– Как это? – удивился я.
– Если бы мистер Инглторп знал, что его жена будет отравлена прошлой ночью, он, конечно, устроил бы все так, чтобы уйти из дому. Здесь может быть два объяснения: либо он знал, что должно случиться, либо у него была своя причина для отсутствия.
– И какая же это причина? – скептически спросил я.
Пуаро пожал плечами:
– Откуда мне знать? Но, без сомнения, дискредитирующая. По-моему, мистер Инглторп – мерзавец, но это не значит, что он обязательно и убийца.
Я покачал головой. Слова Пуаро не показались мне убедительными.
– Наши мнения разошлись? – продолжил Пуаро. – Ну что же, пока оставим это. Время покажет, кто из нас прав. Давайте обратимся теперь к другому. Как вы объясняете, что все двери спальни были закрыты на задвижки изнутри?
– Ну… – Я задумался. – На это необходимо взглянуть логически.
– Верно.
– Я объяснил бы это так. Двери были на задвижках (мы в этом сами удостоверились), тем не менее наличие стеарина на полу и уничтожение завещания свидетельствуют о том, что ночью кто-то входил в комнату. Вы с этим согласны?
– Безусловно! Преподнесено с предельной ясностью. Продолжайте!
– Так вот, – заключил я, ободренный поддержкой, – если человек, оказавшийся в комнате, не вошел в нее через окно и не появился там каким-то чудом, следовательно, дверь ему открыла изнутри сама миссис Инглторп. Это подкрепляет нашу уверенность в том, что человек, которого мы имеем в виду, был ее мужем. Совершенно естественно, что ему она могла открыть.
Пуаро покачал головой:
– Почему? Миссис Инглторп закрыла на задвижку дверь, ведущую в его комнату (поступок крайне необычный с ее стороны!), потому что именно в тот день сильно с ним поссорилась. Нет, его она не впустила бы.
– Однако вы согласны со мной, что дверь должна была открыть сама миссис Инглторп?
– Есть и другая вероятность. Ложась спать, она могла забыть закрыть на засов дверь, ведущую в коридор, и встала потом, к утру, чтобы ее запереть.
– Пуаро, вы серьезно так думаете?
– Нет, я не говорю, что она так сделала, но вполне могла. Теперь обратимся к известному нам обрывку разговора между миссис Кавендиш и ее свекровью. Что вы думаете по этому поводу?
– Я и забыл об этом! Но, по-моему, как и прежде, это остается загадкой. Кажется просто невероятным, чтобы женщина, подобная миссис Кавендиш, гордая и сдержанная до крайности, стала бы вмешиваться с такой настойчивостью в то, что ее совершенно не касается.
– Абсолютно верно! Удивительно для женщины с ее воспитанием.
– Да, действительно странно, – согласился я. – Однако это не так важно и не стоит принимать во внимание.
Из груди Пуаро вырвался стон.
– Что я всегда вам говорю? Все следует принимать во внимание. Если факт не подходит к вашему предположению, значит, оно ошибочно!
– Ну что же, посмотрим, – раздраженно ответил я.
– Да, посмотрим.
К тому времени мы уже подошли к «Листуэй коттедж», и Пуаро провел меня вверх по лестнице в свою комнату. Он предложил мне одну из своих крошечных русских сигарет, которые сам иногда курил. Меня позабавило, как он аккуратно складывал использованные спички в маленькую фарфоровую пепельницу, и я почувствовал, что мое мгновенное раздражение исчезло.
Пуаро поставил два стула перед открытым окном с видом на деревенскую улицу. Повеяло свежим ветерком, теплым и приятным. День обещал быть жарким.
Внезапно мое внимание привлек молодой человек, быстро шагавший по улице. У него было очень странное выражение лица, в котором возбуждение смешивалось с ужасом.
– Взгляните, Пуаро! – воскликнул я.
Пуаро наклонился вперед.
– Tiens![29] – произнес он. – Это мистер Мэйс из аптеки. Он идет сюда.
Молодой человек остановился перед «Листуэй коттедж» и, мгновение поколебавшись, энергично постучал в дверь.
– Минутку! – крикнул из окна Пуаро. – Я иду!
Подав знак, чтобы я следовал за ним, он быстро сбежал с лестницы и открыл дверь.
– О, мистер Пуаро! – сразу начал мистер Мэйс. – Извините за беспокойство, но я слышал, вы только что пришли из Стайлз-Корт.
– Да. Это так.
Молодой человек облизнул пересохшие губы. Лицо у него странно подергивалось.
– По деревне ходят слухи, что миссис Инглторп умерла так внезапно… Люди говорят… – из осторожности он понизил голос, – будто ее отравили…
Лицо Пуаро осталось невозмутимым.
– Это могут сказать только доктора, мистер Мэйс.
– Да, разумеется… совершенно верно… – Молодой человек заколебался, но, будучи не в силах побороть своего возбуждения, схватил Пуаро за руку и понизил голос до шепота: – Только скажите, мистер Пуаро, ведь это… Это не стрихнин, нет?
Я почти не слышал, что ответил Пуаро. Явно что-то уклончивое. Когда молодой человек ушел, Пуаро, закрыв за ним дверь, повернулся ко мне.
– Да, – сказал он, мрачно кивнув, – Мэйсу придется давать показания на предварительном слушании дела.
Мы снова поднялись наверх. Я только хотел что-то сказать, как Пуаро жестом меня остановил:
– Не теперь, не теперь, друг мой! Мне необходимо подумать. Мои мысли сейчас в некотором беспорядке, а это совсем нехорошо.
Минут десять он сидел в абсолютной тишине, совершенно неподвижно. Лишь несколько раз выразительно двигал бровями, а его глаза постепенно становились все более зелеными. Наконец он глубоко вздохнул:
– Все хорошо. Тяжелый момент прошел. Теперь все приведено в порядок. Нельзя допускать неразберихи и путаницы! Дело еще не ясно – нет! Оно в высшей степени сложно и запутанно. Оно меня даже озадачивает. Меня, Эркюля Пуаро! Есть два очень важных факта.
– Какие же?
– Первый – какая вчера была погода. Это чрезвычайно важно.
– День был великолепный! Пуаро, вы смеетесь надо мной?!
– Нисколько! Термометр показывал восемьдесят градусов в тени.[30] Не забывайте, друг мой! Это ключ ко всей загадке.
– А второй? – спросил я.
– Второй важный факт – это то, что мсье Инглторп носит очень странную одежду, очки и у него черная борода.
– Пуаро, я не могу поверить, что вы говорите серьезно.
– Абсолютно серьезно, друг мой.
– Но это же ребячество!
– Напротив, это чрезвычайно важно.
– А если, предположим, вердикт присяжных будет «преднамеренное убийство», в котором обвинят Алфреда Инглторпа? Что тогда случится с вашими теориями?
– Они останутся непоколебимыми, даже если двенадцать глупцов совершат ошибку! Но этого не произойдет. Прежде всего, деревенский суд присяжных не очень стремится взять на себя ответственность, да и мистер Инглторп практически занимает положение местного сквайра. К тому же, – спокойно добавил Пуаро, – я этого не допущу.
– Вы не допустите?!
– Нет. Не допущу!
Я смотрел на этого странного невысокого человека со смешанным чувством раздражения и удивления. Он был так потрясающе уверен в себе!
– О да, mon ami! – кивнул Пуаро, будто читая мои мысли. – Я сделаю то, что говорю. – Он поднялся и положил руку мне на плечо. Лицо его совершенно изменилось. В глазах появились слезы. – Видите ли, я все время думаю о бедной миссис Инглторп. Она не пользовалась особой любовью. Нет! Однако она была добра к нам, бельгийцам… Я перед ней в долгу.
Я хотел было его перебить, но Пуаро настойчиво продолжил:
– Разрешите мне закончить, Гастингс! Она никогда не простит мне, если я допущу, чтобы Алфред Инглторп, ее муж, был арестован теперь, когда мое слово может его спасти!