Я возвращался в поезде из Петербурга в Москву после концерта. Разбирал записки, присланные зрителями во время перерыва. Среди них оказался конверт со стихами, написанными от руки.

Однако в тот вечер читать стихи мне не хотелось, я слишком устал после концерта. Правда, интуиция, которая в отличие от разума, меня никогда не подводила, подсказывала, чтобы я все-таки не выкидывал эти три листочка, исписанные аккуратным женским почерком бывшей отличницы с пляшущими неровностями от сегодняшнего одиночества.

Я решил отложить листочки в какой-нибудь не самый дальний файл дипломата, чтобы в ближайшее время они мне сами попались на глаза, и на свежую голову их прочитать. Один листочек неожиданно выскользнул из рук и спланировал на пол. Я поднял его, невольно прочитав первую строчку:

Моя душа, как бабочка, накрытая стаканом

«Это что, — сыронизировал я про себя, — стихи обо мне?»

Мне так понравилось это совершенное сочетание слов, загнанное в образ, словно та самая бабочка в стакан. Я даже засомневался, читать ли дальше? Так в юности идешь по улице за девушкой с многообещающей фигурой песочных часов и боишься ее обогнать: а вдруг лицо ее похоже на циферблат? «Но ведь в юности во мне всегда хватало решимости обогнать» — подумалось мне, и я, зачерпнув смелости в своем прошлом, прочитал вторую строчку:

Без воли вольная, легка, невелика

Нет, она не разочаровала, скорее заинтриговала. Кто так высоко и поэтично начинает стихи, тот должен быть внутренне уверен, что он сможет их достойно продолжить. Моя смелость уже переросла в настоящую отвагу, и я дочитал четверостишие:

Наивно ищет страны-великаны

В тупых углах граненого мирка.

Нет, это не только обо мне. Это обо всех, кто познает мир через окно телевизора, прорубленное бесами в мир из каждой нашей жилплощади. Нет, нет и еще раз нет! Я продолжаю быть конкретным сатириком, а поэзия конкретной быть не может. Забыв об усталости, я несколько раз перечитал присланные листочки. И уже тогда в купе понял, что в следующий приезд в Петербург позвоню по указанному в конце телефону девушке, а может бабушке (хотя, конечно, этого бы не хотелось), которая скромно подписалась «Юля Борисова». В конце концов, может, рано очаровываться. Может быть, это уже законченная поэтесса. Профессиональная. Которую не печатают. И она хочет, чтобы я ей помог.

Юля оказалась далеко не поэтесса. Более того, вообще отказалась говорить, кем она работает. Какое это имеет значение? Сказала, что пишет просто для себя, потому что пишется. Никогда не печаталась и не собирается.

Я всегда утверждал, что сатириком можно стать. Этой профессии можно научиться. Можно еще обучиться профессии песенника и производить тексты для песен так же, как кулинар приготавливает ватрушки или мясник сосиски. Ведь невозможно представить себе ПТУ поэтов, но можно реально открыть ПТУ песенников. А поэтом надо родиться.

Я имею право это утверждать, потому что сам в юности писал стихи, но такие плохие, что сегодня не могу найти ни одной строчки, которой мог бы похвастаться. Именно когда я понял, что не смогу выучиться на поэта, выучился на сатирика. Вот тогда-то моя душа и накрылась успехом, как та бабочка граненым стаканом.

Впрочем, может наоборот, мне повезло. Ведь когда в обществе есть надежды, кумирами становятся поэты, когда надежд нет — сатирики.

Не дай Бог дожить до того времени, когда все наши поэты переродятся в сатириков. Ведь поэт — это дар Бога государству. Если в народе сами собой рождаются поэты, значит у Творца на этот народ особые надежды. Так что пока у нас есть девушки, которые пишут пылкие стихи не за деньги, а просто так, потому что им так пишется, по божьему велению.