— Султан, мы встретимся с тобой возле телеги с сеном.

Смысл этой угрозы стал понятен через несколько дней, когда Селим торжественно вступал в свою столицу. Процессия уже прошла городские ворота, как вдруг янычары, сопровождавшие султана, стали, остановив все движение.

— Что случилось? — волновались визири и улемы.

— Поперек дороги стоит телега с сеном, — отвечали янычары.

Янычары убивали своих султанов так же легко, как и их врагов. «Дикие звери моего могущества» — так называл их Мехмед II.

Именно на их кривых саблях зиждилась власть султанов. И эти же сабли вспарывали султанам животы и отрезали им головы

Когда некоторые из сановников султана попытались уговаривать янычар и даже угрожать им, те, чтобы не вступать в долгую дискуссию, пустили в ход свои сабли и перебили их. «Телега с сеном» продолжала преграждать путь султана, пока он не согласился выплатить янычарам требуемую дань. Тогда замолкшая было военная музыка зазвучала снова и процессия двинулась дальше к воротам дворца.

Не всякому султану, вызвавшему неудовольствие своих янычар, удавалось, однако, отделаться так дешево. Селим III, например, поплатился за это жизнью. Он был свергнут и убит янычарами. Подобная участь ждала каждого, кто попытался бы хоть в чем-нибудь ограничить своих стражей.

В 1806 году, еще при жизни Селима III, Стамбул превратился в арену ожесточенных боев: янычары пытались взять приступом дворец своего повелителя.

Через двадцать лет столица Османской империи снова оказалась во власти разъяренных янычар. Но на этот раз удача изменила им. Спасаясь от картечи верных султану войск, они пытались было укрыться в казармах. Но здесь их настиг пожар. Те же, кто уцелел от пушек и огня и сдался на милость победителя, были повешены. Так в пеньковой петле был задушен наконец пятисотлетний страх, в котором янычары держали своих повелителей.

Роль мамлюков в судьбе египетских халифов настолько напоминает роль янычар, что история одних кажется повторением истории других. Подобно янычарам, мамлюки возводили на трон одних халифов и свергали других, основывали династии и истребляли их, пока сами в конце концов не были почти все истреблены халифами, а могущественное братство мамлюков не перестало существовать.

Такая же участь постигла и стрельцов, временами готовых превратиться в своего рода московских янычар. После массовых и жестоких казней стрелецкие войска были расформированы Петром I и сошли со страниц истории. Их место заняли гвардейские полки. Но и гвардейцы участвовали в дворцовых переворотах, свергали одних императоров и провозглашали других.

Глухой ночью 9 ноября 1740 года гвардейские офицеры и солдаты явились во дворец регента Бирона. Напуганного, полураздетого, закутанного в одеяла Бирона унесли в караульное помещение. Волею гвардии регентство кончилось. Правительницей при малолетнем императоре Иване Антоновиче стала принцесса брауншвейгская Анна Леопольдовна.

Прошел всего год, и такой же ноябрьской ночью, внезапно проснувшись, она с ужасом увидела в своей спальне людей в гвардейских мундирах. На этот раз они пришли, чтобы свергнуть ее… А наутро петербургские обыватели читали манифест, который начинался словами: «Божею милостью мы, Елисавет Первая, императрица и самодержица всероссийская, объявляем во всенародное известие…»

При таком чередовании событий естественным и закономерным было то, что среди военной дворянской молодежи нашлись люди, вознамерившиеся в свою очередь свергнуть Елизавету и возвести на престол заключенного ею в крепость Ивана Антоновича.

Понятно и то сложное чувство признательности и страха, которое должна была испытывать сама императрица по отношению к тем, кто возвел ее на престол. Как-то запившего гренадера собственной ее величества роты начальство имело неосторожность посадить под арест. На следующий день рота объявила императрице бойкот — ни один человек не явился во дворец. Елизавета поняла предупреждение. Она «немедленно и очень любезно приказала освободить арестованного и простила его». Как писал по поводу этого случая один из иностранных послов, «замечательное поведение гренадеров должно вызвать на размышление».

Нетрудно догадаться, какого рода были эти размышления, которым предавалась не только Елизавета, но и правители, последовавшие за ней. Предчувствуя в гвардейцах будущих своих убийц, Петр III называл их янычарами, повторяя, что они весьма опасны для правительства. Он попытался даже частично расформировать их. Но это только ускорило события.

Екатерина II, стоявшая за спиной этого переворота, всю жизнь сама опасалась его повторения. Но цикл замкнулся не на ней, а на ее сыне, Павле. Бледный, в длинной ночной рубашке, стоял он в спальне перед своими убийцами.

Гвардейцы — преображенцы, семеновцы, измайловцы — опора российских императоров или угроза их жизни?

Гвардейцы участвовали в дворцовых переворотах, свергали одних императоров и провозглашали других

Тем же тревогам и страхам был подвержен и последний российский император. По словам современника, «ни Семеновский полк, ни даже конвои царя не гарантировали ему полного покоя в Царском Селе. Пришлось Учредить из бывшего „сводногвардейского“ полка особый полк, чисто преторианского характера, который и несет теперь охрану царской семьи, одариваемый, задабриваемый, сделавшийся не только свидетелем великолепия и пышности царской жизни, но и ее изнанки… Еще больше, чем от внешней охраны, стала зависеть судьба Николая и его семьи от охраны тайной». Император, писал тот же автор, «чувствует свою зависимость от охранников и будет чувствовать ее до конца жизни».

Заигрывая со своими охранниками, которых, как и его предшественники, в глубине души он не мог не бояться, царь по всякому поводу одаривал их, ласково беседовал с нижними чинами и даже устраивал для них демократические чаепития с баранками и собственным участием.

А в то время, когда он совершал все эти действия, в его апартаментах глубоко под землей втайне сооружалось бронированное убежище. Это была мера на случай внезапного дворцового переворота. За стальными дверями и бетонированными стенами император надеялся укрыться от очередных убийц — кто знает, может быть, в мундирах своей же охраны.

Лишь до того дня и часа, пока охрана была верна ему, мог он рассчитывать на личную свою безопасность перед лицом событий, которые сотрясали страну. По свидетельству А. И. Гучкова, когда началась февральская революция, ни одно из сообщений не поразило царя так, как весть о переходе его личного конвоя на сторону восставших. Теперь он был открыт, обнажен и беззащитен перед лицом враждебного ему мира. Через несколько часов после этого известия Николай II подписал отречение. Так странно бывает видеть порой, как прошлое неслышной, крадущейся походкой приходит в настоящее. Оно приходит, не сняв украшенного галунами камзола, в котором могли расхаживать при дворе Карла Великого или Вильгельма Завоевателя. Почему швейцаров, тех, что стоят сегодня у входа в отели и рестораны, распахивая двери перед посетителями, называют так? Имеет ли их должность какое-либо отношение к Швейцарии? Оказывается, самое прямое.

Когда-то именно швейцарцы считались самыми стойкими, самыми надежными телохранителями. В 1527 году, когда в Рим вторглись войска Карла V, вся швейцарская стража Ватикана, до последнего солдата, погибла, прикрывая собой бегство папы Климента VII. Ценя их за верность, многие государи стремились набирать свою стражу именно из швейцарцев. Так слово «швейцарец», или «швейцар», стало синонимом «телохранителя», или «стражника», пока в конце концов не обрело того смысла, который мы знаем за ним сейчас.

По прошествии многих лет жестокая школа заговоров и покушений заставила телохранителей расстаться с мундирами и позументами. Облаченные в обычные костюмы и банальные шляпы, сегодня они стараются, наоборот, быть как можно незаметнее.