– Валид не разрешит тебе с ним разводиться, – твердил, как попугай, Ахмед. – Он этого не допустит.

– Что значит не разрешит? Я же не вещь, а живой человек, и имею право на свое мнение. Я пока еще слава богу дееспособная, поэтому могу принимать самостоятельные решения.

– Ты – собственность Валида, и он может распоряжаться тобой как хочет.

– Ты так со мной разговариваешь, как будто я не женщина, а какое-то имущество. Что значит мной можно распоряжаться?! Я могу собой сама распоряжаться, и никто другой мне не указ.

– Ты принадлежишь Валиду и должна быть с ним покорной, иначе он накажет тебя за твое непослушание.

– Ты мне паспорт отдашь или нет? – Я начинала терять терпение.

– Нет.

– Почему?

– Потому, что ты можешь сбежать.

– Так что мне теперь, до самой смерти жить в Египте?

– До самой смерти, – согласился со мной Ахмед. – Ты вышла замуж и должна жить со своим мужем до самой смерти.

– Если бы я знала, что могут быть такие последствия, я бы не сделала подобной ошибки, не вышла бы замуж за египтянина.

– Ты беременна.

– И что?

– Ты должна родить Валиду наследника.

– Интересно, кого я могу родить от такого бабника, – пробурчала я и отвернулась к окну.

Когда мы уже практически подъехали к дому, я увидела Клаву, которая прогуливалась вдоль торговых лавок, и тут же сказала Ахмеду:

– А ну-ка, останови здесь.

Ахмед ударил по тормозам и повернулся ко мне.

– Что случилось?

– Я знакомую встретила.

– Откуда у тебя могут быть тут знакомые?

– Появляются. Обживаюсь, как видишь, Хургада уже как родная. Ты поезжай, ставь машину и занимайся своими делами, а я немного поболтаю и домой пойду.

– Ты не должна ни с кем разговаривать, – замотал головой Ахмед.

– Ну уж с этим я сама разберусь!

– Я должен отвезти тебя домой.

– Я пешком дойду.

– Я должен…

– Послушай, – я уже давно так ни от кого не уставала, как сейчас устала от Ахмеда. – Тут никто ничего никому не должен. Ты уже выполнил свою миссию, сводил меня на пляж позагорать. Что ты еще от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты шла домой.

– Да мы и так уже почти у дома. Ты что, собрался идти ко мне ночевать? А вдруг муж приедет? Застукает!

– Я не собирался идти к тебе ночевать, – наконец-то смутился Ахмед. – Валид не просил меня о том, чтобы я остался у тебя на ночь. Ночуй одна.

– Вот и чудненько. Ты поезжай по своим делам, а я пошла домой.

– Если я буду нужен, звони.

– Непременно!

Выйдя из машины, я сделала вид, что застегиваю босоножки, а сама подождала, пока отъедет Ахмед, и бросилась к Клаве на шею так, будто она мне родная.

– Клава, привет! – громко закричала я.

– Ты что кричишь-то? – отшатнулась от меня тучная Клава. – Прямо в ухо!

– Я так рада тебя видеть!

– И с чего это ты такая радостная?

– Знаешь, мне кажется, что мы с тобой тысячу лет знакомы. Ты второй русский человек, с которым я сегодня общаюсь.

– Да тут русских полно ходит, только успевай общаться, – небрежно бросила Клава.

– Да не со всеми же из них можно поговорить. Многие просто мимо проходят, спешат по своим делам. Я на русских только смотреть могу, можно даже сказать, любуюсь ими.

– Давно я не видела, чтобы так русским людям радовались. Приятно даже.

– Ты не представляешь, я смотрю на тебя и так радуюсь, так радуюсь!

– А ты местная, значит?

– Теперь уже местная.

– Тяжело тебе здесь, детка?

– Тяжело, – кивнула я и почему-то почувствовала себя счастливой оттого, что я встретила такую простую русскую женщину, сибирячку Клаву.

– И как тебя в эту помойку занесло?

– Это все любовь окаянная.

– Ну ты даешь! А я бы здесь жить не смогла. Помойка – она и в Африке помойка. Грязь кругом, антисанитария страшная. У нас в Сибири воздух намного чище, лес шикарный. Единственный плюс – это то, что здесь есть море и мужиков бездомных много.

– Бездомных? – удивилась я.

– Я имела в виду – свободных. В Сибири такого нет. А здесь столько неженатых мужиков…

– В этом я с тобой полностью согласна.

– Сидят на улице в своих кафе-шопах, курят да телевизор смотрят. Не могут найти себе применение, а у нас столько одиноких женщин в самом расцвете лет пропадает. А эти дурни так до старости и просидят. Послушай, если ты местная, то просвети, какого черта они целым скопом на улице телевизор смотрят? Что за удовольствие? Как, кстати, тебя зовут, ты так и не представилась.

– Валя.

– Понятно. Так что там насчет телевизора-то?

– Здесь просто уровень жизни другой, – попыталась объяснить я. – Не у каждого дома есть телевизор. Вот мужики и собираются, кальян курят, общаются и телевизоры в уличных кафе смотрят.

– Надо же, просветила меня, а то ведь я и не знала. Так эти дурни и просидят в своих не кафе-шопах, а в кафе-жопах до старости! Я вот смотрю на них и думаю: как же их бабам-то подфартило!

– Чем? Бабы-то у них совсем забитые. Хоть все и говорят про свободу женщин на Востоке, но на самом деле никакой тут свободы нет. Мужчина в доме царь и бог.

– Да я не это имела в виду. Просто египтянкам повезло, что мужчин в их стране больше, чем женщин. Вот это выбор, вот это я понимаю! Этому не дала, этому не дала, а вот этого себе на ночь оставила.

– Да толку-то! Им все равно больше, чем одного мужика, иметь нельзя.

– Зато у них есть среди кого выбирать, а у нас в России с этим напряженка. Мужиков – раз, два и обчелся. Мало того, что постоянно какой-нибудь кризис случается, то энергетический, то экономический, так еще и мужчин мало. А ведь у нас на первом месте именно этот кризис должен стоять и никакой другой: кризис нехватки мужиков.

Когда Клава замолчала, я улыбнулась и не могла не спросить:

– А ты все-таки к Хасану приехала?

– Да вот, караулю своего перца, – сразу призналась она.

– А где он?

– Сменщик говорит, что приболел, домой отпросился, а я думаю, может, он меня испугался.

– А чего ему тебя бояться-то?

– Я ему сказала, что, как бы он ни сопротивлялся, я его все равно в Сибирь увезу. Со мной шутки плохи! Поедет, как декабрист, и никаких разговоров.

– А может, оно и к лучшему?

– Что к лучшему? – не поняла Клава.

– Ну то, что он испугался.

– Что ж хорошего-то? Жениться на мне обещал. Да он много чего обещал, ты сама слышала.

– Мужики здесь все такие, они только обещать и умеют.

– Я у напарника спрашивала адрес моего перца, а он не дает. Говорит, что не знает, где Хасан живет. Разве такое может быть, чтобы два человека в одной лавке работали, а друг про друга ничего не знали?

– Не может, – покачала я головой.

– Значит, врет второй перец, – сразу сделала вывод Клава. – Может, просто стесняется.

– Что значит стесняется? – не сразу поняла я Клаву, потому что хорошо знала, что здешний народ особо стеснительным не назовешь.

– Может, мой перец в каком-нибудь шалаше живет, спит на циновках. Я же понимаю, что здесь жизнь не сахар.

– И долго ты будешь здесь его караулить? – на всякий случай поинтересовалась я у Клавы.

– Сегодня постою еще немного да завтра еще приеду. Если узнаю, что он от меня прячется, из-под земли достану и разнесу его лавку к чертовой матери.

Пока мы с Клавой тихо-мирно беседовали, к нам то и дело подходили самые разнообразные арабы и делали такие комплименты, от которых у кого хочешь голова пойдет кругом.

– Видишь, сколько здесь такого добра: египтяне приставучие до ужаса! – сказала я.

– Да, – согласилась со мной Клава. – Я еще никогда так много симпатичных и говорливых мужиков не видела. Но я своего перца все равно ни на кого не променяю, он мне в душу запал. Хасан сказал мне то, что я десять лет хотела услышать. Только чем я его напугала, не могу понять. Видимо, он в Сибирь боится ехать – холодов испугался.

– Конечно, он же столько лет просидел под пальмой, а ты его сразу на мороз вывезти хочешь.