— Я сразу заподозрил неладное, — продолжал Мейчон, — но остальные… Они уже прикидывали в уме размер вознаграждения. Я сказал, что надо отбиваться от горцев, пока люди Холкма не придут в себя, а Игшпрод пусть использует свою магию, чтобы поставить их побыстрее на ноги. Да… Глупый и наивный… Короче, или так получилось, или Игшпрод все заранее продумал и договорился. Но один из моих бойцов, вряд ли ты его помнишь по имени, да и я забыл, лишь рожа его перед глазами стоит… Короче, он воткнул мне в спину кинжал, слева, в сердце. И я упал.

Заметив, что Трэггану хочет что-то сказать, Мейчон опередил его:

— Ты, наверное, помнишь, я тебя рассказывал, что мой отец выходец с Гапполуха? У меня сердце с правой стороны.

— Я помню, что ты левша, но то, что ты гапполушец, я не знал. Да ты совсем и не похож на гапполушца!

Действительно, Мейчон ни капли не напоминал низкорослых, круглолицых обитателей холодного материка, у которых под невероятно большими бровями были совсем узенькие глаза — чтобы ветер не выжег.

— Так мать-то у меня из Велинойса — вот я в нее и уродился, — пояснил Мейчон. — А сердце справа — от отца, что ж тут поделаешь.

— Не знал, не знал, — повторил Трэггану.

— Вот и Игшпрод не знал. Я понял, что мне их не остановить и прикинулся мертвым. Игшпрод и остальные вернулись в лагерь Холкма и вскоре прошли мимо меня с сундуками. Я так и лежал бездвижный все это время, хотя был в сознании. Когда они миновали меня, я через боль вернулся на стоянку. Наверное, Игшпрод использовал магию или подбросил что-нибудь в общий котел — иначе как бы все так вышло? Все были словно тряпочные, лишь мычали бессмысленно. А горцы действительно приближались — я успел покинуть стоянку в последние секунды, так и не приведя в чувство никого из итсевдцев. Я взвалил на плечи Холкма и ушел. Я скрывался за скалой, я не уходил. Я видел как жестоки горцы, я смотрел. Я повидал сражений на своем веку, но такого я не видел никогда… И лучше не рассказывать.

— А потом?

— Через какое-то время Холкм отошел от дурмана. Эти часы словно выпали у него из памяти — точно как от дурманящих слив. Когда я рассказал ему о подлости Игшпрода и о гибели его бойцов, он долго молчал. Потом мы пошли, собрали погибших вместе и до самого вечера закидывали могилу камнями. Там же переночевали, спина к спине, и утром завершили работу. Мы уже собирались идти в долину, Холкм попросил его оставить наедине у каменного холма над погибшими. Я пошел по тропе, долго ждал. Потом вернулся. Холкм пронзил себе мечом сердце и лежал у могилы своего отряда.

— Да… — только и сказал Трэггану.

— Я похоронил Холкма там же и пошел в долину.

— А рана?

— У меня же был бальзам, — пояснил Мейчон. — Тяжело, но мы привычны. Бывало и хуже.

Трэггану кивнул. Два воина прекрасно понимали друг друга.

— В долине я сразу наткнулся на место, где ночевал Игшпрод с остальными. Семь трупов — сами себя поубивали. Может Игшпрод и на них безумие наслал, может сами добычу не поделили. Мага среди них не было. И снова я заваливал камнями погибших. Так много хоронить за короткий срок мне никогда не доводилось.

— Что было потом? Ты пытался найти Игшпрода?

— Да, — вздохнул Мейчон, — пытался. Я дошел до Шарна, это городишко в Мейле, там где аддакан стоит. Через аддаканы перебрался в Велинойс и прямиком в столицу. Сразу в королевский дворец не сунулся — спрашивал в окрест не появлялся ли Игшпрод. Хотел вывести его на чистую воду. Проторчал там невесть сколько времени. Игшпрод так и не появился. И я не пошел во дворец, как последний оставшийся в живых воин велинойского отряда. Я подался в Палакайн — там намечался поход на варваров Южного Оклумша. Тоже горы, но с Северными Оклумшем — ничего общего.

— И судьба Игшпрода тебе не известна?

— Нет. Я через несколько лет снова наведывался в Велинойс. Пошел в его октаэдр магов, но мне сказали, что Игшпрод погиб в Оклумше. Три яйца зла — это же сколько монет? Наверное, он подался через аддаканы в Реухал, а, может, и дальше, на каком-нибудь континенте осел… Кто знает, что в его голову взбрести могло. Но если, помоги мне в этом Димоэт, я его когда-нибудь встречу…

— Или я… — словно клятву произнес Трэггану.

— Давай выпьем.

Через какое-то время молчания, когда каждый вспоминал погибших тогда товарищей, Трэггану спросил:

— А как ты оказался на острове Брагги?

— Как — не важно. Доплыл на корабле, — выходя от задумчивого состояния улыбнулся гость. — Важно — зачем? Для того, чтобы сейчас быть здесь.

— Я слышу это второй раз, — заметил Трэггану.

— Да, — согласился гость и неожиданно спросил: — Трэггану, у тебя есть любимая женщина?

— Млейн, моя жена, — с гордостью ответил элл Итсевд-ди-Реухал. — На третий день спячки аддаканов она родила мне сына — Кангэрру, наследного элла Итсевд-ди-Реухала и Реухал-ди-Кремана.

— Ишь ты, — качнул головой Мейчон. — Высоко поднялся. И как так вышло?

— Я был третьим сыном элла Реухал-ди-Кремана, который был родным братом элла Итсевд-ди-Реухала, — пояснил Трэггану. — Мои братья погибли, отец не встает с постели. Когда на охоте погиб прежний хозяин дворца, все наследовал отец, который отказался от наследства в мою пользу.

— Да, все просто получается, — согласился Мейчон. — Никогда не предугадаешь, чего захочет Димоэт. Ты любишь свою жену, или обстоятельства заставили?

Трэггану не стал изображать гнев, он просто сказал:

— Очень люблю. Я ради нее на все готов. Но почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому, что я тоже встретил девушку, ради которой готов на все, — ответил Мейчон.

Он помолчал, но видя, что вопроса не дождется, продолжил:

— Время было мирное, никаких опасностей. Знаешь как это бывает. Я торчал в замке почти у самого Северного Оклумша. Служил в замке у элла Кмелла, это в Марлане. Вообще-то, у Кмелла много земель, он очень богат и влиятелен, но предпочитает большую часть времени проводить в пограничной крепости, а не в столичном дворце. Элл Кмелл неоднократно имел возможность оценить мои способности и хорошо ко мне относился. Очень хорошо… Но у него четыре пальца на руках, у меня — пять. На правой теперь, правда, три, — усмехнулся Мейчон, — но это уже другая история. А я… Я как мальчишка влюбился в его старшую дочь, Сейс. Не в миг, и не сразу, но… Но полюбил… Никогда не верил, что можно так полюбить. Элл Кмелл, наверное, выбирал ей выгодного жениха с четырьмя пальцами, может, кто уже и был на примете, не знаю. Мы с Сейс встречались тайно, по вечерам.

Друг понимающе кивнул, но Мейчон сразу внес ясность:

— Ничего такого, Трэггану, не было, поверь моему слову. Нам и так было хорошо друг с другом — просто сидеть, взявшись за руки и молчать. Я сходил с ума. Я не знал, что делать. Я и поцеловал-то ее лишь однажды. Это… Это… Трэггану, я не могу это выразить словами, я воин, не поэт. И за этим-то единственным поцелуем нас случайно застал элл Кмелл. Он не стал бы следить за дочерью, я знаю, так вышло случайно. Но… Он мог бы бросить меня в темницу, мог посадить на цепь, мог забить палками, как последнего бродягу. Он не сделал этого…

Мейчон замолчал и задумчиво поставил пустую чарку обратно на стол.

Трэггану тут же плеснул вновь.

— И как поступил твой элл Кмелл?

— Он сказал: «Иди за мной». Я пошел. Мы пришли к нему. «Любишь?» — спросил он. «Больше жизни», — ответил я. Он долго молчал. Он думал. Наконец он полез в сундук и вытащил мешок. «Здесь четыреста золотых рехуалов. Хватит, чтобы внести взнос на острове Брагги. Доберешься до побережья и наймешься на корабль. Там все от тебя зависит». Я попросил пояснить. «Ты же сам сказал, что любишь Сейс больше жизни, — усмехнулся он, глядя на свою четырехпалую руку. — Я не могу выдать ее замуж за простого воина. Поэтому ты отправишься на остров Брагги. До Праздника Димоэта еще целых четыре года. Ты победишь на турнире Димоэта и станешь достоин ее руки. Кстати, и отдашь с вознаграждения эти деньги, я тебе в долг даю». Я мог только поблагодарить. Он нашел выход там, где его не было. И вот я здесь.