Фактически мы опять сталкиваемся с трансцендентной ситуацией, которая в силу своей невообразимости описывается лишь с помощью противоречащих друг другу или парадоксальных метафор. Вот почему в тех случаях, когда необходимо описать ситуацию, помыслить которую мы не в состоянии, на помощь приходит формула coincidentia oppositorum, независимо от того, идет ли речь о Космосе или Истории. Эсхатологические символы, роr ехсеllеnсе, означающие, что время и история окончились, – это лев, возлежащий с агнцем, и дитя, играющее со змеей. Конфликты, т, е, оппозиции, пришли к разрешению; Рай обретен. Эта эсхатологическая символика доказывает, что coincidentia oppositorum, не всегда подразумевает «обретение целостности» в конкретном смысле данного термина; в равной мере слияние противоположностей может выражать парадоксальное возвращение Мироздания к райскому состоянию. То, что агнец, лев, дитя и змея существуют, означает, что речь идет о Мире, что это Космос, а не Хаос. Но то, что лев лежит с агнцем, а дитя спит подле змеи, дает нам понять, что это уже не н а ш мир, а Рай. Фактически перед нами мир, который парадоксален, ибо свободен от противоречий и конфликтов, присущих всякой Вселенной. Более того, в некоторых апокрифах («Деяния Петра», «Деяния Филиппа», «Евангелие от Фомы» и т, д.) для описания Царства Божия и непадшего состояния Космоса, наступающих после прихода Спасителя, используются образы, исполненные внутренних противоречий. «Сделать внешнее внутренним», «сделать верхнее нижним», «сделать первых последними», «сделать правое левым» (см.: Doresse. Vоl. II. С. 158 и сл., с. 207 и сл.) – все эти парадоксальные выражения означают тотальную реверсию ценностей и направлений, вызванную приходом Христа. Следует отметить, что эти образы используются рядом с образами андрогина и указаниями на возвращение в детское состояние. Каждый из этих символов означает, что «профанная» Вселенная таинственным образом замещается Иным миром, свободным от законов и зависимостей, Миром чисто духовным по своей природе.

Что открывается нам во всех этих мифах и символах, всех этих обрядах и мистических техниках, этих легендах и верованиях, за которыми более или менее ясно проглядывает представление о coincidentia oppositorum, воссоединении противоположностей, слиянии фрагментов в единое целое? Прежде всего – глубочайшая неудовлетворенность человека своим положением в мире, тем, что называется людским жребием. Человек ощущает свою оторванность и отделенность от всего мироздания. Часто ему трудно даже внятно объяснить природу этой отделенности, но порой он чувствует себя отрезанным от «чего-то» могучего, «чего-то» совершенно иного, чем он, порой же – отделенным от некоего вневременного «состояния», о котором у него не сохранилось четких воспоминаний, но лишь смутные образы, сберегаемые в глубине его существа: этим изначальным состоянием он наслаждался до Времени, до Истории. Эта отделенность приобрела фирму разлома, проходящего внутри личности и затронувшего при этом сущностную основу мира. Это было «падение», необязательно в иудео-христианском значении термина, но падение, влекущее за собой фатальные, роковые последствия для человечества и одновременно – онтологическое изменение структуры мира. (С определенной точки зрения, можно утверждать, что многие верования, так или иначе связанные с coincidentia oppositorum, воскрешают ностальгию по раю, ностальгию по парадоксальному состоянию, когда было возможно бесконфликтное существование оппозиций, проявлявшихся как многообразные аспекты таинственного Единства).

В конечном счете перед нами – стремление восстановить утраченное единство, что побуждает человека рассматривать противоположности как взаимодополняющие аспекты единой реальности. Опыт бытия в мире, где противоположности требуют примирения, породил первые философские и теологические спекуляции. Прежде чем они стали основополагающими философскими представлениями, Единое, Единство, Целостность были чаяниями, которые ищут свое выражение в мифах и верованиях, ритуалах и мистических техниках. На уровне досистемного мышления это таинство целостности воплощается в попытках достичь перспективы, когда все оппозиции разрешаются, Дух Зла обращается Тем, кто прокладывает путь Промыслу Господню, а Демоны предстают лишь ночными, темными проявлениями Божественности. Тот факт, что эти архаические мотивы и темы до сих пор живы в фольклоре и продолжают всплывать в снах и фантазиях, доказывает, что мистерия обретения целостности до сих пор остается неотъемлемой частью человеческой драмы. Она вновь и вновь оживает в самых различных проявлениях, на разных уровнях культурной жизни: в мистической философии и теологии, в мифологии и фольклоре, в снах и фантазиях наших современников, в созданиях художников.

И не случайно Гете всю свою жизнь мучился вопросом, каково же истинное место Мефистофеля в Мироздании, пытаясь найти такую перспективу, в которой Демон, отрицающий жизнь, может парадоксальным образом предстать ее самым ценным и неутомимым партнером. Не случайно и Бальзак, создатель современного реалистического романа, в лучшем произведении, порожденном его фантазией, воскресил миф, уже несколько тысячелетий не дающий человечеству покоя. И Гете, и Бальзак верили в единство европейской литературы, а свои творения считали неотъемлемой частью этого великого здания. Они гордились бы еще больше, если бы могли осознать, что европейская литературная традиция уходит в глубь веков, она начинается не в Греции и не в Средиземноморье, корни ее уходят в древность, которая старше и ближневосточной, и азиатской традиции; мифы, в которые «Фауст» и «Серафита» вдохнули новую жизнь, пришли к нам из самых глубин времени и пространства; они – отголоски еще доисторических времен.

Портовая контора располагалась на берегу, в десятке метров от кромки прибоя. 20 июня 1782 года погода стояла превосходная. Служащий конторы Этьен Боттино долго вглядывался в даль, потом прогулялся вдоль берега, снова посмотрел в сторону моря. За его действиями внимательно следили десятки любопытных жителей. Все ждали чуда. Боттино неспешно подошел к конторе, открыл дверь.

– Ну и как? – спросил управляющий.

– Все в порядке, – отвечал Боттино. – Кораблей еще не видно, но я чувствую: через 4-5 дней они войдут в порт.

В указанный срок корабли не появились. Не пришли они и через неделю. На Боттино посыпались насмешки.

Суда французской эскадры вошли в Порт-Луи через 9 дней. Их задержал штиль.

Об Этьене Боттино и его удивительных предсказаниях не подозревают многие знатоки истории Маврикия. Единственное упоминание о нем на русском языке можно встретить в переведенной книге южноафриканского писателя Лоуренса Грина «Острова, не тронутые временем».

В общем-то жителям острова, такого незаметного рядом с огромным Мадагаскаром, грех жаловаться на недостаток литературы об их родине. Сообщения первых португальских, голландских путешественников, зарисовки знаменитых европейских художников, губернаторские отчеты, научные доклады геологов, зоологов и географов, восторженные произведения всемирно известных писателей (здесь в свое время жили Твен, Конрад, Парни), сухие записи британских, французских и прочих флотоводцев. А до них здесь бывали и арабские купцы, и индонезийские мореходы…

На Маврикии много необычного. Именно здесь обитала крупная, похожая на индюка, бескрылая птица дронт, истребленная задолго до учреждения Красной книги. Знамениты цветные пески Шамарель: словно застывшие волны – оранжевые, лиловые, синие. Если перебросить горсть песка в соседнюю волну, он тут же, как заправский хамелеон, меняет цвет: зеленое становится красным, желтое растворяется в пурпуре,..

Удивительна здешняя культура – причудливая смесь индийских, китайских, английских и африканских обычаев и языков. Литература о Маврикии насчитывает тысячи книг и статей.

Несмотря на это, разыскать дополнительные сведения об Эть-ене Боттино оказалось непросто. Запросы в крупнейшие библиотеки мира ничего не дали. Библиотека конгресса, Вашингтон – отказ. Библиотека Британского музея, Лондон – отказ. Музей Человека, Париж – нет сведений.