— Поклянись, что сделаешь меня своей женой!

Карл почти терял от нее голову. Ее ответная страстность, ее желание принять его, и ее вкус, ее запах!..

Он не давал ответа. Сознание его словно раздвоилось. Один Карл Стюарт упивался покорностью женщины, другой — наблюдал за ней. Нет, ему непременно надо убедиться, что она не лжет!

— Я так люблю тебя, Ева! И так хочу. Хочу делать с тобой все, что угодно, хочу вытворять с тобой всякие безумства, чтобы сам Эрос позавидовал мне, как я в свое время завидовал Руперту, когда он так же в беседке занимался с тобой любовью!

Это было сказано словно в порыве страсти, но вполне сознательно. И Ева, задыхающаяся, счастливая, одурманенная ласками, сначала ничего не заметила. Но Карл наблюдал за ней и даже оторвался от ее тела, взглянул на это блаженное, едва различимое в полумраке лицо. В порыве страсти она могла ничего и не заметить. Тогда это выдало бы ее. Поначалу она не придала значения его словам.

— Как славно, — прошептала она, пока ее руки нервно расстегивали пуговицы его камзола. Но вот ее пальцы замерли. Все еще тяжело дыша, она медленно повернула к нему лицо. Глаза ее мерцали, как темные звезды. — Чарльз?

Он ждал. Делая вид, что не придает значения вопросу в ее голосе, стал целовать ее за ухом, но она отшатнулась. Теперь они, сдерживая дыхание, глядели друг на друга. Ева мягко отстранилась, запахнула пеньюар.

— Что вы сказали, мистер Трентон? Вы упомянули принца Пфальцского? Да, у меня был с ним роман. Но откуда вам знать про беседку?

— Я наблюдал тогда за вами.

Она отшатнулась.

— Какой стыд! Вы безжалостны, сэр! Хотя… Что значит — вы наблюдали за нами? — И через минуту, с пьянящим короля испугом, спросила: — Кто вы?!

Карл готов был целовать ей ноги. Но вместо этого серьезно сказал:

— Разве вы не знаете? Я Чарльз. Ваш Чарльз. Но вместе с тем я и Стюарт. Король Карл II Стюарт.

Ветер зашумел в листве, тронул ветви винограда на беседке. Казалось, весь мир колышется и плывет. У Евы в самом деле закружилась голова, и вместе с тем она была собрана до предела. Сейчас решалась ее судьба: король ждет ответа. Он желает испытать ее — что ж, она ничем не выдаст себя. Поэтому она слабо вскрикнула, покачнулась, словно теряя силы. Когда он подхватил ее, она позволила себе на какой-то миг замереть у его груди. Потом отстранилась, глядя на него в полутьме снизу вверх.

— Мне ведь не однажды казалось, что вы мне кого-то напоминаете. Силы небесные!.. Вы принц Уэльский… О, простите, Ваше Величество.

Она опустилась в низком реверансе с растерянным, почти виноватым видом. Чего ждет от нее король? Он испытывает ее? Что ж, она будет сама невинность.

— Мне надо возвращаться, Ваше Величество. Те вольности, что я могла позволить со своим возлюбленным Трентоном, не дают мне права вести себя так с помазанником Божьим.

Она словно хотела уйти, но Карл не отпустил ее и сильно привлек к себе.

— Глупости, Ева. Для тебя я все тот же мистер Трентон, и я люблю тебя. Я попросил твоей руки и не откажусь от тебя. Я твой, Ева. Если ты не будешь любить короля меньше, чем любила простого беглеца-роялиста.

Ева чувствовала, что хмелеет от радости. Итак, он ей поверил. Этот коронованный юноша сдался на ее милость. Но ей не следует проявлять свою радость, показывать, как легко она проглотит принесенную судьбой удачу. Но и холодной с ним быть тоже нельзя. Она нежно обвила руками его шею и прильнула к нему изо всех сил. Со всею женской слабостью. И сказала абсолютно искренне:

— Я люблю вас, как свою душу. Да, я была любовницей вашего кузена Руперта. Но с тех пор я не испытывала любви. Вы много знаете обо мне, сир, все мои просчеты и слабости. Я недостойна вашей любви, ведь все, что я могу предложить вам, это свое сердце. Достаточно ли этого приданого для невесты короля?

Приданым Евы был флот ее отца, но Карл не сказал ей об этом. Он смотрел на нее, обнимал, слышал у себя на груди удары ее сердца. И был безмерно счастлив.

— Ты лучшая из всех невест, какую я мог бы пожелать для себя. Будь моей женой и королевой, Ева!

Новый порыв ветра заколыхал тени вокруг них, спутал их волосы. Уста их слились, и, казалось, в мире ничего больше не существовало.

Но это было не так.

Легкое облако наползло на луну, они оказались почти в полном мраке, когда раздался дикий крик — жуткий, тягучий, с подвыванием — и сорвался на самой высокой ноте.

Карл вздрогнул и разнял обнимавшие Еву руки, почти отшатнулся. Они стояли в полной темноте, потом серебристый свет ночного светила появился, вновь осветил летевшую с деревьев листву, качающуюся занавесь из листьев, укрывавшую беседку, зыбкую преграду от чего-то жуткого, что таилось за ее пределами.

— Что это? — спросил король.

Он старался не выдать, насколько его напугал этот крик, не думать о том смятении, что он вызвал, отчего по спине прошел озноб. Этот жуткий звук… Где-то в отдалении, но словно и совсем близко. Помимо воли Карл вспомнил обглоданный труп Джека Мэррота, и волосы зашевелились у него на затылке. В темноте парка таилось что-то жуткое. Эти ночные вопли, загадочный призрак монаха, зверски убитая в своей комнате леди Элизабет… А главное, таинственность, сопровождавшая все это, все, что сейчас для короля сплелось в одно понятие — страх. Он стоял, прислушиваясь к звукам ночи, вглядываясь в светотень лунных бликов, а потом повернулся к Еве. И повторил, стараясь сдержать дрожь в голосе:

— Что это, Ева?

В неровном освещении он слабо видел ее лицо. Но блик луны отражался в одном из ее глаз. Карл увидел, как напряженно, в упор, она глядит на него.

— Что это было, Ева? — в третий раз спросил он.

— Я не знаю.

Она сказала это спокойно, и этим выдала себя. Ее не ужасали тайны Сент-Прайори, а значит, она все-таки знала что-то. Карл понял, что сейчас она лжет. Ее некоторая взволнованность, то, как она отвернулась от него, глядела на заросли за беседкой, словно боясь встретиться с ним взглядом… Во всем этом было что-то неестественное, боязливое. Но это был не тот страх, что испытывал Карл. Она опасалась не того, что таилось за этим воплем, а то, что он его услышал и теперь спрашивает ее.

— Я не знаю, — снова повторила она. Твердо и упрямо. Потом вскинула голову. — Мне страшно, Чарльз. Давайте уйдем.

Король вышел из беседки первым. Ему было не по себе: ему было страшно, ей — нет. Он слышал ее сердитое дыхание, когда она догнала его. Они вошли в замок, и Ева закрыла дверь. Карл остановился, словно дверь могла оградить его от ужасных тайн Сент-Прайори.

— Так что это было, Ева? Только не говори, что этот звук издают ваши псы или что так кричит птица. Это кричал человек. Он кричал, надрывался и…

— Не знаю! — перебила его Ева.

Они умолкли. Карл слабо различал силуэт во мраке. Ему стало почти больно: он полюбил ее, решился соединить с ней свою судьбу, но ему необходимо было доверять ей. Он не желал никаких тайн между ними. Тогда он сказал:

— Я не верю тебе, Ева.

Она всхлипнула в темноте и приблизилась, не решаясь обнять его.

— Это… Люди говорят, что это призрак, но они боятся старого аббатства. Мы, живущие здесь, уже привыкли к этим звукам. Но… не можем дать им объяснения. Это… Это чья-то проклятая душа, вынужденная блуждать во мраке…

— И убивать людей, — прервал ее король. — Причем обитатели замка стремятся тихо и спешно похоронить их. Вот что, Ева, — сказал он после непродолжительного молчания, — я желаю все знать. И не какие-то сказки, а правду. Возможно, я и бываю суеверен, но это отнюдь не означает, что я дурак. Пли ты мне все скажешь, или… Боже правый! Как я могу соединить свою судьбу с твоей, если не буду тебе доверять?

Он услышал, как она тихо застонала, различил ее в отчаянии заломленные руки. Ему стало жаль ее, жаль до боли, но он повернулся и пошел прочь. Интуитивно он хотел, чтобы она догнала его, раскрылась перед ним, и тогда он смог бы ее утешить. Но Евы не было. Карл в конце концов остановился, почти был готов вернуться, когда его внимание отвлекло нечто другое.