— Что я меньше того, чем казалась, а сам он — гораздо больше? — Уголки рта Эмбер горестно опустились.

— Его гнев подобен летней грозе, — улыбнулась Мег, пугает раскатами грома и мечет молнии, но быстро проходит.

— Скорее вон те скалистые, вершины растают и потекут, подобно меду, чем Шотландский Молот простит меня за то, что я запятнала его честь, — возразила Эмбер. — Чтобы простить такое, нужно очень сильно любить. Дункан не любит меня.

Сочетание отчаяния и покорности судьбе в голосе Эмбер сказало Мег больше, чем могли бы выразить слова.

— Ты знала, что это случится, верно? — прошептала Мег.

— Я знала, что это может случиться. И надеялась, что не случится. — Эмбер закрыла глаза. — Я поставила на карту… все. И проиграла.

— Зачем ты это сделала?

— Дункан явился мне из теней тьмы… и когда я коснулась его, то узнала, что эта тьма принадлежит мне, а не ему.

— Я не понимаю.

Эмбер усмехнулась странной усмешкой.

— Боюсь, что этого не сможет понять никто, на ком не лежит проклятие моего «дара».

Мег слушала, затаив дыхание. Ее глендруидские глаза видели правду Эмбер. и ее горе.

— Я всю жизнь жила, будто в ночи, — просто сказала Эмбер. — Дункан стал моим рассветом. Разве я могла допустить, чтобы Эрик его повесил?

— Он хотел повесить Дункана? — в ужасе спросила Мег.

— Да.

Словно ей стало холодно, Эмбер обхватила себя руками и прошептала: «Смерть непременно потоком прольется».

По спине Мег поползли холодные мурашки.

— Что это такое?

— Пророчество Кассандры, то самое, от которого я надеялась уйти.

— Какое пророчество?

Смех Эмбер был похож на крик превозмогаемой боли.

— Поделом мне, — с горечью проговорила Эмбер. — Жизнь с ее богатыми всходами была лишь приманкой, а истина — это смерть. Лучше бы мне совсем не родиться.

— Что это за пророчество? — настойчиво повторила свой вопрос Мег.

Услышав изменившийся тон ее голоса, к ней тут же подошел Доминик и встал рядом.

— Что-нибудь не так, соколушка?

— Я не знаю. Только что-то неладно, черные крылья бьются…

Эхо ее собственных слов заставило Эмбер снова обратить внимание на Мег. Сострадание, которое она увидела в глазах целительницы из рода глендруидов, было столь же явным, как и неожиданным.

— Мое рождение сопровождалось пророчеством, — сказала Эмбер. — «Может случиться, и безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом. Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется».

Доминик слушал, и его глаза сузились, превратившись в полоски чеканного серебра. Он бы отмахнулся от этих слов, не придав им значения, но его собственное супружество показало ему, что некоторые пророчества так же реальны и так же смертоносны, как обнаженный меч.

« Он явится тебе из теней темноты. Коснись его — и ты узнаешь жизнь, которая возможна, или смерть, которая придет.

Будь же подобна солнечным лучам, сокрытым в янтаре: чужой руки не ведая касаний и ни к кому сама не прикасаясь.

Запретной оставайся».

Когда Эмбер закончила говорить, наступила тишина, не нарушаемая даже ветром. Она обернулась назад и увидела того, кого и боялась увидеть. У нее за спиной стоял Дункан смотрел на нее глазами, полными ледяного презрения.

— Ты явился мне из теней темноты, — сказала Эмбер. — И я прикоснулась к тебе. Ты завладел моим сердцем и телом. Дай Бог, чтобы душа моя оставалась еще свободной, иначе смерть непременно потоком прольется.

— Тогда мы пропали, колдунья. Твоя душа продана дьяволу давным-давно.

— Дункан — в ужасе воскликнула Мег.

— Не позволяй своему мягкосердечию сбить тебя с пути, Мегги, — повернулся к ней Дункан. — Внутри у этой ведьмы с ангельским личиком нет ничего, кроме самых черных замыслов.

— Ты ошибаешься. Я видела ее.

— Я тоже, — насмешливо отпарировал он. — Я видел, как она склонялась ко мне и шептала слова любви в тот самый миг, когда самым гнусным образом предавала меня.

Эмбер вскинула голову и посмотрела на него гордым взглядом соколиных глаз.

— Я никогда тебя не предавала, — раздельно проговорила она.

— Ты скрыла от меня мое настоящее имя. Я называю это предательством.

— Я не знала, кто ты такой, пока не увидела твое смертоносное искусство в битве с разбойниками.

Дункан ничего не сказал на это.

— Но даже и тогда я не была полностью уверена, — продолжала Эмбер. — Меня мучили сомнения. Концы не сходились с концами. В тебе я видела проблески Знания, а ведь Дункан Максуэллский не из числа Наделенных Знанием.

Мег бросила на Дункана любопытный взгляд, словно ей открылась такая его сторона, о существовании которой она раньше не подозревала.

— Могли ведь быть и другие воины, — говорила Эмбер, и в ее голосе слышалась почти мольба, — мужчины, имени которых я не знала, воины, искусно владеющие молотом, не принадлежащие к тем, кто Наделен Знанием.

— Но перед свадьбой ты уже знала, кто я такой? — с горечью спросил Дункан.

Эмбер выпрямилась и вскинула подбородок. — Да.

— Ты уже знала, что я обручен с другой, и должен вступить в брак, устроенный моим истинным господином, Домиником ле Сабром?

— Эрик… сказал мне.

— До свадьбы? — Да.

— И ты говоришь, что не предавала меня. Таким тонким уловкам, должно быть, учат всех Наделенных Знанием, учат так играть словами, пока не останется ничего, кроме бесчестья.

От презрения в голосе Дункана Эмбер чувствовала себя так, будто ее хлещут кнутом.

— Мне пришлось согласиться на эту свадьбу, — сказала она с отчаянием. — Если бы я отказалась, тебя бы повесили у меня на глазах!

— Лучше быть повешенным, чем остаться жить и узнать, что я — злополучный ублюдок, бастард, чьи клятвы дешевле овечьего помета.

Доминик шагнул к Дункану и положил обе руки на его широкие плечи.

— Я не считаю тебя человеком без чести, — сказал Доминик. — Твой лорд ценит и тебя самого, и твою клятву.

Дункан замер. Потом по его телу прошла заметная дрожь. Он опустился на одно колено в знак подтверждения клятвы верности, данной Доминику ле Сабру.

— Ты великодушен, лорд, — произнес он звенящим от напряжения голосом.

— Надеюсь, лорд Эрик будет такого же мнения, — иронически усмехнулся Доминик, — когда возвратится из Уинтсрланса и узнает, что замок Каменного Кольца захвачен мною.

Никем не сопровождаемый, Дункан через опущенный подъемный мост беспрепятственно проехал во внутренний двор замка. На его крик сбежалась немногочисленная вооруженная стража.

— Отправляйтесь к хижине Эмбер, — приказал Дункан. — Ей нужно перенести в замок много вещей.

Стражники повиновались и трусцой покинули двор. Двоих оставшихся защитников замка следовало считать скорее мальчиками, чем мужчинами; это были оруженосцы, которые надеялись когда-нибудь стать рыцарями.

— Я буду в караульной, — сказал Дункан Эгберту. — Если кто-то из вас что-нибудь увидит, не надо кричать, а быстро и без шума явиться ко мне. Вы поняли?

— Поняли, — в один голос ответили оба юноши. Когда оруженосцы бегом отправились на указанные им посты, Дункан быстро прошел в оружейную. Оставшееся там после отъезда Эрика оружие было все разрозненное, но его количества вполне хватало для обороны замка.

Дункан запер двери оружейной, а ключ оставил у себя. Потом пошел в караульную — ждать Глендруидского Волка.

Все это время он старался гнать от себя мыслило янтарной колдунье, которая разжигала в нем такой огонь, какого он не ведал ни с одной другой женщиной.

Мое тело знает тебя. Оно откликается на тебя, как ни на кого другого.

Сколько раз мы лежали вместе в темноте, соединенные, и наши тела были скользкими от желания?

Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?

Сколько раз я раздвигал тебе бедра и входил в твои горячие, ждущие меня ножны?

Она подходила ему так безупречно.

И оказалась такой вероломной.