К нам пробивался сквозь толпу не выспавшийся Джеральд, прижимая к груди несколько потрепанных учебников и широко зевая.

Судя по тому, что подозрительная, как агент ноль-ноль-семь, старуха на входе меня пропустила, я действительно походила на студентку. Я сразу представила объявление на дверях Академии. «Срочно требуется пожилая женщина с прогрессирующей деменцией, для непыльной работы! Борзость, внушительная комплекция, сверлящий взгляд, громкий и противный голос приветствуются!»

Толпа внесла нас в богатый холл, украшенный со всей помпезностью, на которую только способны архитекторы — колхозники. Золотые завитушки, огромная, похожая на свадебный торт, люстра, зеркала и мраморный пол, свидетельствовали о том, что учиться здесь очень почетно и престижно. В своем «новом» коричневом, как академическая форма, платье, с бумагами для записи и ручкой, я отлично мимикрировала под студентку, прикрывая планшетом отсутствие нашивки на груди.

— Стоять! А ну-ка! Покажи, что у тебя из кармана торчит? Газета? Так, «Магический вестник» — можно. Проходи! А ну ты! Да, ты! Давай сюда, умник! Как имя фамилия? Коллинз? Коллинз, значит. Записывай! Газету сюда! — раздавалось откуда-то из входа в зал. — Мне что? Тебя обыскивать? Бросай в кучу! И вы двое! Чего улыбаетесь? Быстро бросили газеты!

Мы продвинулись вперед, увидев, как перед входом стоит сухонькая дама, записывая имена и фамилии студентов, которые решили принести «Горькую правду» в стены родной альма-матер. Какой-то грузный, слегка взъерошенный маг в синем сюртуке, сверкая глазами и заложив руки за спину, отслеживал любителей «свежей прессы». Я осторожно бросила газету на пол, пользуясь тем, что «прессодетектор» собрал целую очередь. Списки «на потенциальное отчисление», как заметила я краем глаза в заполняемой бумажке, уже заложили фундамент второго столбика. «А кто тогда учиться будет?» — промелькнуло в голове, когда я снова бросила осторожный взгляд на писанину. Когда стал формироваться третий столбик, «список на потенциальное отчисление» зачеркнули и написали поверх «список для профилактической беседы».

Стену украшали красивые надписи, выполненные в сверкающей позолоте:

«Знаний дорога пряма,

О, юный друг!

Магия — это сила ума и рук!»

«В чем сила, брат? — В деньгах! — А вот и нет. Вся сила в руках. Пощупай мои бицепсы!» — тихо сам с собой развлекалась я. Так! Тихо! Где-то в этих стенах завелся поэт — пирожочник! Я подозрительно осмотрелась и прищурилась. Где ты, гений от литературы?

«Мы бережем наши знания!

Издревле так повелось.

Гордиться своим признанием…

Дальше я не сумела прочитать из-за голов студентов, но у меня напрашивалось обреченное «пришлось». Так же был также вариант подписи. «Лось».

Но я поборола себя и решила не смотреть на стены, во избежание приливов неуместного вдохновения. Искушение поднять глаза и насладиться гениальными стихами, было так велико, что я даже закусила губу от волнения. В голове роились экспромты. Я несколько раз повторила этот стишок, чтобы не забыть и записать при удобном случае.

«Есть у меня чувство,

Что в магии я — эксперт!

Требует это искусство

Жертв».

Очередь дошла и до нас. Меня обыскали на предмет запрещенной прессы, даже не подозревая, что я — ее официальный представитель. На полу валялась куча одинаковых газет, явно подлежащих сожжению после долгой и мучительной, как ночная зубная боль, лекции.

— Томас, у тебя нет шансов! — философски заметил Джеральд, морща нос перед зеркалом и приглаживая рыжие волосы. — Ты только посмотри на себя! Ты же — не убеленный сединами старец с заслугами и орденами, ты — просто преподаватель. Думаю, что тебя не пропустят из-за «юного» возраста! Не дорос еще! «Руки, которые не дрожат в старческой трясучке, не могут сотворить ничего стоящего!»

— Помню-помню. Да ладно тебе, — Томас провел пятерней по своим темным волосам. — Между прочим, я — автор теории дифференциации стихий, согласно когерентного распределения магических сил!

— Ага, только почему-то рядом с ней значится не твое имя! — съехидничал Джеральд. Томас закатил глаза. — Почему-то автором ее является профессор Чарльз Блеквуд, светило магической науки, которому ты, будучи выпускником, по наивности показал свои рукописи. Он разнес их в пух и прах, чтобы через месяц предъявить ученому совету «новое научное открытие» и войти в историю, как автор лучшей теории за последние пять лет.

В голове вертелся заголовок «Кому-то — зачет, кому-то — почет!». Оплот предприимчивых и алчных до наград и регалий маразматиков радует меня, как журналиста поводом для сенсаций, но огорчает, как беззащитного человека.

Я заняла место недалеко от выхода, возле какой-то статуи. Народу в зале было не так много, как я предполагала. Либо все привыкли к тотальной несправедливости, либо маги всерьез опасались очередного инцидента, пытаясь свести список потенциальных жертв до минимума.

Томас спустился к квалификационной комиссии, разместившейся за отдельным столом в позолоченных, оббитых мягким красным бархатом креслах. Средний возраст комиссии по моим меркам приближался к восьмидесяти. Один дед в синем сидел, насупившись как сморчок, и нервно тряс головой. Другой дедушка не знал, куда пристроить длинную бороду. Положить на стол или засунуть под стол. Вопрос, конечно, непростой и требующий безотлагательного решения. Неподалеку от них сидела стервозного вида старуха, протирая очки и кривясь. Ректор, старый и надменный тип, уверенный в собственном неоспоримом превосходстве над простыми смертными, восседал во главе стола, поглядывая на часы. Верховный маг почему-то не почтил своим визитом столь важное событие.

После нудного вступительного слова, произнесенного в торжественной тишине, на «сцену» вынесли первого кандидата. Я говорю «вынесли», потому, что сам он, к сожалению, уже не ходил. Следом за ним выволокли целую стопку научных трудов, свалив их на стол «жюри», которое сразу зашепталось и закивало. Старичок посидел немного, а потом его унесли, прихватив все его бумаги. Что? И все? А где шоу? Почему не называли его имя?

— Это — Говард Браун, — шепотом произнес Джеральд, присаживаясь рядом. — Ему около ста лет! Некогда прославился тем, что сумел создать бездровный огонь. Это было шестьдесят лет назад. А сейчас, поговаривают, что он уверен в том, что за ним следят. Он требует, чтобы окна были зашторены, дверь заперта, а все разговоры велись шепотом.

— Ас чего это вдруг его потянуло обратно? Он, я так понимаю, на пенсии? — шепотом поинтересовалась я, глядя как комиссия совещается, кивая друг другу.

— Ха! А ты разве не в… хотя, да. Как раз ты — не в курсе. Понимаешь, год назад, после одного инцидента, инквизитор выпустил закон о том, чтобы лишить престарелых магов, вышедших на пенсию магической силы. То есть, фактически, по достижению определенного возраста инквизиция лишает их магии в профилактических целях. Но какой маг захочет стать немагом на старости лет? Вот и пытаются старые пеньки пролезть всеми правдами и неправдами в Академию. Дескать, я еще «ого-го!» — пояснил Джеральд. Я принюхалась. Мне был неприятен его запах. Пахло старыми носками, потом и какой-то кислятиной. Ладно, потерпим! Студент, что с него возьмешь?

На импровизированную сцену вышел скрюченный и агрессивный дед в сером костюме с подобие жабо. Он посмотрел по сторонам, рявкнул что-то молодому магу, который вынес целую стопку макулатуры, свалив ее в общую кучу к макулатуре предыдущего соискателя.

— О! Профессор Арчибальд Рендау! Собственной персоной, — снова зашептал Джеральд. — Как он там говорил? На «отлично» знает сам Ардал, на «хорошо» знаю я, а остальные на удовлетворительно и неудовлетворительно. Припадочный тип. Том про него часто рассказывал.

Он не с первого раза сумел сделать какой-то жест дрожащей рукой. Какая-то светящаяся лента Мебиуса стала увеличиваться в размерах, а потом внезапно потухла. Комиссия зашушукалась, шурша бумагой. Ректор покачал головой и нетерпеливо постучал ручкой по столу. Старик с ненавистью взглянул на свои трясущиеся руки, а потом перевел взгляд на зрителей, которые потешались над его неудачей.