Короче, дохлая пакость – но при этом живая, злобная и прожорливая. Сам видел, как такая пакость тушу мертвого квазимяса жрет, а из ее дырявого брюха все сожранное на землю вываливается. Такая вот причуда Зоны, м-да…
Если такая пакость укусит и под рукой нет дорогой расширенной аптечки или раскаленного гвоздя, то лучше сразу застрелиться. В слюне безглазых псов содержится мутировавший вирус бешенства, который во много раз сильнее и изобретательнее своего предка с Большой земли. Если вовремя не сделать инъекцию сыворотки из армейской аптечки, специально разработанной для условий Зоны, или не прижечь рану, то невидимый мутант, с кровотоком достигнув мозга жертвы, банально превращает ее в зомби.
Убить гнилую собаку можно, если ей точно в башку попасть и мозг прострелить, в этом безглазые псы от зомби не отличаются. Однако очередной выброс все равно эти трупы восстановит, как и все остальное, что было в Зоне на момент Чернобыльской аварии. Такие дела…
И теперь с десяток этих полуразложившихся монстров стояли у меня на пути, уставившись в мою сторону пустыми глазницами. То, что они меня учуяли, – факт, и теперь наводили свои рыла на цель, корректируя вектор нападения.
Плохо дело.
Даже если удастся спастись и по счастливой случайности не заразиться бешенством, то все равно хорошо не будет: раны от укуса гнилых собак не заживают. От слова «совсем». Наоборот, постепенно расширяются, углубляются, выгнивают – и вот уже через месяц у тебя не след от укуса на ноге, а дыра с гниющим содержимым. Запустишь такую рану, сразу не вырежешь из себя пораженный участок, прихватив при этом солидный кусок здоровой плоти вокруг укуса – и сам со временем превратишься в ходячий труп, покрытый сквозными язвами.
В общем, ситуация была так себе.
И, как назло, вокруг ни одного приличного дерева. Случалось, что ловкие сталкеры в подобной ситуации залезали на деревья и сверху вдумчиво расстреливали тварей по одной…
Но на этот раз мне не повезло. Вокруг тухлого озерца росла лишь хилая, полудохлая флора, которая и ворону-мутанта вряд ли на себе выдержит.
Потому мне осталось лишь одно – сигануть в это самое экстремально вонючее озеро.
Успел за мгновение до того, как стая бросилась. Если б стоял на том месте, просто снесли бы общей массой и разорвали – собаченции были крупные, с сенбернара размерами, только лысые все и в язвах. Они мелкими редко бывают, Зона им стимул к росту дает, что ли. И то, что в дырках они, как швейцарский сыр, менее опасными их не делает.
Озеро воняло так, что у меня дыхание перехватило и в глазах потемнело. Тот случай, когда я остро пожалел, что не ношу маску, а лучше изолирующий противогаз.
Но что не сделано – то не сделано. Потому я сильно куснул себя за нижнюю губу, чтоб организм скорее адаптировался к прелестям сидения по пояс в природной ароматической ванне. В результате получил заряд боли в мозг и бодрящий вкус крови во рту, от которых в глазах прояснилось почти мгновенно.
И начал стрелять.
Ближайшей псине в череп попал четко – она просто не смогла дернуться, так как была зажата боками двух соседок, направивших морды в мою сторону. Но на веер мозговых брызг, разлетевшихся из пробитого черепа, остальная стая отреагировала мгновенно.
Есть у этих тварей особенность: когда в них целишься, они чувствуют линию выстрела и в последний момент резко смещаются в сторону. Потому даже с пулеметом в руках отбиться от стаи гнилых собак крайне сложно.
И в моем случае две следующие пули ушли «в молоко»…
Кишащая на берегу живая падаль двигалась с поразительной скоростью и по непредсказуемым траекториям, хрипло скуля и издавая звуки, очень отдаленно похожие на злобный лай. Но при этом стая с берега не уходила…
Хорошо, что эти твари воды боятся – она заливается в открытые раны, а гнилые собаки этого не любят. Случается, что даже банально тонут, как корабли, получившие пробоину, если дырки в тушке значительные. Но, загнав жертву в воду, с берега никогда не уходят. Если переплыть озеро попытаешься или болото перейти, на другом берегу встретят. Будто помечают жертву невидимым маяком, мол, никуда ты, мясо, от нас не денешься…
– Ладно, мать вашу дохлую за хвост да об забор, – прошипел я на выдохе, с тоской думая, что после того выдоха придется вдыхать вонючие миазмы озерца… Вдохнул через рукав, что мало помогло, сдержался, чтоб не блевануть дальше, чем вижу, – и закрыл глаза. Если вы чувствуете, что в вас целятся, то как вам такое, паскуды дырявые?
Стрельба на звук – дело, требующее наличия хорошего слуха, пространственного мышления и возможностей для серьезных тренировок, ибо патронов на них будет сожжено множество. В свое время мне повезло пройти такой курс, и порой я даже поддерживал этот навык, когда боеприпасов было завались – то есть нечасто.
Сейчас с патронами было не очень. Но когда деваться некуда, то выбор остается небольшой. И я принялся водить стволом, словно радаром, пытаясь соотнести хриплый лай на берегу с пулей в стволе, мысленно представляя их единым целым.
И когда в моей голове этот пазл сложился, нажал на спусковой крючок.
Потом еще раз.
И еще, пока одиночными не высадил весь магазин.
После чего открыл глаза.
Результатом моей стрельбы по невидимым целям стало еще три собачьих трупа. Не особо впечатляющий результат на двадцать потраченных патронов, но гораздо лучше, чем если б я расстрелял магазин впустую – а это могло быть запросто. Бывалые сталкеры говорят, что гнилые собаки не столько двигаются молниеносно, сколько в случае опасности телепатически глаза стрелку отводят. Вполне возможно, кстати.
Тем не менее, несмотря на потери, стая с берега уходить не собиралась. Видимо, решили сожрать меня даже ценой жизни. Одна от злобы хрипела так, что у нее из пасти язык вывалился и шлепнулся на траву, извиваясь, словно длинный черный червяк. Вот уж не знал, что я настолько вкусный, что ради моей тушки кто-то готов пожертвовать и куском своего мяса, и даже жизнью…
Патроны закончились.
Остался лишь неприкосновенный запас – «Беретта» на поясе с одним запасным магазином да три пачки патронов, которые мне подарил Климентий. Доставать их из рюкзака и переснаряжать магазины то себе удовольствие, стоя по пояс в большой гнилой луже, но жить захочешь – извернешься. Тем более что я по ощущениям потихоньку погружался в вонючую жижу – вроде только что по пояс был, а вот уже почти по грудь…
И тут у меня от отчаяния в голову дурацкая идея пришла.
Если твари мои мысли отслеживают, то, может, забить их, те мысли, как в бою их люди во все века забивали? Чтоб страх свой отпугнуть не столько перед смертью – чего ее бояться? Раз – и все, мрак вечный, отмучился, – сколько перед болью, тяжелым ранением и, как следствие, жутким будущим без руки, ноги, глаза… Когда прешь на врага с копьем, мечом, штыком, саперной лопаткой и орешь так, словно вот-вот из себя кишки выплюнешь, чтоб противнику ими глаза залепить и рубить его, ослепленного твоей кровью, крошить на ломти, сволочь такую…
Вот такие правильные мысли в моей голове вертелись, когда я себя накручивал, доставая из кобуры «Беретту» – в моем случае сначала лучше лишний груз, болтающийся на поясе, расстрелять, может, потом двигаться придется быстро…
Толку от пистолета и его двух магазинов получилось немного. Одну тварь пристрелил, но и то хлеб. Плюс собственными криками разогрелся, дури в себя нагнал…
И тут вдруг понял, что оба метода можно совместить!
Выбросив в вонючую жижу бесполезную пустую «Беретту», я отправил снаряженный магазин в шахту автомата.
И, закрыв глаза, заорал, представляя, как мои пули разносят собак на берегу, словно не свинец их рвет, а я сам лично раздираю их в клочья невидимыми руками. Продолжая реветь как раненый медведь, я пошел вперед, понимая, что не получится в озере отсидеться, что твари эти – настоящие воины Зоны, которые не отступятся от своей цели, и что теперь все просто: или они, или я…
Я даже глаз не открыл, когда менял магазин, – зачем? Я и так прекрасно слышал, как орали и бесновались в ответ гнилые собаки, с натугой выталкивая воздух через полуразложившиеся голосовые связки. И в процессе отмечал про себя, что визга и сдавленного гавканья вроде стало поменьше…
