Оберлингу показалось, что где-то за его спиной скрипнула дверь. Он обернулся и увидел белокурую женщину и двух мужчин, выходящих из подсобки, где хранились швабры и ведра. У одного из мужчин был в руках пистолет.

— Ну вот и приехали, ребятишки, — сказал Гарри.

Эта шлюха, эта психопатка стояла прямо посреди дороги!

Он резко ударил по тормозам. Кишка оказалась тонка — он просто не мог сбить ее и проехать дальше. Медленно опустил боковое стекло. Так, теперь все зависит от выдержки, думал он. Привет, миссис Лоутон, как поживаете? Прекрасная ночь для дальних прогулок, не правда ли?.. Она идет к машине, прямиком к его машине… И тут он заметил у нее в правой руке пистолет и потянулся за своим, который лежал в «бардачке». А она все ближе, ближе… Заслоняет левой рукой глаза от слепящего света фар, подходит прямо к открытому окну, вот исчезает из луча света, отбрасываемого фарами. «Смит-и-вессон» лежит у него на коленях — снаружи в окно его не видно. А пушка в ее руке похожа на немецкую, из таких стреляли фашисты, он видел в кино. Вот ствол ее поднялся, она нацелилась ему в голову.

А потом вдруг пригнулась к окну.

— Вы? — В голосе ее звучало неподдельное изумление.

— Послушай, только не заводись, — сказал он.

— Зачем вы за мной ехали?

— Я ищу вашего мужа.

— Но зачем?

— Хочу его убить.

— Я тоже, — сказала Джилл.

— Так, может, сделаем это вместе? — неожиданно для себя выпалил Донофрио.

Вполне разумное предложение, не правда ли? И вообще, у нас много общего. А потому опустите свою пушку, о’кей, дамочка? Отныне мы вместе, о’кей?

Она на секунду задумалась.

— Почему бы нет? — сказала она после паузы. — Едем. Держитесь за мной.

Лицо блондинки казалось Оберлингу страшно знакомым. Работая над комбинацией из цифр, поворачивая диск сейфового замка сперва в одну, потом в другую сторону, он вдруг обернулся и бросил через плечо:

— Скажите, а мы прежде никогда не встречались?

— Нет, — ответила Кэндейс.

— Открывай эту хренову дверь, мать твою! — рявкнул Гарри.

— Уже открыта, открыта, — пробормотал Оберлинг.

Если бы именно в этот момент Мэтью вышел из туалета, его бы заперли в комнате с сейфом вместе с Оберлингом и двумя охранниками. Но этого не случилось. Он сполоснул руки и стал сушить их под настенной сушилкой — воистину дьявольское, фашистское изобретение, морщась от громкого ее воя, думал он.

Когда он наконец вышел из туалета в уже темный холл, Кэндейс, Гарри и Джек выходили из музея через одну из задних дверей на лужайку. Все удалось, и они свободны — так им, во всяком случае, казалось.

Зейго увидел темноволосую женщину в красном платье. Она торопливо шла к причалу, возле которого он остановил лодку. На секунду ему показалось, что это Кэндейс, но только переодетая в другое платье и с париком на голове. Фонарик, который был у нее в руках, практически не светил — одна из тех дурацких игрушек, что надевают на кольцо с ключами, чтоб было видно, когда открываешь дверь в темноте. Он понятия не имел, кто эта дама и откуда она взялась. И лишь молился про себя, чтоб она оказалась не из полиции. Ведь и в полиции встречаются дамочки, которые носят красные бальные платья и длинные черные волосы.

А затем вдруг в отдалении он увидел, как ему сигналят вторым фонариком.

Поднявшись по лестнице в опустевшие и тихие залы музея, Мэтью искренне недоумевал, куда все подевались. Споткнулся обо что-то в темноте, чертыхнулся и вдруг услышал в ночи, на улице, чей-то отчаянный крик.

Не напрасно он прожил со Сьюзен долгие годы.

Это был ее голос.

И он сразу же протрезвел.

Донофрио оставил свою машину на общественной стоянке возле пляжа Санта-Лючия, пересел в белый «Додж» Джилл, и дальше они поехали вместе. И вскоре оказались на Оспрей-драйв — узкой улочке-тупике, из которой хорошо просматривалась лагуна.

— Они приедут на моторке, — сказала Джилл Донофрио.

— О’кей, — кивнул тот. — Не возражаете, если я закурю?

— Возражаю, — ответила она.

Они молча сидели в темноте в автомобиле. Полная круглая луна светила ярко и серебрила воды лагуны. Что за ночь!.. В самый раз для любовников. Или для убийц.

— Почему вы хотите убить его? — спросил он.

— Просто мне нужно отобрать у него одну вещь, — ответила она. — А вы почему?

— Потому что он убил Мелани.

— Но откуда вы знаете, что это именно он?

— Знаю. Уж поверьте.

— Гм… — хмыкнула она.

Интересно, подумала Джилл, что он сделает, узнав правду? И еще она никак не могла понять, что нашла Мелани в этом неотесанном самце.

— А что вы хотите у него отнять? — спросил он.

— Да так, ничего особенного.

— Однако ради этого «ничего особенного» готовы убить?

— Бывают обстоятельства, когда другого выхода просто нет, — неопределенно ответила она.

Интересно, подумал Донофрио, отчего это она так напоминает ему Мелани. Ведь они вовсе непохожи, ни один человек на свете не принял бы их за сестер. Но что-то общее определенно есть. Только он не знал что. Что-то было…

— Думаете, ваш муж трахал ее?

— Кого?

— Мелани.

— О Господи!.. Я не уверена даже, что они были знакомы.

— Знакомы, точно вам говорю.

Джилл пожала плечами.

— И во сколько эта лодка должна приплыть сюда по реке?

— Не по реке, а лагуне. — Она взглянула на часы. — Сейчас, должно быть, только отчалили.

— Отчалили откуда?

Она не ответила.

Донофрио смерть до чего хотелось курить. Он всегда просто обалдевал, когда некоторые люди, видите ли, оскорблялись, если он вдруг закуривал в их присутствии. Что может быть лучше хорошей сигареты, когда сидишь вот так, в темноте, в хрен знает какой дыре, сидишь и ждешь, когда приплывет эта гребаная лодка, и видишь, как играет и переливается серебром вода?..

— А что вы имеете против курева? — спросил он.

— Да ничего.

— Тогда почему я не могу выкурить сигарету?

— Кто сказал, что не можете?

— Но я же только что спросил, нельзя ли при вас закурить, а вы сказали, что возражаете.

— Сама пытаюсь бросить. Ладно, курите, раз уж так охота.

— Спасибо, — и он тут же вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку «Кэмела», достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Джилл покосилась на его руки. Левая рука подносила сигарету к губам, в правой была зажата зажигалка с узким язычком пламени. Сильные руки… Затем она обежала взглядом его лицо, слабо освещенное мерцанием сигареты во время затяжек. Черты грубые, но сразу чувствуется характер. Она смотрела, как он выпускает сквозь ноздри дым. Он со щелчком закрыл зажигалку.

— А почему хотите бросить?

— Вредная привычка.

— Все должны курить, — убежденно заметил Донофрио. — И тогда никаких дерьмовых проблем возникать не будет.

Она вдруг вспомнила, как они с Мелани сидели и курили в темноте. Интересно, курила ли с ним Мелани? Интересно, что они вытворяли вместе? И как все-таки Мелани могла польститься на такого типа, как могла заниматься с ним любовью? Затем она отмахнулась от этой мысли и пожала плечами.

— Что? — спросил он.

— Да нет, ничего.

— Что значит — ничего? Я же видел, как вы пожали плечами. О чем подумали?

— Просто думала, насколько хорошо вы знали Мелани, вот и все.

— Очень даже хорошо, — сказал он.

Она кивнула.

— А что это означает? Такие вот кивки?

— Да ничего. О’кей, стало быть, вы знали ее очень хорошо.

— Да, знал.

— О’кей.

— О-о-очень хорошо, — многозначительно повторил он.

И сильно затянулся сигаретой, выпустив густую струю дыма. Окна машины были открыты, дым, извиваясь, выплыл в прохладный ночной воздух.

Джилл снова взглянула на часы.

— Так это ваше полное имя? Джилл, я имею в виду? — спросил он.