— Ну вот, — ворчит он. — Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали…

— Так моцогведь, — говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.

— Что, и у вас? — удивляется Тирбиш. — Вам-то зачем?

Мне лень вступать в еще один спор из-за этого, так что я просто поясняю:

— А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.

— Это да, — смеется Тирбиш. — Правда, моцоглучше удается, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.

Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.

— А ты что-нибудь кроме мяса на обед делаешь? — интересуюсь.

— Ну тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.

— Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?

— Вы сготовите?! — изумляется Тирбиш. — Может, я?..

— Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, — говорю.

— Как… чтобы вам не напрягаться, — бормочет Тирбиш.

— Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, — отмахиваюсь.

—  На двоих?— переспрашивает он, роняя нож.

— А сколько? — моргаю. — Азамат и я. Двое ведь?

— А… Ага… — выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. — Если так, то конечно… Вам стол расчистить?

— Умещусь, — заверяю его. И что его так потрясло? — Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.

Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.

Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. Может, Алтошина настоечка так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более что возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения все того же Тирбиша. Он тогда еще странно так на все это смотрел. Думал, пользоваться не буду, что ли?

В общем, скоро у меня уже хлеб печется, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром — нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но, если что, доберется своим вонючим овечьим.

— Ну вот, — говорю, споласкивая после себя нож и разделочную доску. — Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдет, я только пару раз загляну.

Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот, чтобы его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.

—  Ско-оро обед-то?— канючит он совсем по-детски, и только потом замечает меня, тут же густо краснеет. — Ой, здрасте… Я это… капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя… того… сделать. Теперь очень есть хочу.

— Капитан, наверное, тоже хочет, — нравоучительно говорит Тирбиш. — Но не приходит меня торопить.

Дорчжи пожимает плечами:

— Он крутой, — этим все и объясняется.

Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно… А!

— Слушай, Дорчжи, — напоминаю, — а ведь ты обещал меня научить гизикплести.

— Да-а, — оживляется тот. — Хотите сейчас?

— Почему бы и нет, — отвечаю. — Надо же чем-то до обеда заняться.

— Тогда я сейчас принесу нитки, — кивает он и бодренько скрывается за дверью.

— Здорово, — улыбается Тирбиш. — У Дорчжи хорошо учиться, он очень здорово плетет. У него отец торгует веревками, поясами всякими.

Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пестренький такой, узорчатый.

Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем — тоже польза. Вот, рассматривает он мое произведение и кричит Тирбишу:

— Как будет «тянуть»?

Тирбиш:

— «Тянуть»!

— О! — Дорчжи оборачивается ко мне. — Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.

Я ржу и стараюсь соответствовать.

Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.

— А можно, — говорю, — сплести так, чтобы буквы получились?

Еще минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.

— А зачем слова? — Он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.

— Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, — придумываю я, размахивая руками для выразительности. — Или поздравление!

— Хм… — До него, кажется, начинает доходить. — А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?

—  Да кто ж его знает!— доносится из кухни.

Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.

Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном — пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.

Близится обед, вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.

— Прячьте, — говорит Тирбиш, выходя из кухни. — Сейчас все придут.

— А я хотела сейчас и подарить, — говорю, сматывая нитки.

— Не-эт, зачем, — мотают головами оба муданжца. — Вы ему подложите куда-нибудь.

— А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? — спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую юбку в «Трех тюльпанах» отхватила — длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.

— Конечно, — говорит Тирбиш. — То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?

Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.

— Капитан, обед готов, — неуверенно говорит Тирбиш.

— Да я пропущу, наверное, — отвечает Азамат, не оборачиваясь.

— Я тебе пропущу! — откликаюсь. — Что ж теперь, совсем не есть, что ли?

Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивленной улыбкой.

— А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.

— Давай-давай, — говорю, — я подойду через пару минут.

Пока Азамат с гарантией не в каюте, иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зеленый, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зеленый.

В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А еще заварила себе чай. По-моему, мы лопнем.

Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:

— Я смотрю, ты не устаешь экспериментировать, — говорит Тирбишу.