— А, да. Тогда удачи.

— Веселых тебе выходных. Пока.

Она все читала и читала, прошло еще минут двадцать — двадцать пять, когда кто-то сказал:

— Чем ты занята?

Кто еще? Но это был Марк. Жожо радостно просияла:

— Читаю.

— И давно научилась?

Она откинулась на стуле, продолжая держать ноги на столе, и слегка качнулась. До чего же здорово, когда можно смотреть на него столько, сколько душе угодно. На работе она обычно позволяла себе только короткие взгляды украдкой — такое впечатление, будто на Марка она смотрела меньше, чем на других коллег. И все равно боялась, что кто-нибудь скажет: «Ага! Попалась! Пялилась на Марка Эвери? А что у тебя с нашим управляющим партнером?»

— Я думала, ты уже давно дома, — проговорила она.

— Да дел накопилось…

— Как твоя ярмарка?

— Надо было тебе тоже поехать.

— Правда?

Он расплылся до ушей:

— А поцелуя мне не полагается?

— Даже не знаю. — Отталкиваясь ногой, она покачивалась в кресле. — Думаешь, полагается?

Он обогнул стол, она встала. Обхватив его руками за шею, она прильнула к нему, наслаждаясь самим его присутствием, жаром его тела, ощущением у себя за спиной его крепких рук, его запахом — не лосьона после бритья и не одеколона, а чего-то не имеющего названия — запахом Мужчины. Напряжение у нее внутри спало, уступив место неизбывной радости.

Потом она чуть двинула головой, не обращая внимания на колючую щетину, и стала искать губами его рот.

— Жожо, — прошептал Марк, уткнувшись носом ей в шею. Они еще раз поцеловались, и его рука скользнула ей под жакет. Он жарко и шумно дышал ей в ухо, край столешницы больно впивался в бедро. Потом он расстегнул ей жакет, положил руку на мягкую теплую грудь, а у нее от вожделения подкосились ноги.

Она чувствовала, как он возбужден, он с силой нажал ей на плечо, побуждая опуститься. Он был сильный и настроен решительно, но Жожо воспротивилась.

— Все уже ушли, — сказал он и нашел пальцем ее сосок. — Все в порядке.

— Нет. — Она высвободилась. — Увидимся завтра.

Как бы сильно она его ни желала, на работе она этим заниматься не будет.

Пятница, поздний вечер

Жожо, расскажите мне про своего отца.

М-мм… Это шутка, да?

Расскажите о своем отце.

Мы что, снимаемся в фильме Вуди Аллена? Простите, вы меня хорошо слышите?

Я вас слышу прекрасно.

Тогда почему вы молчите?

Это вы должны говорить, а не я. Нет, минуточку, что у нас здесь происходит? Я пришла на сеанс гипноза, чтобы бросить курить.

Чтобы вам помочь, я должна вас лучше узнать.

Это еще зачем? Я видела по телевизору, как гипнотизеры работают, как они заставляют народ представлять себя несмышленышами, потерявшими сигареты. Они их видят впервые в жизни и ничегошеньки о них не знают.

Я не гипнотизер, а гипнотерапевт.

А есть разница?

И большая. Гипнотизеры — артисты, а может, и шарлатаны. А я — профессионал.

О господи! Так вы — психотерапевт!

Вас это беспокоит ?

Нет. А вообще-то да! Я хотела прийти, заглянуть вам в глаза, уснуть, после чего уйти и больше никогда не брать в рот сигарету.

Такая привычка, как курение, имеет глубокие корни. Волшебных решений тут не бывает.

А мне как раз требуется волшебное решение. Значит, после сегодняшнего сеанса я курить не брошу?

Совершенно верно.

И на следующей неделе должна буду прийти снова?

Совершенно верно.

И должна рассказать о своем отце?

Совершенно верно.

Перестаньте повторять одно и то же! И сколько мне предстоит таких посещений?

Какую длину имеет кусок веревки ? Ну, явно больше, чем мое терпение. Так сколько недель должно пройти?

В среднем — от шести до девяти. Благодарю.

У вас, мне кажется, проблема с доверием. У меня нет проблем с доверием. У меня проблема со временем.

Вы можете уйти прямо сейчас.

Я бы с удовольствием, но «Друзей» я уже все равно пропустила, так что могу и остаться. Давайте начнем.

Чем раньше начнем, тем быстрей я брошу курить. Вы хотите знать о моем отце. Послушайте, а курить у вас тут можно? Нет? Это я на всякий случай спросила. О'кей. Отца звали Чарли, он был наполовину ирландец, на четверть итальянец, на четверть еврей. Росту примерно сто девяносто, вес — сто кило, может, чуть больше. Сначала служил в полиции, потом в пожарной охране. Что вас еще интересует?

Что он был за человек ? Как он вас воспитывал ? М-мм… Видите ли, он был… Ну, отец как отец.

Вы были младшей из детей, при этом единственной дочерью. Он относился к вам иначе, чем к вашим братьям?

Ни в коем случае, я всегда была как четвертый сын. О том, что я девчонка, я узнала лет в пятнадцать.

Что в этом смешного ? Не поняла?

Почему вы сейчас смеялись ?Почему вы находите смешным то, что вас относят к противоположному полу?

Ну и ну… Сдаюсь. Я просто шутила. Я просто хотела сказать, что никогда не была этакой куколкой, которая носит нарядные платья и ни за что не испачкает ручек. Можно тут у вас жвачку жевать? Нет? Нет?!!

Так какую одежду вы носили ?

Насчет сигарет я еще могу понять, но жвачка… У меня, между прочим, не простая жвачка, а «Никоретт». Лечебная! И могу вас заверить, что, уходя, я не прилеплю ее к сиденью стула. Что вы сказали?

Так какую одежду вы носили ?

Это надо понимать как «нет», да? Черт! Так что я носила? Что все — джинсы, кроссовки. Черные очки. Искусственный хвост. Боа из перьев. Извините. Только джинсы и кроссовки.

Свои ? Иногда.

А чьи еще?

Братьев. Послушайте, мы были не так богаты, и мы с мамой не придавали большого значения моей одежде.

Чем сейчас занимаются ваши братья ? Служат в полиции.

Все? Нуда…

Выходит, вы росли в сугубо мужском окружении.

Прошу меня извинить, но думаю, моей маме это бы не понравилось. Она настоящая леди. Чуть чертыхнешься — мигом подзатыльник отвесит.

Она била вас по затылку?

А-а… Понимаю, понимаю, куда вы клоните. Просто она не хотела, чтобы ее дети выражались. Старалась прививать нам культуру.

Расскажите о своей матери.

Она англичанка, зовут Диана, работает медсестрой. С папой познакомилась, когда он как-то доставил в госпиталь жертву огнестрела.

Если мама — медсестра, это очень удобно, когда заболеешь, правда?

Вы надо мной смеетесь? Она всегда говорила, что возни с больными ей и на работе хватает. К примеру, если я падала и сдирала коленки, она говорила мне, что у нее в палате лежит девочка с ожогом семидесяти пяти процентов кожи. Или у отца голова разболится — мама непременно скажет, что можно попробовать раскроить ему череп бейсбольной битой, может, легче станет, и тут же предлагала свои услуги.

Значит, родители были несчастливы в браке? Да вы что! Они друг друга обожали. Про бейсбольную биту это она шутила.

Что случилось, когда вам исполнилось пятнадцать? Когда вы узнали, что вы — девочка ?

Вообще-то я всегда знала, что я девочка, просто я росла… ну, наравне с братьями. А в пятнадцать лет я выиграла у одного пацана в пул. Хотите слушать дальше? О'кей, у нас дома, в подвале, стоял бильярдный стол, я всегда с братьями и отцом играла, но они от меня только мокрое место оставляли. Но думаю, имея такую практику, играла я на самом деле неплохо. Потом я познакомилась с этим пацаном, и он мне понравился.

Понравился — в каком смысле ? Ну, понравился. Влюбилась я.

Это было ваше первое увлечение ?

Не-ет, увлечения у меня случались с восьми лет. Только я влюблялась не в живых людей, а главным образом в киноактеров. Ну, например, я была влюблена в Тома Круза. И к Тому Селлеку я была ой как неравнодушна. Может, мне вообще нравились мужчины с именем Том? Знаете, вот я сейчас об этом подумала… Мне ведь и Том Хэнке в «Большом» очень нравился.

Как звали ту вашу пассию ?

Мелвин. Не Том. Может, потому у нас ничего и не вышло.

А что случилось ?

У меня было первое настоящее свидание. Он пришел к нам, и папа ему говорит: пальцем ее тронешь — убью. Потом, нагнав на него страху, говорит: «Развлекайтесь, детки». Ну, мы с Мелвином спустились вниз и сыграли в пул. Я его разделала в пух и прах. Ему это не понравилось, и больше он со мной встречаться не пожелал.