В Европе память о такой традиции была жива еще во времена Рима. Она сохранилась в форме жестокой игры, очень популярной среди легионеров. Внешне игра напоминала современную игру в кости. В зависимости от того, как падали кости, игроки передвигали свои фишки на доске, где было изображено «дерево жизни». Тот, кто выигрывал, на один день становился «царем» — его облачали в багряницу, ему оказывали все знаки почтения как царю, становились перед ним на колени, исполняли любое его желание. Но когда истекал последний отведенный ему час, его убивали.
Наблюдая судьбу правителей, иногда можно подумать, что каждый из них участвовал когда-то в этой страшной игре. Только забыл или боится вспоминать о своем сроке и вот суетится, пугается сам и пугает других, не ведая, что отсчитаны последние из отведенных ему секунд.
Можно с уверенностью утверждать, что едва ли был в истории крупный правитель, которому было бы неведомо ожидание насильственной смерти.
…Завершив свой обычный день, султан Осман II удалился в гарем. Он шел по крытой галерее дворца, сопровождаемый всевозможными знаками повиновения и покорности. Ничто не могло подсказать ему, что не позже чем через час он совершит обратный путь окровавленный и избитый, подгоняемый остриями сабель своих янычар. И тщетно будет он взывать к их милосердию и называть отцами тех, кто годился ему в дети:
— Простите меня, — твердил он, поворачивая в разные стороны свое окровавленное лицо, — простите меня, если я обижал вас! Я был падишахом, а теперь я ничто!
Так причитал он и заламывал руки, пока это не надоело кому-то из янычар и бывший султан не захлебнулся в темной крови и собственном крике.
И таким же последним криком сквозь века отозвались ему другие правители — зарезанные, отравленные, задушенные в постелях.
«…Когда Калигула оглянулся, — пишет Светоний, — он ударом разрубил ему челюсть. Когда он упал и, корчась, стал кричать, что он еще жив, остальные заговорщики покончили с ним тридцатью ударами».
Этот слепой ужас последних минут, когда правитель успевает осознать неотвратимость того, что должно произойти, и почувствовать свое бессилие под руками убийц!
«Когда Цезарь сел, заговорщики, как бы оказывая ему внимание, окружили его толпой… — так описывает его последние минуты римский историк, — и в то же мгновение он получил рану сзади, несколько ниже глотки, от одного из Каск. Схватив руку Каска, Цезарь пронзил ее стальным грифелем и хотел было вскочить, но второй удар остановил его; тут, видя отовсюду направленные на себя кинжалы, он окутал голову тогой. Так был он пронзен двадцатью тремя ударами и только при первом издал стон…» Этот кровавый свиток испещрен именами правителей и их убийц. Среди последних чаще всего — имена ближайших друзей, сыновей или возлюбленных. Когда император Домициан мирно беседовал с посетителем, тот вдруг нанес ему удар кинжалом. Домициан метнулся, чтобы схватить заблаговременно спрятанный кинжал, но в руке у него оказались только пустые ножны. Он бросился к дверям, минуту назад открытым, но все они были заперты. Он стал звать стражу, но ни один человек не явился на его крик. Безоружный, какое-то время он боролся на полу со своим убийцей, пытаясь отнять у него кинжал и хватаясь руками за лезвие. Потом израненными, непослушными уже пальцами стал было вырывать ему глаза, но тут подоспели остальные заговорщики, и семью кинжалами он был 1 пригвожден к полу.
Редкостью было, когда кто-нибудь из римских императоров умирал своей смертью. От рук убийц пали Юлий Цезарь, Калигула, убиты были Домициан и Нерон. Ворота в императорский дворец были преддверием склепа.
Была ли в Риме профессия более опасная, чем «профессия» императора. Убедительнее, чем любые сентенции, на вопрос этот может ответить список императоров, сменявших друг друга на протяжении менее чем ста лет.
193 год — император Пертинакс убит своей охраной. Насадив его голову на пику, убийцы торжественно прошли по Риму
193 год — император Юлиан казнен
212 год — император Гета убит своим братом
217 год — император Каракалла умерщвлен наемным убийцей
218 год — император Макрин убит
222 год — император Элагабал убит своей охраной
235 год — император Александр Север убит во время сна своими телохранителями
238 год — император Максимин убит вместе со своим сыном
238 год — император Бальбин убит
244 год — император Гордиан III отравлен
249 год — император Филипп Араб убит
253 год — император Требониан Галл убит
253 год — император Эмилиан убит
268 год — император Галлией убит стрелой одним из своих приближенных. Во время его правления 19 человек провозглашали себя императорами в различных частях империи. Все они были убиты
275 год — император Аврелиан убит заговорщиками
276 год — император Тацит убит — по некоторым сообщениям, солдатами
282 год — император Проб зарублен своими же солдатами; он имел неосторожность сказать после одержанной победы, что установление всеобщего мира избавит его от необходимости содержать постоянную армию
284 год — император Нумериан тайно убит
285 год — император Карин убит одним из своих офицеров.
Сколь же велика, сколь неодолима должна была быть жажда власти, побуждавшая каждого из них стремиться к этой гибельной вершине и карабкаться на нее! И все только для того, чтобы через год, полгода или даже месяц оказаться убитым, отравленным или задушенным во время сна. Кто из них, памятуя участь своих предшественников, мог надеяться избежать этой общей судьбы? То недолгое время, которое каждому удавалось продержаться на вершине, не было ни временем торжества, ни временем радости. При всей внешней помпезности это была жизнь на краю пропасти. Под пурпурной тогой или горностаевой мантией билось сердце затравленного, загнанного зверя. Отчаяние и ужас травимого заключались в том, что он не мог знать, когда и откуда последует удар. Лицо убийцы открывалось ему только в самое последнее мгновение.
Восемь покушений было совершено на французского короля Генриха IV, прежде чем очередному убийце удалось на узкой улочке вскочить на подножку королевского экипажа и дважды погрузить стилет в грудь короля. Смерть освободила короля от страха, который многие годы неотступно преследовал его. Годы, когда в каждом человеке, приближавшемся к нему, он мог ожидать убийцу, а в каждом блюде, поданном на стол, найти яд.
В отличие от Генриха IV другой французский король, Луи Филипп, совершенно точно знал дату намеченного покушения на него. Им было получено несколько анонимных писем, которые называли этот день — 28 июля. А в отеле «Савой» под той же датой оказалось записано его имя с мрачной пометкой — «почил с миром». Луи Филипп был достаточно искушен в политике и наслышан о политических убийствах, чтобы понимать, насколько это серьезно.
Накануне рокового дня, откладывая решение некоторых государственных вопросов на 29-е, он заметил:
— Я займусь этим тогда. Если, конечно, не буду убит завтра.
Было ли это проявлением храбрости или веры в судьбу, но он не стал ни прятаться, ни скрываться от тех, кто собирался убить его. Возможно, впрочем, он понимал бесполезность этого.
В день, назначенный для его убийства, в половине одиннадцатого утра, окруженный своими маршалами и высшими сановниками, Луи Филипп с небывалой пышностью выехал из ворот своего дворца навстречу судьбе. Он следовал верхом, открыто, во главе торжественной кавалькады, которая каждую секунду могла превратиться в траурное шествие. Почти все сопровождавшие короля знали об ожидаемом покушении. Страшное напряжение нарастало, пока не разрядилось оглушительным грохотом.
Судьба или случай спасли короля. Он остался жив, возвышаясь среди поверженных и окровавленных тел. Подняв голову, король смотрел на окутанное дымом окно, откуда секунду назад глянула на него смерть. Она имела облик 25 винтовочных стволов, соединенных вместе и нацеленных прямо на него.
Если рассмотреть историю политических заговоров и попыток убийства государственных деятелей, можно заметить одно странное обстоятельство. Это какое-то глухое сопротивление, необъяснимое сцепление случайностей, словно оберегающих жизнь людей, облеченных высшей властью. Можно подумать, история не желала расставаться с ними раньше ей одной известного срока.
