Митрополит Иов скривил бородатую рожу. Димитрий с недоумением посмотрел на премьера.

– Но ведь в Писании ясно сказано: «И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою».

Каманин весело посмотрел на него и отпарировал:

– В Писании сказано также: «Зато, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей». Кто из вас, здесь сидящих, «со скорбью питается от земли»? Кто? Отец Дионисий, помолчи, тебя и вовсе скоро жиром задавит! Писание большое, там написано столько, что среднему крестьянину в голову не вложить. Вот вы и найдите такое место, чтобы двусмысленно толковалось. Мол, мужик бабе господин, но не повелитель, хозяин, но не властелин. Поясните, как вы умеете пояснять все на свете.

На лицах духовенства отразилось недоумение. То, что над ними смеются, уразумел лишь один Афанасий. Он хмыкнул и устремил на Ростислава пронзительный взгляд своих ястребиных глаз.

– Что именно вы имели в виду?

– Да хотя бы Святую Троицу! В каком воспаленном мозгу родилась мысль, что бог един, но в трех лицах? Из простой строки «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою», не так ли?

Афанасий гордо взвел свои седые мохнатые брови. До диспута с первым министром доводить дело ему не хотелось. Ростислав же продолжал:

– Тот, кто высмотрел в этих строках намек на три ипостаси, попросту упился ячменной воды. Вот мое мнение: иудеи, писавшие эти строки, между прочим, догмат Троицы даже не рассматривали. И сейчас не верят ни в какие ипостаси. Но это так, для затравки. Мне, святые отцы, необходим такой же догмат о некоторой, скажем так, святости женщины.

Архиепископ Холмогорский метнул быстрый взгляд на отца Михаила. Тот угрюмо произнес:

– И на чем нам держать сию святость, когда первородного греха никто не отменял?

– Может, намекнете? – издевательски произнес Афанасий,

Ростислав метнул наугад виртуальный топор:

– Да хоть к Богородице! Можно предположить, что она родила Иисуса Христа, бога-сына, и этим самым частично искупила грех Евы. Можно путем скрупулезного исследования библейских глав найти еще что-нибудь о роли женщины как основы всего живого? Вот и ищите.

Афанасий пожал плечами.

– Священное Писание само по себе огромный труд, но еще есть и комментарии к нему, апокрифы и откровения. Если собрать все их, то не в каждую библиотеку поместится сия масса книг... Отчего же и не облегчить труд женщин? По крайней мере Европа над нашими нравами меньше смеяться будет.

– Дурь все это! – выкрикнул Иов. – ЖЕНЩИНА ВСЕГДА БЫЛА ИСТОЧНИКОМ ГРЕХА!

Прения продолжались, но продолжались с надеждой. Споры без надежды всегда заводят в тупик, а в спорах с надеждой всегда рождается истина. Так считал Платон, живший в четвертом веке до нашей эры, за два тысячелетия до описываемых здесь событий. С тех пор мало что изменилось, разве что родина самого Платона.

К апрелю месяцу темы основных преобразований были намечены. По взаимному согласию сфера приоритетов была поделена на три части: преобразования в экономике, военные реформы и реорганизация церкви. Контроль над военными реформами взял на себя полковник Волков, экономикой занимался, как это и положено, премьер-министр, а надзор за церковниками осуществлял Иннокентий Симонов.

На прошедшем в конце января Вселенском Соборе был избран особый духовный чиновник – Великий Сакелларий, задачей которого было осуществлять контроль и попечительство над духовными учреждениями. В штате его «конторы» состояли пятьдесят сакеллариев, тотчас прозванных среди духовенства инквизиторами. Место Великого Сакеллария было предложено архиепископу Холмогорскому, и тот как-то неожиданно радостно принял этот пост. Мозолистыми мужицкими руками он сжал лапу премьер-министра и всего лишь поинтересовался, насколько далеко распространяются его полномочия. Каманин ответил, что патриарха он сжечь не позволит, но пару монастырей при великой нужде – запросто. Воспаривший духом Афанасий принялся за дело.

Единственная на всю Москву духовная школа, находящаяся к этому времени в состоянии крайнего запустения, получила второе рождение и лучших наставников, скрупулезно собираемых Великим Сакелларием по всей Руси. С началом весны в ней начался ремонт, финансируемый (спонсируемый) настоятелем Троице-Сергиевой лавры архимандритом Евфимием. Весь ремонт по смете, составленной Афанасием, потянул на семь сотен рублей. Узнав, что от него хотят меньше тысячи, архимандрит Евфимий пришел в благодушное настроение и даже взял на себя добровольное обязательство поставить на всю школу учебники. Запросы нового правительства можно было назвать разумными; вспоминая, как царь Петр требовал по семь—десять тысяч на постройку кораблей да снаряжение войска, он прогонял навевающий тоску озноб движением закутанных в рясу плеч.

Архиепископ Афанасий разработал план, согласно которому проверке подвергались сначала дальние монастыри, а затем, постепенно сжимая кольцо вокруг Москвы, ленивого беса изгоняли из центральных обителей. Аттестация ангельских чинов дала неожиданные результаты. Только два митрополита и один архимандрит не выдержали экзамена, и их по решению царицы направили на дальние рубежи России. Одного в Мезень, еще одного в Усть-Кутский острог духовником, а бедолагу архимандрита, горького пьяницу, Великий Сакелларий велел поместить в земляную тюрьму сроком на один год прямо на территории лавры, а затем переправить в Казань, под крыло тамошнего митрополита.

Много было несогласных с политикой молодого премьера. Находились, конечно, и такие, что заявляли о подмене царицы, но после беседы с некоторыми из них в приказе Тайных дел дела эти тайной быть переставали. После шумного процесса по делу над боярином Копытиным и дьяком Немчиновым, в ходе которого было обезврежено целое «змеиное гнездо», остальная оппозиция залегла на дно. Под воздействием скополамина обвиняемые признавались и говорили столько, что можно было пересажать половину страны. В частности, выяснилась некая связь одного из заговорщиков с думным дьяком Ларионом Ивановым, главой приказа Счетных дел. Иванова трогать не стали, но сделали пару ласковых намеков, после которых он решительно зарекся вовлекать свою персону в различного рода аферы. Главных заговорщиков оказалось четверо: сам Копытин, приятель опального князя Брюхатого – Михаил Товстоногов, дьяк Немчинов и протопоп Василий.

Чего не хватало министру здравоохранения Мишке Товстоногову, этого он объяснить не мог. Не хотелось ему сидеть под царицей-матушкой, вновь возжелал пинков от царя-батюшки. С главой Аптекарского приказа поступили незлобно: лишили всех вотчин и отправили с геологической разведкой в район Сургута. Начальником у разведчиков был Никита Демидов. Его специально отыскал среди торговцев железом Иннокентий Симонов. Помня, сколько народу он замучил на своих рудниках в земной реальности, Иннокентий специально выбрал на карте место, где практически не было железа, а одна нефть. Пускай ищут «черное золото», вот смеху будет, коли найдут! Трубопроводов пока не из чего делать, а на всякий случай казанская нефть гораздо ближе. Найдут так найдут, поставим крестик на карте... и на следующие подвиги. Норильск искать.

Дьяка Немчинова услали аж в Китай – пожизненным представителем русской царицы в Поднебесной. С ним вызвался ехать и протопоп Василий. Попа на прощание лишили духовного сана, и новоиспеченный расстрига отправились с дьяком в неизвестность. Короче, всех услали, а «секир-башка» пришлось делать Копытину. Царица, как ни странно, жаждала крови.

– Видишь ли, Федор, – доверяла она ученому попугаю свои полусонные мысли, – царице нельзя быть слишком мягкой. Вмиг задерут.

– Правильное решение! – проревел какаду. – Судью на мыло!