— Друзья мои, — воскликнул он, не обращаясь ни к кому лично, — давайте развеселим нашего принца! Предлагаю пригласить прекрасных дам станцевать шаботту!

Он действительно страшно гордился придуманным им танцем, с помощью которого он мечтал соблазнить Маргариту де Роган и таким образом заполучить титул герцога и пэра Франции!

Однако Энгиен не пожелал танцевать. Окинув Сент-Оле презрительным скучающим взором, он небрежно кивнул Дандело и удалился вместе со своим адъютантом, маркизом де Ламуссе, коего молва — и его тоже! — называла любовником герцога. Впрочем, каких только слухов не ходило о герцоге Энгиенском! Например, многие утверждали, что он спит с собственной сестрой!

Следом за герцогом удалилась и компания его любимчиков, и Луи облегченно вздохнул. На фоне щеголей в расшитых золотом камзолах, разноцветных чулках, украшенных изощреннейшими вышивками, в шелковых рубашках с золотым шитьем и пышными кружевными бантами, в ботфортах с кружевными отворотами, Луи в своем скромном одеянии чувствовал себя смешным.

Пизани на прощанье незаметно подмигнул Фронсаку, дав понять, что позднее непременно отыщет его. В аристократическом обществе друзей герцога сын маркиза всегда восторженно отзывался о молодом человеке, за что Луи был ему признателен. Пизани рассказывал всем и каждому, что Луи Фронсак не только бросил вызов Ришелье, но и — на удивление всем! — сумел выйти из поединка победителем!

Луи неспешно продвигался к Голубой комнате. В одной из ниш он заметил принца де Марсильяка,[34] безответно влюбленного в сестру герцога Энгиенского. Во время Фронды он писал для нее проникновенные стихи:

Марсильяк не был близким другом герцога, скорее он слыл доверенным лицом королевы. Все знали его как человека чести, однако мало кто назвал бы его человеком действия. Его вечная нерешительность, впрочем никак не проявлявшаяся на поле боя, стала притчей во языцех. Позднее кардинал де Рец напишет о нем: «Господин де Ларошфуко всегда отличался необычайной нерешительностью, он никогда не был воином, хотя всегда был превосходным солдатом; он никогда не был хорошим придворным, хотя всегда стремился им стать; он никогда не был ловким заговорщиком, хотя всю свою жизнь участвовал в заговорах». Луи знал Марсильяка в лицо, но Марсильяк не был знаком с Луи. Впрочем, некая связь между ними все же существовала: принц женился на богатой дальней родственнице Жюли де Вивон, и Фронсак об этом знал.

Неожиданно появилась Жюли и, увидев Луи, поспешила к нему навстречу. Ее новое платье с шелковой верхней юбкой, закрепленной по бокам золотыми узорчатыми лентами, с короткими, украшенными пышными оборками рукавами, подчеркивающими изящество рук, с глубоким овальным декольте, обрамленном широкой муаровой тесьмой, выгодно подчеркивало прекрасную фигуру мадемуазель де Вивон. Невеста Луи была ослепительно хороша.

— Это платье моей кузины, — объяснила она с каким-то вызовом.

Жюли д'Анжен без счета тратилась на наряды и быстро от них избавлялась, зачастую надев платье всего лишь раз; отдав платье, она тотчас о нем забывала.

Стоило влюбленным направиться в укромный уголок, как их догнал Пизани. Взяв обоих под руки, он произнес:

— Кузина, Луи, не уединяйтесь, идемте со мной, послушаем, что Немур станет рассказывать о Вуатюре.

Жюли и Фронсак послушно присоединились к толпе, окружавшей герцога Немурского. Стоя в центре жадных до сплетен придворных, Немур с серьезным видом излагал:

— Друзья мои, вы знаете, что Венсан Вуатюр скромностью не отличается.

Все с готовностью закивали, а герцог продолжил:

— Так вот, он завел привычку каждый раз, когда у него в кишках начинаются колики, отправляться к некоему горожанину, проживающему на улице Сент-Оноре, считая, что тем самым оказывает ему большую честь. И он грозно требует от лакея открыть ему заветную дверцу, и тот повинуется! Наконец, хозяин дома обнаружил, что его отхожее место слишком часто занято! Не решившись запретить нашему другу вход, он велел повесить на свой кабинет задумчивости еще один замок!

Раздались смешки, а Немур невозмутимо продолжал:

— Обнаружив, что отхожее место заперто, Вуатюр наделал кучу под самой дверью, прямо на шелковый ковер!

Собравшиеся разразились хохотом, и только Энгиен по-прежнему хранил серьезный вид. Наконец, когда веселье стихло, герцог, усмехнувшись, произнес:

— В самом деле, если бы Вуатюр был столь же знатен, как мы, он стал бы попросту непереносим!

Поняв, что Немуру все же удалось рассмешить молодого герцога, все стали поздравлять его с этим.

Стоя за спинами придворных, Вуатюр блаженно улыбался.

Еще раз убедившись, что общество о нем помнит, поэт сел у камина, или, как говорили в салонах, у очага Вулкана, и совершил дерзкий поступок: сняв башмаки, а затем и чулки, он стал греть у очага ноги!

Луи подошел к нему.

— Ты пользуешься успехом, друг мой, и не только благодаря своим стихам, — насмешливо произнес он.

Поэт серьезно посмотрел на него. Отличаясь малым ростом и поистине женским кокетством, Вуатюр посвящал своему туалету несколько часов в день.

— Не слушай их, Луи, — ответил он насмешливо и с притворной грустью, — они просто завидуют моей славе. После смерти кардинала я стал свободным человеком и больше не обязан являться в Академию.[35] Наконец-то я могу писать, как хочу, и это их раздражает, ибо никто из них не обладает ни моим талантом, ни моей красотой…

Увидев, что к ним приближается маркиз де Монтозье, поэт умолк. Пылко влюбленные в Жюли д'Анжен, или, как называл ее поэт, в принцессу Жюли, Вуатюр и Монтозье ненавидели друг друга. Не желая допустить скандала, Луи приветливо кивнул поэту и, поспешив навстречу Монтозье, увел его подальше от камина.

Впрочем, Жюли успела опередить его.

— Шевалье, — начал маркиз, дружески беря собеседника под руку, — в Париже недавно открылся новый театр, и Жюли предложила посетить его. Вы присоединитесь к нам?

— С радостью… Почему бы не сходить туда уже в январе?

— Согласен, тем более что потом мне надо отправляться к себе в Эльзас. Вы же знаете, испанцы у самых границ и весной военные действия, скорее всего, возобновятся…

Втроем они побеседовали о театре, после чего перешли на математику, любимую тему и Луи и маркиза.

Несмотря на молодость, Монтозье принадлежал к когорте выдающихся ученых Франции, что было редкостью среди знати. Луи и Жюли, хотя и не обладали столь глубокими познаниями, тем не менее получили достаточное образование, чтобы участвовать в ученых беседах.

Внезапно справа раздались громкие восклицания, и они, обернувшись, увидели группу людей, сопровождавших изысканно одетого мужчину, изъяснявшегося с сильным итальянским акцентом.

— Кто это? Я его не знаю, — тихо спросил Луи у Монтозье.

— Это Джустиниани, посол сената Венеции. Он в курсе всего, что происходит при дворе. Идемте, послушаем, что он рассказывает… это наверняка интересно.

Довольный всеобщим вниманием, венецианец говорил громко и при этом энергично размахивал руками:

— Кардинал Мазарини поднимается все выше и выше, король благоволит ему, он ему доверяет и ценит его.

Луи про себя отметил, что на лице герцога Энгиенского не дрогнул ни один мускул. А между тем молодой нотариус прекрасно помнил, как несколько месяцев назад между итальянцем-кардиналом и принцем крови возник конфликт старшинства. И как Ришелье разрешил сей конфликт, постановив, что кардинал всегда идет впереди любого из рода Конде, но Энгиен не мог согласиться с таким унижением.

Джустиниани продолжал:

— Его величество чувствует себя превосходно. Он переехал в Сен-Жермен и там работает и принимает своих министров. Скажу по секрету: каждую ночь король спит как младенец. Так начинается новое правление! А недавно король оказал монсеньору Мазарини великую честь, пригласив пообедать вместе с ним!