— Точно. Это очень надоедает.

Они умолкают. (Разумеется, полное взаимопонимание.)

— А у Клодетт, кажется, двое детишек? Как они? Такой возраст, что брызжут энергией, так ведь?

— Ага. — Сказано угрюмым тоном.

— С ними сладу нет.

— Ага. — Он поднимает на нее удивленные глаза. Раньше она такой пикантной не была, правда?

— И чем дальше, тем хуже. Ты еще подожди, когда у этой барышни переходный возраст наступит… Она тебе задаст шороху!

Ноуэл не представляет себе, как можно задать еще большего шороху, и внезапно мысль о возвращении к Колетт повергает его в пучину отчаяния.

— Я, пожалуй, пойду. Мне надо забрать Гэри с танцев.

В прихожей он чуть было не забывает свою почту, но мама ему напоминает.

— Ты бы и голову свою оставил, если бы она не была закреплена, — нежно проговорит она. В полумраке прихожей, в своем голубовато-зеленом купальнике, она удивительно похожа на ту девушку, которую он когда-то взял в жены.

— Рада была тебя повидать, — говорит она и целует его в щеку. — Передай привет Клодетт. И не забудь, — добавляет она с озорной улыбкой, — про сыр. Я не проболтаюсь, если и ты будешь держать язык за зубами. Пусть это будет наш маленький секрет.

Понедельник, 14:35

Из-за двери показалась голова Мэнни.

— Жожо, пришел Кит Штайн.

— Кто такой Кит Штайн?

— Фотограф из «Книжных известий». Будет вас снимать для статьи.

— Ах да! Дай мне две минуты, — ответила Жожо. Она скинула ноги со стола и спрятала кроссворд, который никак не могла решить. Затем вынула из волос шпильку, державшую пучок. Каштановые волны рассыпались по плечам.

— Ой, мисс Харви, какая вы красивая! — восхитился Мэнни. — Только вот косметика немного потускнела. — Он протянул ей сумочку. — Сегодня вы должны выглядеть на все сто.

Уговаривать Жожо было излишне. «Книжные известия» читает весь издательский мир. Это для всех — главный ориентир.

Она открыла косметический набор и освежила алую помаду. Жожо предпочла бы тон посветлее или бежеватый. Но когда она единственный раз пришла на работу с такой помадой, на нее стали как-то странно посматривать. Марк Эвери сказал, что вид у нее какой-то больной, а Ричи Гант посочувствовал ее тяжелому похмелью.

То же и с волосами; никакая другая прическа ей просто не шла. Отпустить подлиннее — и она станет похожа на встрепанную художницу; а сделать короче… В двадцать с небольшим, вскоре после переезда в Лондон, она сделала себе озорную, как ей казалось, стрижку, и при первом же посещении паба бармен смерил ее подозрительным взглядом и спросил: «Сынок, а тебе сколько лет?»

На этом эксперимент с короткой стрижкой был признан неудавшимся — как и с прочими попытками изменить свой облик.

— Туши побольше, — посоветовал Мэнни.

— Да ну тебя с твоими гейскими штучками, — возмутилась Жожо.

— Какая вы некорректная! Нет, про тушь я серьезно говорю. Два слова: Ричи Гант. Пусть ему хуже будет.

При этих словах Жожо, неожиданно для себя, кинулась с удвоенной энергией накладывать очередной слой туши.

Стремительно пройдясь по лицу — румяна, маскирующий карандаш, блеск для губ, — Жожо в последний раз расчесала волосы и приготовилась предстать перед фотографом.

— Очень сексуально, босс. Просто шик!

— Зови его.

Увешанный железом, Кит вошел в кабинет, остановился и расхохотался в голос.

— Вы похожи на Джессику Рэббит! — восхищенно произнес он. — Или на ту рыженькую актрису пятидесятых годов. Как ее? — Он несколько раз притопнул ногой. — Кэтрин Хепберн? Нет.

— Спенсер Трейси?

— Это разве не мужчина?

Жожо сдалась.

— Рита Хейворт.

— Вот! Вам это уже кто-нибудь говорил?

— Нет, — улыбнулась она. — Никто. — Он смотрел так лучезарно, что обижаться было грех.

Кит снял с себя груз, оглядел крохотную комнатку, всю уставленную книгами, смерил оценивающим взглядом Жожо, после чего еще раз обвел взором кабинет.

— Давайте внесем кое-какие изменения, — предложил он. — Не будем снимать вас, как обычно делается, в позе Уинстона Черчилля за письменным столом, а лучше произведем небольшую перестановку.

Жожо ледяным взглядом уставилась на Мэнни.

— Что ты ему наплел? Заявляю категорически: топ я не сниму.

Кит оживился.

— А вы способны и на такое? Это было бы весьма кстати. Нужные места закрыть большими пальцами, и…

Жожо смерила его таким взглядом, что он осекся, а когда снова заговорил, игривости в нем поубавилось.

— У вас классный стол, Жожо. Что, если вы уляжетесь на нем на боку и многозначительно подмигнете?

— Я литературный агент. Имейте совесть!

— У меня идея, — подал голос Мэнни. — Что, если нам воспроизвести тот знаменитый кадр с Кристин Киллер? Помните?

— Где она сидит верхом на кухонном стуле? — уточнил Кит. — Классическая поза. И удачная.

— Но она была без одежды.

— Вам это не обязательно.

— О'кей. — Жожо решила, что это лучше, чем вытянуться во весь рост на столе, опершись на локоть. Надо с этим закончить поскорей, у нее куча работы, а полчаса она уже угрохала на кроссворд.

Мэнни стремглав вылетел из комнаты и вернулся со стулом, Жожо его оседлала, чувствуя себя круглой идиоткой.

— Фантастика! — Прежде чем начать снимать, Кит опустился перед ней на колени. — А теперь улыбочку. — Но вместо того чтобы щелкнуть затвором, он опустил камеру и снова встал. — Мне кажется, вам не очень удобно, — пояснил он. — Это костюм виноват. Вы не могли бы снять жакет? Только жакет, — поспешил добавить он.

Этого Жожо не хотелось, во всяком случае — не на работе. В своем костюме в тонкую полоску она чувствовала себя безопаснее, и без жакета она все время будет бояться, что грудь слишком выпирает. Без жакета ее тело начинало вести себя так, что невольно напрашивалось сравнение с кружкой кофе: когда ее расплещешь — наружу выливается столько, что диву даешься, как оно там все помещалось. Но она решила, что в данном случае грудь будет прикрыта спинкой стула, сняла жакет и вновь оседлала стул, прижимаясь грудью к спинке.

— И еще, — сказал Кит, — вы не могли бы закатать рукава блузки? И расстегнуть еще одну пуговку у ворота? Только одну, большего не прошу. И знаете что? Встряхните головой, пусть волосы попышнее рассыплются.

— Представь себя распутной, — предложил Мэнни.

— А ты представь себя в очереди на бирже труда.

— Давайте приступим, — остановил их перебранку Кит. — Жожо, смотрите на меня. — Щелк! — Мне говорили в редакции, что раньше вы работали в Нью-Йорке полицейским. Это правда?

Щелк!

— Да что с вами такое, ребята? — Все просто балдеют оттого, что она когда-то была офицером полиции. Даже Марк Эвери считает, что если вообразить, как Жожо вышибает ногой дверь и защелкивает на руках злодея наручники со словами: «Вы арестованы!», то это лишь добавляет ей притягательности в сексуальном смысле. — У вас что, своих женщин-полицейских нет?

— Здесь все иначе, они ходят в ботинках на низком каблуке, и волосы у них жидковаты.„Так вы действительно служили в полиции?

— Года два. Щелк!

— Круто.

Ничего крутого. Грязная работа, а телевидение все норовит преподать в каком-то героическом ореоле.

— И дверь вышибать ногой приходилось?

— Что ни день! Щелк!

— А под прикрытием работали?

— Да сплошь и рядом. Мне поручали соблазнять боссов мафии. Спать с ними и выпытывать секреты.

— ПРАВДА? Щелк!

— Нет. — Она рассмеялась.

— Оставайтесь так! А стреляли в вас? Щелк!

— Без конца.

— Голову чуточку назад. А вы стреляли? Щелк!

— А то!

— Улыбочку! И убивали? Щелк! Щелк! Щелк!

Понедельник, вторая половина дня

Кит ушел, Жожо запихнула себя назад в жакет и собралась продолжить работу, когда ей позвонил Мэнни.

— С вами хочет поговорить Эймон Фаррел.

— Что еще?