— Раз она шила платье в секрете от всех, то, значит, очень хотела, чтобы ты бежала. И сейчас она радуется, когда видит тебя, не сомневайся в этом.

— Значит, по-твоему, она может видеть меня? — Маэва утерла глаза рукавом.

Яспер вплел в свой венок голубой цветок.

— Когда я умру, Маэва, я буду искать тебя взглядом оттуда.

Маэва зарделась так, что жаром окатило не только лицо, но и грудь. Оставалось только надеяться, что Яспер не заметит этого.

— А как, по-твоему, можно познакомиться во сне с реально существующим человеком? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Во сне? А почему ты спрашиваешь?

Маэва рассказала ему о серых коридорах и о молодом человеке, который проводил ее на волшебный луг.

— И когда ты проснулась, отметины на лице Девина исчезли?

— Исчезли.

Яспер присвистнул, а потом сказал, что если она вновь попадет в этот освещенный звездами уголок, то и он охотно последует за нею.

— Тогда с моей руки может исчезнуть этот шрам. — Прикоснувшись пальцами к волосам Маэвы, он опустил венок на ее голову. — Это мать научила тебя петь?

Маэва кивнула:

— Но предупредила, чтобы я никогда и никому не позволяла узнать об этом.

Лицо Яспера было так близко, что она могла пересчитать каждую волосинку в его каштановых усах.

— Она думала, что если лорд Индол услышит об этом, то отошлет меня в сентесанки.

— Ах так, — проговорил Яспер и смолк, увидев приближавшегося к ним Девина.

Мальчик привалился к Маэве.

— Мне нравится твоя шапочка, — сказал он.

— Девин, — обратился к нему Яспер. — Видишь вон то дерево, с одной большой ветвью внизу?

Девин улыбнулся:

— Вижу.

— Как по-твоему, попаду я в него?

Девин согласно закивал. Яспер принялся собирать камни. Он швырял их с огромной силой, щелкнув об кору, камни отлетали далеко от дерева. И скоро Девин запрыгал по прогалине, собирая камни и поочередно бросая их. Когда с неба начали падать капли, Яспер и Девин все еще занимались своим делом — пригибались к земле, поднимали камни и бросали, пока дождь не превратился в настоящий ливень.

Стащив одеяла со спины Фортуны, они принялись разыскивать укрытие. И долго стояли потом под деревом, ожидая, пока пройдет мимо не желавшая торопиться туча. Наконец дождь все-таки прекратился, однако солнце из-за облаков так и не выглянуло. Промокшие и дрожащие, они попытались развести костер. Вокруг нельзя было найти даже сухого уголка.

— Яспер, — спросила Маэва, — а не поискать ли нам какой-нибудь крестьянский дом? Чтобы высушиться и обогреться?

Яспер прикоснулся к промокшему венку из травы и цветов, прикрывавшему ее голову.

— Нет, Маэва, мы не должны этого делать. Полосатые еще продолжают поиски.

Элловен Майн снял печать с главных ворот Замка, приветствуя день тем же обрядом, который совершал уже тысячи раз, благодаря и славя в нем Бога за дарованное утро.

Но знакомые слова не принесли ему радости. Глядя на фонтан, прекрасные камни и растения ландшафтного сада, он ощущал одну только печаль. Смерть элловены Ренайи глубоко потрясла его, и скорбь лишь усиливалась исчезновением последней теццарины. Шли дни, но горе не оставляло его. Все чувства притупились, в них не было места даже рассвету, словно бы дневное светило покинуло этот мир. Похороны элловены оказались особенно трудными. Целители обыкновенно жили до весьма преклонного возраста. Смерть Ренайи невозможно было объяснить. Ее нашли в собственной постели без каких-либо признаков ран или болезней.

Майн ощущал невероятную усталость, суставы его не гнулись и болели. Скоро должны были начаться дневные работы, однако гармонии вокруг не ощущалось. Майн не был обязан следить за положением дел в Замке — этим занимался совет троих. После кончины элловены Ренайи послали за другим мистивом. А до тех пор никто не стремился вступать в борьбу с Эстер. Главная драдена обладала сразу всеми достоинствами и недостатками племени драденов. Но так было принято в Замке: драдены входили во все детали его мирской жизни, предоставляя целителям возможность заниматься своим искусством. И Майн, например, никогда не ощущал тоски по миру, предпочитая всем связям с ним исполнение обязанностей самого сведущего из сангивов Замка.

Майн направился в больницу. Надо было сказать служившим там драденам, что сегодня он не сумеет приступить к обязанностям преподавателя. Разум его находился в каком-то помутившемся состоянии. Он должен был попытаться вновь обрести душевный покой и ясность мысли.

Он выступал по пронизывавшей сад дорожке и увидел приближавшегося студента, которого звали Берн.

— Здравствуйте, элловен Майн. — Берн так и лучился избытком жизненной силы. — Могу ли я составить вам компанию на прогулке, мой господин?

— Конечно. Я намеревался сообщить элловену Дейлу, что не смогу сегодня проводить занятия в операционной.

— Надеюсь, вы не заболели? — Берн пристроился возле Майна, следуя его шагам.

Майн попытался воспротивиться серому туману, который, казалось, обволакивал его.

— Прости, Берн. Да, я позволил своей жизненной силе внезапно ослабнуть. Не передашь ли ты от меня весточку драдену Дейлу?

— Конечно, элловен. Но сперва позвольте проводить вас до дома.

— Спасибо за заботу. — Майн оперся об услужливую руку Берна.

«Совершенно неподходящее для болезни время, однако он, по крайней мере, умеет восстанавливать собственные силы. Уже к концу дня он придет в себя. Ему нужен только отдых».

Проводив элловена Майна до двери, Берн повернул к Дому-на-рубеже. Все элловены страдали от упадка сил — проделанная им щель в Границе смущала их умы, а ночные явления птиц Иб истощали их жизненную энергию. Созданная Кам темная невидимость оказалась весьма эффективной — никто из элловенов с тех пор не приближался к Дому-на-рубеже.

Ничего удивительного, если сангив Майн, как и Ренайя, не переживет ночи. Какой это будет удар! Майн был старейшим и лучшим из целителей Замка. И тем не менее он уже побежден, и даже не догадывается, какая борьба идет вокруг. Берну едва ли не хотелось открыто вступить в сражение с ним, попробовать свою силу на ком-то, способном победить его. Перед мысленным взором его возникло лицо Сары. «Берн, ты ничтожество…»

Она ошибалась — чем-чем, а ничтожеством он не был. Он правильно оценил ее силу, способность снять печати и преграды. И потому-то из Замка исчезла последняя теццарина! С самого первого занятия у элловена Майна, когда могучие толчки жизненной силы открыли перед ним сущность дарования Сары, он знал, как можно снять защиту с последней теццарины. Берн вспомнил о том, как трудно было ему в тот день заставить Майна поверить, что перед ним всего лишь очередной скучный новичок-драден.

Берн произнес слово, которым Камбер научила его рассеивать темную невидимость. И перед ним вдруг воспрял Дом-на-рубеже, который только что казался всего лишь грудой камней. Берн отпер дверь своим ключом. Он не забывал надежно запирать дом. Конечно, Кам — верная эбромаль, однако ей незачем бывать здесь, в средоточии сил, слишком могущественных для всякого, кроме него самого.

Сегодня он прихватил с собой нож, присланный Мастером эбромалей Белландры. Драдена Эстер без всяких сомнений передала посылку племяннику. Когда нож очутился внутри Замка, печати на его воротах, невероятно ослабшие после отлета последней теццарины, все же отреагировали слабым предупреждением, однако внимание драденов было полностью уделено подозрительному пучку трав, присланному в отдельной посылке с той же повозкой, чтобы сбить их со следа. Никто даже не подумал повнимательнее рассмотреть невинную коробочку, предназначавшуюся для Берна.

Сев на полу посередине Дома-на-рубеже, Берн со всей почтительностью извлек нож эбромаля. Его тонкое, короткое и острое лезвие могло прорезать и камень. И когда Берн исполнит дело, назначенное им на сегодня, нож этот прорежет не только камень, но все слои чар, которыми окружено это помещение.