Алуэтта отвернулась, покраснев в который уж раз за последнее время.

— Не выходите из себя, сэр! Теперь я уже достаточно хорошо знаю вас и понимаю, сколь вы добры ко мне.

Вы проявили ангельское терпение, и когда я не смогла объяснить крестьянам устройство простейшего насоса, и когда вам пришлось растолковывать мне, каким образом частичный вакуум поднимает воду наверх.

— Все верно, — согласился Грегори.

Нет, он, безусловно, умел, как никто другой, свести ее с ума!

Следующую деревню, которая им встретилась, осаждали невидимые монстры — жителей преследовали галлюцинации. Алуэтта предположила, что причина заключена в недоброкачественной пище. Как выяснил Грегори, основу их питания составлял рисовый хлеб.

Он взял на анализ пробы крупы и обнаружил какие-то черные вкрапления. Это явно был какой-то грибок, вызывавший у людей галлюцинации. Алуэтта собрала необходимую информацию по поводу импорта ржи из соседнего графства и с этими данными отправилась на прием к местному барону. С ней явился и Грегори, безукоризненно вежливый, но с холодком в глазах. Вдвоем им удалось убедить барона принять верное решение.

Покинув деревню, они ехали и обсуждали, каким образом грибок может стимулировать галлюцинации. Это перевело разговор в область неврологии: к обсуждению нервной системы человека. Теперь уже юноша слушал свою спутницу с широко распахнутыми глазами и под конец резюмировал:

— Теперь я понимаю: дело не только в вашей способности воздействовать на разум человека путем внушения ему определенных образов — у вас, к тому же, глубокое понимание принципов работы человеческого сознания.

— Ну, насколько это возможно, — запротестовала Алуэтта.

— Не скромничайте: вы — единственный эспер в нашем королевстве, кто умеет делать подобные вещи, — настаивал юноша. — Кто бы еще стал интересоваться этим, серьезно обдумывать? Причем вы в равной степени талантливый эмпат и телепат. И, что самое главное, ваш блестящий ум смягчается и украшается нежностью и добротой!

— Вы оказываете мне слишком большую честь, сэр! — потупилась Алуэтта.

— Напротив, я не могу подобрать слов, чтоб выразить все мое уважение.

На миг Грегори сбросил свой ментальный экран, и перед ее взором мелькнул собственный образ в сознании юноши. Она увидела себя как бы его глазами — светящееся, эфемерное видение. Это длилось всего мгновение, но оказалось достаточно, чтоб повергнуть ее в трепет.

— Но, сэр, вы слишком высокого мнения обо мне!

И, кроме того, я далеко не так прекрасна, как вам кажется!

— Вы намного прекраснее, чем в моих мечтах! — ответил Грегори. — Да и потом: какое это имеет значение, если у меня есть мое видение?

— А вдруг эта красота вообще существует только в вашем представлении? — на словах сопротивляясь, девушка, тем не менее, была потрясена.

— А так ли это важно? — пожал плечами Грегори. — С таким же успехом можно спросить: а существует ли звук от падения дерева в глубине леса, если на десять миль вокруг нет ни души?

— Конечно, существует, — нахмурилась Алуэтта, чувствуя, что в этом безумном споре теряет почву под ногами. — Звуковая волна — она и есть звуковая волна.

— Да, но не более, чем волна в воздухе, — парировал юноша. — А если нет уха, способного воспринять ее, можно ли трактовать эту волну как звук?

Так они коротали дорогу за невинной беседой на философские темы. Подобные дискуссии, не выливаясь в какие-то конкретные результаты, тем не менее, сослужили добрую службу Алуэтте во время вечерней медитации.

И слава Богу! Иначе как бы она смогла избавиться от наваждения: девушка представляла себя в постели, в объятиях Грегори! И ничего с этим не могла поделать.

Назавтра Грегори попытался продолжить разговор на философские темы, но Алуэтта предпочла им искусство и общественные науки. Она слушала своего спутника с восторженным вниманием. Если случалось, что он чего-то не знал, то Алуэтта (а анархисты снабдили ее фундаментальными, хотя и предвзятыми, знаниями по этим вопросам) охотно восполняла его пробелы. Особенно забавно получалось, когда они пытались сопоставлять разные версии одних и тех же событий.

Как-то вечером, когда они уже покончили с ужином и вымыли миски, Грегори заметил:

— Мне кажется, вы вполне оправились от испытания, связанного с лечением. По крайней мере, у вас вид отдохнувшего, полного энергии человека.

— В некоторых отношениях — да, — нахмурилась девушка. — Хотя и не уверена, что всецело.

— Ничего, думаю, это — вопрос времени, — он потянулся и прикоснулся к ее руке.

Это прикосновение, такое легкое, почти неощутимое, тем не менее отозвалось дрожью во всем теле девушки. Ей стоило большого труда сохранить спокойный вид.

— Меня волнует другой вопрос, — призналась Алуэтта. — Смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя полностью исцеленной?

— Несомненно, — с горячей убежденностью воскликнул юноша. — Вам надо только твердо верить в свою природную доброту и пользу.

Его рука накрыла пальцы девушки, и ей показалось, что его глаза заполнили, заслонили весь мир.

— Я лично верю в это, — мягко сказал Грегори. — На мой взгляд, вы — женщина чрезвычайно талантливая и умная, с большим запасом любви и благородства.

Эти врожденные качества, пусть даже скрытые от вас самой, всегда пребудут в вашей душе, являясь подлинным источником вашей красоты.

Алуэтту по-прежнему сотрясала внутренняя дрожь.

— Не хотите же вы сказать, что не видели бы во мне красавицу, будь я злой, испорченной женщиной?

— Именно это я и хочу сказать, — ответил юноша, не отнимая руки. — Раньше я был неподвластен чарам женской красоты. И только вы — такая блестящая, полная жизни и в то же время такая нежная и добрая — сумели пленить меня.

— Какую чушь вы несете! — хриплым от волнения голосом сказала Алуэтта. — Если дело действительно обстоит так, вы должны были наброситься на меня, как только я очнулась.

— Ни в коем случае! — убежденно произнес Грегори. — Никогда я не смог бы причинить вам боль, это ранило бы меня самого!

Девушка нетерпеливо отмахнулась от его слов.

— Ну хорошо, а почему тогда вы не попытались соблазнить меня? — попрекнула она юношу. — Если вы действительно так уж влюблены в меня? У вас была куча возможностей за последнее время!

— Мадемуазель, в первую очередь я покорен вашим умом и сердцем, а затем уж — телом, — счел необходимым напомнить Грегори. — Да и потом: для меня любовь немыслима без уважения. Считаю недопустимым овладеть женщиной, пока она сама этого не захочет Это должен быть свободный и осознанный выбор!

— Приятно слышать, что вас привлекает лишь мой ум! — с ядовитой иронией начала Алуэтта, но затем ее прорвало:

— Все эти дни, сэр, вы бессовестно флиртуете со мной, говорите слова любви, которые заставляют мое сердце дрожать от радостного ожидания и — все.

Больше ничего не происходит! Я устала, довольно дразнить меня! Давайте внесем ясность: или мы, наконец, займемся любовью — здесь и сейчас, или покончим с этими комплиментами и льстивыми речами!

— Вы требуете? — Грегори, казалось, был шокирован. — Но любить так невозможно!

— Очень даже возможно, если вам достанет смелости, — возразила девушка. — Сдается мне, что вы попросту боитесь! Вы готовы говорить о любви целый День, слагать стихи в ее честь, но ведь известно: поэты — лишь певцы страсти, но, увы, не практики! Докажите мне, что все это не пустая болтовня! Поцелуйте меня!

Она подалась вперед, глядя на него с вызовом из-под прикрытых век, влажные губы раздвинулись в ожидании.

Грегори стоял в замешательстве, затем в его голове прозвучал голос Джеффри: «Хватай наличные, дружище, плевать на кредит!» И тут вдруг юноша прозрел, ему стало ясно отчаяние девушки, ее опасения. Он сделал шаг вперед и коснулся ее губ своими.

Это было только начало. Дальше события развивались с поразительной быстротой! Девушка ответила ему с таким пылом, что на какое-то время он исчез, растворился в чудесном поцелуе.