Энни похлопала ее по плечу, ей стало жаль старушку.

— Все в порядке, миссис Фитц, назовите ваше полное имя и дату рождения. Давайте посмотрим, сможем ли мы с этим разобраться, а вы подождите здесь, пока я поговорю с управляющим.

— Маргарет Альма Фитц, 12 октября 1931 года.

Энни прошла в кабинет в задней части магазина, чтобы поговорить с менеджером, который выглядел не старше двадцати пяти, и у него были яркие, раскрасневшиеся щеки.

— Политика компании — преследовать всех магазинных воров, но я чувствую себя ужасно.

Энни кивнула в знак согласия.

— Ну, технически она не выходила из магазина, позвольте мне проверить, чтобы убедиться, что она не преступница. — Энни передала детали по рации для проверки миссис Фитц по базе. Если на нее ничего не найдется, она сделает все возможное, чтобы менеджер отпустил ее с жестким предупреждением. Через минуту ожила ее рация.

— Никаких упоминаний в базе по этому имени. — Энни облегченно вздохнула и повернулась лицом к управляющему. — Ее нет ни в одной из наших систем, и она сильно сожалеет, похоже, это была ошибка. Не могли бы вы не выдвигать обвинений?

Мужчина прикусил нижнюю губу и вздохнул.

— Да, я бы никогда больше не заснул, если бы ее увели отсюда в наручниках. Но я не в состоянии с ней поговорить, не могли бы вы вывести ее на улицу и провести беседу. Просто скажите, чтобы она не возвращалась, и я улажу это с офисом.

— Мудрое решение, огласка не поможет, она выглядит как всеобщая любимая бабушка.

Они вернулись в зал, и Энни наклонилась, чтобы поговорить с Маргарет.

— Хорошие новости, Маргарет, менеджер считает, что вы совершили ошибку, и рад, что я не буду составлять протокол, если вы пообещаете больше к ним не заходить. Вы понимаете?

Женщина промокнула глаза и похлопала Энни по руке.

— Большое спасибо, дорогая, мне очень жаль, что я причинила тебе столько хлопот.

Энни выпрямилась и протянула Маргарет руку.

— Пойдемте, Маргарет, прогуляемся на свежем воздухе и позволим этим милым людям заняться своими делами, — она помогла ей подняться и вывела на улицу. Подойдя к двери, она обернулась и улыбнулась менеджеру:

— Спасибо.

— Вас подвезти домой? — спросила она Маргарет. — Я могу попросить одного из моих коллег приехать и забрать вас.

— О боже, нет, спасибо, на сегодня я доставила тебе достаточно хлопот. Со мной все будет в порядке, я пойду и сяду на автобус. Я так благодарна, просто не представляю, что бы сказала моя семья, если бы они узнали.

Энни сжала ее плечо.

— У вас действительно хороший вкус, Маргарет, эти часы были прекрасны. — Они обе рассмеялись, и Маргарет повернулась, чтобы побрести к автобусной остановке.

Энни повернула в другую сторону и начала подниматься по крутому холму к участку. Ей нужно узнать, отправил ли Уилл по электронной почте ту фотографию.

В животе громко заурчало, было почти два часа, и она умирала с голоду. Участок казался пуст, когда она вошла, и запах подгоревших тостов все еще витал в коридоре.

Она закрыла дверь и направилась в кабинет. Внутри было темно, очень мало света проникало через окно из-за больших деревьев и кустарников, посаженных прямо перед ним. Она не потрудилась включить свет, вместо этого села за компьютер, чтобы войти в систему и проверить электронную почту.

Письмо от Уилла уже пришло. Энни открыла вложение, и почувствовала дурноту, когда увидела зернистую черно-белую фотографию Лоры с этим таинственным мужчиной. Вероятно, это была последняя фотография Лоры, и от нее Энни бросило в дрожь.

Где-то в здании хлопнула дверь, Энни повернула голову и заметила тень, промелькнувшую мимо открытой двери офиса.

— Эй? — Ответа не последовало, и ее кожу начало покалывать, кто-то закрыл эту дверь. Она нажала на значок печати, а затем встала, чтобы пойти и проверить. Энни заглянула в каждую комнату, но здание было пустым. Встревоженная, она вернулась в офис, чтобы забрать фотографию из принтера, взяла шляпу и сразу направилась к выходу. Ее сердце бешено колотилось, и она понятия не имела, почему.

Через пять минут она опять была в пресвитерии, и снова ее приветствовал отец Джон, который на этот раз действительно выглядел как священник в черных брюках, бледно-голубой рубашке, пасторском воротнике и с большим позолоченным распятием на шее.

— Как раз вовремя, я только что вернулся и умираю с голоду. Отпущение людям их грехов вызывает зверский аппетит.

Энни рассмеялась.

— Если честно, я тоже проголодалась.

— Хорошо, мы сначала поедим, а потом поговорим о делах, если ты не против, в моем возрасте нужно регулярно есть, иначе я упаду в обморок. — Он открыл дверь, и она снова последовала за ним в прохладный коридор, испытывая облегчение от того, что какое-то время не будет на солнце. Он отстегнул накрахмаленную белую ленту от воротника, затем стянул через голову тяжелый крест, положив его на серебряное блюдо на буфете. Потом расстегнул три верхние пуговицы рубашки и вздохнул.

— Так-то лучше, теперь я могу дышать. Твоя очередь, я практически разделся перед тобой. Сними этот колющий жилет, или как ты его там называешь, и дай своему телу свободу.

Энни сделала, как ей было сказано, сначала расстегнула свой тяжелый ремень, а затем расстегнула жилет.

— Скажите, офицер, вы всегда раздеваетесь на первом свидании?

Энни почувствовала, что ее щеки начинают гореть, но он рассмеялся так громко, что эхо разнеслось по залу:

— Извини, иногда мое чувство юмора не совсем подходит для священника.

Энни рассмеялась и последовала за ним на кухню, где невидимая экономка убрала кофейные чашки и тарелки с печеньем. Она села и смотрела, как он подошел к холодильнику и начал вытаскивать тарелки и миски. Вскоре он поставил на стол тарелки, столовые приборы и салфетки. Добавил огромное блюдо салата, тарелку домашнего пирога с заварным кремом и ассортимент смешанных сэндвичей. Все выглядело восхитительно, и Энни пришлось проверить свой подбородок, чтобы убедиться, что она не пускает слюни.

— Угощайся, моя дорогая. Должен сказать одно в пользу экономки Саймона: она знает путь к сердцу мужчины. Думаю, причина, по которой у него случился сердечный приступ, заключается в том, что она убивает его своей заботой, но разве можно от такого отказаться.

Энни полностью согласилась с ним, она любила поесть, о чем свидетельствовала ее далеко не идеальная фигура, но она начинала чувствовать себя комфортно в своем весе. Уилл часто повторял, как сильно он любит ее такой, какая она есть, и это чудесным образом укрепляло ее уверенность в себе.

— Спасибо, Джон, это замечательно и очень любезно с вашей стороны.

— Моя дорогая Энни, никогда не верь тому, что говорят о священниках. Мы не все плохая компания. Хотя полагаю, мы немного походим на полицейских. Некоторые из нас совершенные...

— Придурки.

Он усмехнулся и кивнул в знак согласия.

— Сняла эти слова прямо с моего языка. Но некоторые из них замечательны, как и ты. Держу пари, ты великолепна в том, что делаешь, и у меня сложилось впечатление, что ты действительно заботишься о людях.

— Я стараюсь, хотя иногда это очень трудно. Мне нравится относиться ко всем одинаково, независимо от их прошлого или воспитания.

— И это, моя дорогая, очень редкое качество, слишком много людей настолько поглощены собой, что у них редко остается время на кого-то еще, но ты другая. Я сразу это понял.

Они молча съели остаток обеда, пока Джон не встал и снова не подошел к холодильнику.

— Хочешь чего-нибудь холодного?

— Да, пожалуй. — Он передал ей банку ледяной колы и поставил одну рядом со своей тарелкой. Энни была сыта. Она попробовала понемногу всего и съела большую тарелку салата. Обычно она терпеть не могла есть в присутствии незнакомых людей, но в Джоне было что-то такое, что заставляло ее чувствовать, будто они знакомы дольше, чем четыре часа.

— Еда была прекрасна, я так наелась, что не думаю, что мой бронежилет застегнется.