— Ну тебя! — вдруг рассердилась Ирина. — Какое мне дело до твоих шаманов! Расстроил меня, рыжий Пират! Никому теперь верить нельзя.

Она схватила Бубу за руку и быстро зашагала к мобилю. Буслаев, остолбенев на мгновение, кинулся вслед.

— Стой, стой! Про сюрприз-то забыли!

Это был действительно сюрприз: на крохотной делянке с южной стороны утеса рос картофель.

— Это делается так, — объяснил Буслаев. — Выдергивается ботва, и на этом месте шаришь в земле, только обязательно голыми руками. И не бойся испачкаться, не то весь вкус пропадет.

Кто еще на далекой Земле помнил, как неохотно расступается под пальцами влажная жестковатая земля, как одурманивает она таинственным первозданным ароматом, когда, торопясь, разгребаешь ее, чтобы достать холодные твердые клубни? Кто еще помнил горьковатый дымок лесного костра, когда перекидываешь с ладони на ладонь раскаленную картофелину, плача и смеясь сдирая с нее кожуру? Может, и остались еще старики, которые поняли бы этот восторг, да и то вряд ли: давным-давно машины заменили на полях человека.

А какое это наслаждение — макать клубень в соль и осторожно откусывать от него маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы, и перепачкаться донельзя золой и отмываться потом в ледяном ручье…

— Подумать только, что мы потеряли! — вздохнула Ирина, падая на траву. — Вроде всем хороша цивилизация, а вот это она у нас отняла. Да разве заменят гимнастические залы гонки на необъезженных лошадях, отдых в душистом сене, запах теста, которое замешиваешь собственными руками! Завидую здешним аборигенам: все это у них впереди.

— Да, правда, — задумчиво отозвался Буслаев, закуривая трубку. — Мы как-то не думаем об этом, когда пытаемся раскачать здешнюю цивилизацию, сдвинуть ее с мертвой точки. Представляем себе конечную цель: наш уровень. А до этого еще тысячи лет страшного труда, и рабы, и религиозные войны… Металл будут плавить почти вручную. Кстати, знали бы мои деятели, каким богатством обладают! Ведь эта гора — чистый железняк. Магнитный. На сто километров вокруг любой прибор с ума сходит. Робот и тот чувствует. Специально обследовал: потребление энергии падает наполовину. Как ты думаешь, может этот магнетизм влиять на психику?

Ирина не ответила. Подложив руки под голову, она, не мигая, глядела в по-летнему глубокое небо, синева которого постепенно растворялась в вышине. Буба свернулась рядом клубочком. Откуда-то сбоку выдвинулся огромный робот и замер, будто охранял их. Было тихо. Такриоты, спасаясь от зноя, ушли в пещеру. Не хотелось шевелиться, не хотелось ни о чем думать. Ирина чувствовала пристальный взгляд Буслаева, но в такую жару и это не трогало.

Так продолжалось до тех пор, пока не налетел ветерок и трава тихо зашумела. Ирина вдруг резко вскочила на ноги, пригладила разлохматившиеся волосы. Разоспавшаяся Буба, кряхтя как старушка, недовольно поднялась. Пришлось встать и Буслаеву.

— Только, чур, насчет картошки молчок! — спохватился он. — Шеф считает, что еще рано приучать их к земледелию. Я, правда, не приучаю, посадил для себя, но все же…

«Ну и хитрюга же ты! — насмешливо подумала Ирина. — Делаешь поверенной своих тайн, связываешь нас одной ниточкой!»

Вслух она, разумеется, ничего не сказала и с удовольствием приняла приглашение прилететь еще «на картошку».

Но возвращаясь на Базу, она подумала: а действительно ли шаман ошибается? Может, и впрямь пиявки здесь не умирают. Питает же робота энергия магнитного излучения… Ирина покачала головой и неожиданно расхохоталась.

Академик Козлов говорил, что когда исследователь заходит в тупик, он начинает строить гипотезы одна абсурднее другой, пока не доходит до сплошного абсурда. После этого наступает отрезвление, и он начинает мыслить в правильном направлении. Кажется, и в ее работе наступил этот переломный момент.

На этот раз робота привез Буслаев.

— Даю с условием, — предупредил он. — Если и по этому придется справлять гражданскую панихиду, умыкну тебя. Не могу, знаешь ли, обойтись без обслуживающего персонала: утренний кофе в постель и так далее.

— Согласна! — рассмеялась Ирина. — А если обойдется без эксцессов, сбреешь бороду.

— Вот далась тебе моя борода! — с досадой сказал Буслаев, отворачиваясь.

Мимико со свирепым видом оттащила Ирину в сторону.

— Перестань издеваться над человеком! Он же не от хорошей жизни… У него шрамы.

— Шрамы?

— Он из второго отряда. Один из шести уцелевших. О нем еще писали: самый молодой цивилизатор. Ему топором раздробили челюсть.

— Да я же шутки ради… — пролепетала Ирина, готовая провалиться в свое болото. Только спустя несколько минут она овладела собой настолько, что смогла разговаривать с Буслаевым нормальным тоном.

Неожиданно вопрос экипировки вырос в сложную проблему. Сначала все казалось просто: одеть в старый комбинезон — и делу конец. Но на двухметрового великана ничто не лезло. Мешала ширина грудной клетки, раза в полтора превышавшая человеческую. Вариант Буслаева — галстук и трусики — Ирина отвергла с негодованием. Не хватало еще устраивать из эксперимента комедию! Для стопроцентной гарантии требовалось закрыть все туловище. После долгих примерок, после того, как перерыли всю кладовую Базы и уже прикидывали, нельзя ли из клубного занавеса соорудить нечто вроде тоги, Буслаев принес собственный костюм.

— На вырост шил, — пояснил он, помогая роботу натянуть белоснежную шуршащую сорочку, которая тут же лопнула, черную пару и яркий галстук.

Костюм угрожающе трещал, и владелец его театрально хватался за сердце. От обуви, разумеется, пришлось отказаться: никто в отряде не мог похвастаться подошвами пятьдесят пятого размера.

— Рубашечку-то беленькую со значением пожертвовал? — тихо спросила Ирина, готовая отколотить неугомонного бородача, всеми силами старающегося устроить спектакль.

Буслаев хитро прищурился:

— Обычай. Товарищ идет на подвиг. Вернется ли…

Робот ковылял не сгибая колен, нелепо растопырив руки. От его спокойной мощи не осталось и следа. Тесный костюм, даже не застегнутый, превратил его в нечто жалкое и беспомощное. Он даже не смог самостоятельно забраться в мобиль, три человека внесли его на руках. Перед тем как захлопнуть дверцу, Буслаев сорвал цветок, продел его роботу в петлицу и торжественно объявил:

— Готов!

Посмотреть на эксперимент прилетели все цивилизаторы. Вереница машин, как стая стрекоз, потянулась к болоту. Впереди летел Сергеев. Он и Ирина остались в воздухе, остальные приземлились на берегу.

Буслаев, помогая себе жестами, объяснил роботу задачу. Потом, решив, нто вокруг слишком серьезные лица, обнял его, изо всех сил шмыгая носом и растирая кулаками глаза.

— Прощай, друг! Имя твое мы навечно внесем в списки…

Никто не улыбнулся.

— Клоун! — прошипела Ирина, к которой доносилось каждое слово. Рации всех мобилей работали, и между находящимися в воздухе и оставшимися на земле действовала прямая связь. Были учтены все ошибки предыдущего эксперимента.

— Благодарю, — сказал робот. — Мой индекс стоит в инвентарной ведомости наиболее ценного оборудования. Не забудьте вычеркнуть его оттуда, прежде чем вносить в другой список, чтобы не произошло путаницы.

— Не забуду, не забуду, — пробормотал Буслаев упавшим голосом.

Буба, сидевшая, как всегда, в правом кресле, отчаянно вертела головой, разрываясь между экраном и прозрачной стенкой кабины. Она, кажется, отлично соображала, что происходит, и когда струйки взбаламученного ила обвили ногу гиганта, вся сжалась, вытаращив глаза и затаив дыхание.

Робот сделал второй шаг, третий. Вот он уже по колено в воде, по грудь… Пиявки спокойно совершали свои рейсы, не обращая на него никакого внимания. Два часа он провел в болоте и когда пересекал путь какой-либо пиявке, та огибала его. Этим и ограничилась их реакция.

Все это было настолько обыденно, что зрители вскоре перестали напряженно следить за ним и начали развлекаться кто как мог. Молодежь занялась волейболом, цивилизаторы постарше деловито обсуждали предстоящее прибытие рейсового звездолета. Буба уютно свернулась в кресле и достала крохотный магнитофон — подарок Ирины. Приступ суеверного ужаса от этого подарка у нее прошел меньше чем за четыре часа, и теперь она не расставалась с забавной игрушкой. Установив самый тихий звук, она часами прижимала к уху плоскую коробочку, и с ее лица не сходило изумление.