— Что ж, спасибо вам и извините за то, что отнял столько времени, — сказал Карелла, поднялся и двинулся к двери.

— Бифштексы любите? — крикнул вдогонку Родино. — Постойте. Сейчас дам вам несколько штук. Отличные куски, на косточке. Отнесете домой жене. — Он хлопнул Кареллу по плечу и распахнул перед ним дверь. — И никаких личинок! — добавил он и подмигнул. — Гарантирую.

Мелани нравится подмечать сходства и различия между двумя мужчинами. Джек — график, дизайнер, а потому глядит на самые обычные вещи глазами художника. И очень часто разводит руками, словно показывая размеры рамы. Точь-в-точь как режиссер фильма — ладони наружу, большие пальцы соприкасаются, точно он пытается таким образом поймать изображение в кадр. Самым главным его разочарованием в жизни стал тот факт, что он так и не выучился писать маслом. А вместо этого преследовал в искусстве более коммерческие цели.

Кори же, напротив, почти ничему не обучен, но жутко талантлив.

Талантлив почти во всем, но Мелани в первую очередь интересует актерское мастерство. И то, как он вживается в роль. Вот уж поистине точное слово — именно вживается, становится другим человеком, влезает в шкуру своего персонажа. Просто грандиозное зрелище! И за это она искренне восхищается им. Да сам факт, что этот мужчина низкого происхождения, недоучка, дважды побывавший за решеткой, осмелился брать уроки актерского мастерства… уже одно это говорит о многом. И в каком-то смысле и на свой лад он не менее тонок и чувствителен, чем Джек.

Но, с другой стороны, они страшно непохожи, эти двое.

Кори — человек действия. Стоит ему подумать о чем-то, и он тут же стремится воплотить мысль в действие. И Мелани кажется, что из него мог бы получиться просто классный грабитель — несмотря на то что прошлое свидетельствовало об обратном. Ведь он два раза попадался, два раза отбывал срок, так какой же из него, спрашивается, грабитель? Но если человек способен подумать, к примеру: «Сегодня вечером я ограблю вот эту винную лавку» — и тут же воплощает свою мысль в реальность, то есть грабит эту самую лавку, разве это не замечательно, разве не достойно восхищения?..

Джек же, напротив, любит все тщательно планировать. И лично ей кажется, он не нашел на севере работы по одной простой причине: не потому, что он не очень хороший дизайнер (а так оно на деле и есть), но потому, что он не умеет и не любит пользоваться возможностями. Берет свою папку и молча идет переделывать работу после того, как начальник говорит, что он, Джек, не сумел проявить свои таланты должным образом. А после сидит и вовсе не торопится на вторую встречу с этим начальником, и в результате, глядишь, место уже занято. Нет, после этого он, конечно, клянет себя на чем свет стоит, но поезд, что называется, ушел. И так во всем. Впрочем, нет, не совсем во всем. Вообще-то во многих вещах он довольно быстрый. Порой чертовски даже быстрый… Иногда она просто счастлива, что в постели с ней не один мужчина, а сразу двое.

И она ничуть не удивлена, когда однажды в ноябре, в субботу, Кори соглашается пойти с ними в музей. Она знает, как он талантлив, и твердо верит в то, что человек, проявивший талант в какой-то одной области, вполне вероятно, проявит его и в другой. Нет, в большинстве случаев это убеждение не оправдывается, но, с другой стороны… С другой стороны, разве, к примеру, Энтони Квинн не только замечательный актер, но и выдающийся художник-живописец? Или тот же Тони Беннет… Так что, возможно, в том есть доля истины, как знать?.. Посещение музеев с Джеком уже вошло у нее в привычку, задолго до того, как с ними поселился Кори. Кстати, они как раз шли в музей в тот день, когда столкнулись с той дамочкой… как ее… Ну, словом, с знакомой Лоутонов. Ах да, Клэр, не помню дальше, она катила колясочку с младенцем и, заметив их, так и стала пожирать глазами. Еще бы, ведь Джек как-никак женат. Хорошо еще, что он представил ее, как Холли Синклер. Черт возьми, ведь эта баба, едва придя домой, тут же бросится звонить Джилл. Знаешь, кого я сегодня встретила, а, Джилл? Джека! А под ручку с ним шла такая рыженькая куколка!..

Впервые Мелани с Джеком увидели чашу Сократа в субботу, пятнадцатого ноября. Она была выставлена под стеклянным колпаком на втором этаже музея. Стояла, слегка наклоненная набок, и зеркальце, специально установленное внутри, отражало буквы, выцарапанные на донышке: «?OK».

— Видел ее в музее Гетти в Малибу, — говорит Кори. — Стоит целое состояние.

— Что это значит, целое состояние? — спрашивает Мелани.

— Ну два-три миллиона.

— А по мне — так обыкновенная глиняная бутылочка, — говорит Джек.

— Ни хрена подобного. Видишь те буквы на донце?

— Ну и что?

— Это имя Сократа. Первая буква называется «сигма», то же, что по-нашему «с». А на конце «к», потому что по-гречески Сократ пишется через «к». Сократ. Именно из этой чаши он и пил яд. Настойку болиголова.

— Да будет тебе! — говорит Мелани.

— Нет, правда. Это единственная бутылочка из всех найденных, на которой сохранились буквы. Ученые считают, что или гончар, или один из тюремщиков решил сохранить ее в качестве сувенира. И выцарапал имя Сократа на донышке.

— Вау! — восклицает Мелани. — И что же они с ней делают? Так и перевозят из музея в музей?

— Должно быть, взяли напрокат, для выставки, — говорит Джек. — Тут где-то должна быть информация, пойдемте посмотрим.

И они действительно находят информацию, напечатанную на листке бумаги и заключенную в рамочку под стеклом. И там говорилось, что чаша является постоянным экспонатом музея древнегреческого искусства в Афинах, что грант, полученный от правительства Греции, дает возможность возить эту историческую реликвию по музеям всего мира. Путешествие чаши началось в июне прошлого года. С тех пор она успела посетить двенадцать городов. И прямо отсюда должна отправиться на юг. Сперва — в Вашингтон, потом — в Атланту, и…

— Калузу? — удивленно воскликнул Джек.

— Да там только один вонючий и жалкий музеишко, — говорит Мелани. — Должно быть, это какая-то другая Калуза.

— Нет, наша Калуза, во Флориде, — говорит Джек. — И музей «Ка Де Пед». Вон написано, погляди-ка!

Они снова смотрят на табличку.

Да, действительно, так и написано, черным по белому: «Калуза, шт. Флорида». Так и написано.

— А почему ты сказала «вонючий»? — спрашивает Кори.

— Да потому, что туда сроду никто не ходил и не ходит. Сонное царство.

— Так давайте грабанем его, и все дела! — говорит он.

Мужчина, пивший кофе со льдом в компании с Джеком и Кэндейс, был просто огромен. Широченные плечи, бочкообразная грудь, лапищи, как у боксера-тяжеловеса. И Джеку нравилось то, что он видит. По словам Кэндейс, Гарри Джергенсу предстояло «нейтрализовать» охрану в музее. Зейго, еще один опытный вор, называл это «завалить сторожей». Очень милое выражение. Джеку вообще страшно нравилось, как разговаривали эти люди.

Был четверг, до запланированного ограбления оставалось два дня.

— Так, вы говорите, их там двое? — спросил Джергенс.

— Да, — кивнула Кэндейс.

На ней была короткая ярко-синяя юбка, белые босоножки и белая майка. Сидели они на улице, у бассейна. Солнце еще не приблизилось к зениту, но термометр показывал уже восемьдесят шесть градусов. Уголок острова, где они собрались, был довольно уединенным и тихим, лишь изредка доносились крики чаек. От лагуны их отделяла лужайка футов пятидесяти в длину, окаймленная мангровыми зарослями. В ночь ограбления они подплывут к этому дому на лодке, так, во всяком случае, уверял Зейго. И Джек верил ему, поскольку пару раз видел подобные ситуации в кино.

— Нормальная музейная охрана, — говорила тем временем Кэндейс. — И никаких дополнительных сторожей на время пребывания чаши нанимать они не собираются.

— А ты знаешь, где они будут? Я имею в виду, точное расположение?

— Знаю.

— И это точняк?