мессия и что он нас кое-чему поучит. Где же он, этот мессия?

— Да это я и есть!

— Вот так, так!..

— Уверяю тебя, можешь поверить мне на слово.

Самарянка, как и все женщины легкого поведения, была очень набожна. Ей ничего другого не надо было, только бы кому-нибудь поклоняться. Она бросилась к ногам нашего бродяги и стала целовать ему руки. Иисус радовался своему успеху.

Вдруг появились ученики.

«Вот, черт, — выругался про себя Иисус, — принесла же их нелегкая как раз в тот момент, когда красотка разнежилась».

Самарянка, смутившись, что ее застали целующей руки мужчине, быстро вскочила и убежала прочь, оставив свой кувшин.

Жители Сихаря, встретив ее на дороге в таком замешательстве, стали спрашивать:

— Что с тобой стряслось? Куда ты так несешься? Да на тебе лица нет!

— Еще бы! — отвечала женщина. — Я встретила человека, которого никогда раньше не видела, и оказалось, что он все про меня знает. Он сказал, что он Христос. А вдруг это правда?

Жители Сихаря, разумеется, сразу же направились к колодцу, где находился странный субъект, о котором им только что рассказала женщина.

Наш герой, увидев себя в центре всеобщего внимания, не преминул тут же пустить пыль в глаза: когда друзья предложили ему поесть, говоря: «Кушай, учитель», он громко, так, чтобы все слышали, ответил:

— Напрасно, друзья мои, вы предлагаете мне еду. Спасибо вам, но у меня есть пища, которой вы не знаете. Удивленные ученики говорили между собою: