Привычным жестом подняв пальчик, Айрин утихомирила его речь и спросила:

— Так ты берешь назад вчерашнее?

И тут картины вчерашнего, его собственного вчерашнего, предстали перед ним: вот он играет на дудочке, уводя за собой гоблинов и гарпий, вот раскачивается на шелковой нити в Провале; вот взрывается забудочное заклинание и заполняет сжатое отвесными стенами пространство; вот он на поле боя, собирает тела для повелителя зомби... Беспримерные подвиги, навсегда канувшие в прошлое. Его вчера было восемь веков назад...

— Нет, я не отказываюсь от вчерашнего, — сказал он. — Ведь это часть моей жизни.

— Слушай, ты думаешь, я какая-то наивная дурочка, которая ни в чем не разбирается?

— Ты ошибаешься, Айрин... Я так не думаю. Наоборот, себя считаю наивным...

— И не знаешь, что случилось вчера? Настаиваешь, что не знаешь?

«Откуда мне знать?» — мысленно вздохнул он.

— Да, я ничего не знаю, но согласен понести наказание. Ты имеешь право сердиться. Если хочешь, расскажи отцу...

— Ну при чем здесь отец! — взорвалась она. — Я сама о себе позабочусь. Сейчас с тобой расквитаюсь.

— Как хочешь, — покорно ответил Дор. — Это твое право.

— Закрой глаза и не двигайся, — распорядилась она.

Дор твердо знал, что сейчас получит оплеуху. К тому все и шло. Отдал Мозговитому Кораллу тело, теперь надо расплачиваться.

Дор стоял с закрытыми глазами, свесив руки по бокам. Он и не собирался сопротивляться. Может, это лучший способ все устроить.

Вот она подходит... уже близко... вот поднимает руки... Куда ударит? Только бы не туда, не вниз. Лучше уж в грудь или в лицо, хотя тоже мало хорошего... Что-то прикоснулось к губам. Странно мягкое... Но это же... Это же поцелуй! Она его целует!

От удивления Дор чуть не упал. Он обхватил Айрин. То ли чтобы удержаться на ногах, то ли потому, что полагается обнимать девушку, когда целуешься. Она прижалась к нему, шелковистые волосы коснулись его лица. От нее так приятно пахло, она была такая вкусная, такая милая.

Айрин чуть отстранилась и взглянула на него:

— Ну, и что ты теперь скажешь?

— Если это и есть наказание, то оно тебе не удалось, — сказал он. — А целоваться ты умеешь здорово.

— И ты тоже. Вчера все было не так, вчера я испугалась. Подумала, что ты начнешь драться, стаскивать с меня трусы и все такое прочее. Поэтому подняла крик, все получилось неловко, суматошно. Но потом я всю ночь училась целоваться. На моей большой кукле. На этот раз лучше?

Училась целоваться? Так вот что произошло вчера — они целовались! Дор чуть не упал от неожиданности. Вот и верь после этого Гранди. Рассказал какую-то жуткую историю...

— Со вчерашним сравнить никак нельзя, — решил согласиться Дор.

— Ну а теперь мне надо... снять платье — Дор что-то промычал, не зная, как поступить.

— А вот и не сниму! — рассмеялась она. — Если вчера не сняла, то с какой стати сегодня? А ты как думал?

— Я и не думал, — ответил Дор, вздохнув с облегчением. Там, внутри гобелена, он вдоволь насмотрелся на обнаженных нимф, но сейчас все произошло бы в реальности. — Совсем не думал, — повторил он на всякий случай. — Совсем-пресовсем.

— Хочешь знать, что произошло вчера? — спросила Айрин. — Так слушай. Вчера я почувствовала, что ты по-настоящему обратил на меня внимание. Ты первый, кто обратил на меня внимание. Раньше я никому не была нужна. Одни интересовались моими растениями, другие ворчали, когда я шалила, обзывали дворцовым несчастьем. И для тех, и для других я была просто бездарной девчонкой, которая только и умеет, что выращивать глупые цветочки и листики. Ты и вообразить не можешь, что значит родиться в семье сильнейших волшебников и стать для отца и матери разочарованием. Потому что девчонка, потому что не волшебница...

— У тебя прекрасный талант, — горячо возразил Дор. — И вовсе не плохо быть девчонкой.

— Ну да, ну конечно! Но откуда тебе знать? Ты ведь никогда не ходил в бездарях! Ты никогда не был девчонкой! А я знаю, что такое, когда в глаза хвалят, потому что боятся родителей, а за спиной дразнят, обзывают капустницей, пустозвоном, водорослью...

— Я тебя никогда не обзывал! — воскликнул Дор.

— Если не говорил, так в уме разные слова придумывал. Ведь так? Дор покраснел.

— Я больше не буду придумывать, — с трудом выговорил он.

— Но и это еще не все, — мрачным тоном продолжила Айрин. — Мои родители... Они защищают меня, потому что так им велит долг, а про себя думают, как остальные...

— Король так не думает, — возразил Дор. — Он не может так думать.

— Помолчи уж! — крикнула принцесса. Глаза ее наполнились слезами. Дор послушался, и девочка постепенно успокоилась. Девочки и девушки во все века большие мастерицы быстро успокаиваться. — И вот вчера ты был совсем другой, — продолжила она, — вчера ты задавал вопросы, интересовался, словно никогда и не был знаком с милочкой Милли-дух, обитающей у вас в домике. Ты не рассуждал о магии, не делал фокусов с дверями и креслами, вообще не делал ничего лишнего. Мы с тобой просто сидели и разговаривали. Ты и я. Тебе очень хотелось знать, что значит быть девочкой. Временами мне казалось даже, что через тебя говорит кто-то другой, кто-то ужасно умный, но несведущий; кто-то хочет, чтобы я его научила. Сначала я сомневалась. Подумала, что ты решил подшутить надо мной, подразнить, но ты был такой серьезный. Потом ты захотел поцеловать меня, и я подумала: ну вот, теперь он меня укусит или ущипнет, будет потешаться; но ты даже не улыбнулся. И тогда я решилась и поцеловала тебя, но получилось ужасно — я попросту расшибла нос. Я понадеялась, что ты знаешь, как целуются, но ты, оказывается, и сам ничего не знал и сказал просто: «Благодарю, принцесса», — и ушел. А я потом долго не могла уснуть, все лежала, все думала, в чем здесь была шутка и как ты будешь рассказывать мальчишкам...

— Я не рассказал, — возразил Дор.

— Знаю, что не рассказал. Я поверила. Ни ты, ни голем. Поэтому я и решила, что ты всерьез интересуешься мною. — Тут она улыбнулась, а улыбка всегда делала ее просто неотразимой. — В жизни не встречалась ни с чем подобным! Ты ведь самый настоящий волшебник и...

— Нет, волшебство здесь ни при чем...

— И вот я всю ночь разучивала, как целоваться. А потом ты явился и стал извиняться. Словно сделал что-то плохое. Теперь я сомневаюсь; может, ты и в самом деле устроил такую шутку...

— Нет! — крикнул Дор с болью в голосе. — Я не шутил!

— А я теперь и сама знаю. Не сердись на меня за то, что я любопытствовала. — Айрин опять улыбнулась. — Дор, я знаю, что завтра все будет по-старому и я опять стану для тебя лишь несносной девчонкой, живущей по соседству во дворце. И поэтому прошу: поцелуй меня еще раз.

— С радостью, Айрин, — чувствуя себя богачом после ее слов, ответил Дор и наклонился к ней. Они поцеловались. И в этом поцелуе, совсем еще детском, было предчувствие будущей взрослой бури страстей. — Может, когда-нибудь еще.

— Я хочу с тобой целоваться — иногда, — мечтательно сказала Айрин. — Теперь мне почему-то понравилось, что я не мальчишка.

— Иногда, — согласился Дор. — Но нам придется отстаивать себя, чтобы над нами не насмехались. Ведь мы не взрослые. «Но и не такие уж дети. Во всяком случае я, — добавил он мысленно. — После увиденного там, на гобелене, я уже знаю, куда ведут поцелуи».

— Не взрослые, — тихо повторила она.

Повисло молчание. Все уже было сказано. Подойдя к двери, Дор оглянулся. «...И стать для отца и матери разочарованием», — вспомнились почему-то слова. Девочка сидела на кровати, погруженная в какую-то мечтательную радость.

— Король верит в тебя, — произнес он тихо. — Не сомневаюсь, что верит.

— Король верит, — улыбнулась Айрин.

— И я.

— Несомненно.

Он вышел из комнаты, закрыл дверь и вдруг понял, что теперь будет думать об Айрин. Будет думать и сегодня, и завтра. Вечно.

Гранди ждал его.

— Глаза целы? Зубы не выбиты? На шее ни царапины? — удивленно затараторил он. — За дверью было просто до ужаса тихо!