Лицо Арбитра похоже на серый воск, губы у него очень красные, глаза недобро поблескивают. Он обезумел: то набедренные повязки, то длинные платья, то бритые головы, то прически в стиле денди восемнадцатого века, то тоги, то джеллабы. Всем приходится постоянно ходить, имея при себе большой чемодан.

Вагдас, Город Знаний – точка, откуда паломники отправляются в Западные Земли. Поскольку опасности, которые могут встретиться по пути, весьма разнообразны и специфичны для каждого пилигрима, можно только предполагать, какое снаряжение и провизия могут потребоваться ему. Но каким бы загадочным, изысканным, утонченным, эксцентричным, александрийским ни оказался ваш заказ, Ваги его выполнят.

Город переполнен преподавателями рискованных практик и поставщиками наркотиков, вызывающих опасные иллюзии: Магический Пузырь вызывает видения озера, населенных городов, храмов, проспектов, по которым паломник шагает, освободившись от своего тела, не ведая ни усталости, ни голода, ни жажды. Но проходит несколько часов и видение исчезает, оставляя путешественника наедине с его голодом, жаждой, плотскими потребностями, неуклюжим, неловким телом, скучной, колючей, тупиковой вселенной, где все остается точно таким же, как всегда. Ни тайны тебе, ни волшебства. Смерть так же прозаична, как ежедневная газета для плоского ума, как судно под кроватью для терминального ракового больного. Этот мир не скрывает ничего за собой, потому что ничего собой не являет – это мертвое пустое место, не имеющее ни смысла, ни цели. Неудачливый путешественник, который потратил все свои средства на Магический Пузырь… ЧПОК… грязная поверхность, за которой ничего нет.. запах горелого пластика и гнилых апельсинов.

Путешественник останавливается перед бетонной стеной, разрисованной пастельно-голубыми и бледно-розовыми пирамидками, сломанный ящик, что-то вроде токарного станка – пустой бетонный мешок. Конструкция, расположенная возле стены, поддерживает пластиковую крышу – пластик местами треснул, зазубренные края разломов. К стенам примерзли какие-то тощие уродцы, похожие на тени людей, оставшиеся на стенах Хиросимы после взрыва атомной бомбы. Тени неподвижны. Судя по окнам, здесь когда-то был магазин… прейскурант на балке из светлого дерева.

Ты знаешь, что за стеной никого нет. И вообще все это только фотография. Посмотри на тени, которые должны плясать на ветру. Но они неподвижны. Посмотри на большое темно-серое окно: слева то, что могло бы быть ногой тощего человека-палки с подтяжкой для носок. А голова – по правую сторону от окна, рот открыт, усики.

Таги орудовали в Индии в первой половине девятнадцатого века, до появления железных дорог. В то время путешественники и паломники передвигались группами, и могло пройти не менее недели или даже месяца, прежде чем исчезновение группы оказывалось замеченным. Лицедеи-Душители присоединялись к каравану путешественников поодиночке, делая вид, что не знакомы друг с другом. У каждого была своя легенда: кто-то выдавал себя за купца, кто-то за аптекаря, солдата или кузнеца, причем каждый из них действительно владел этим ремеслом. Жертв своих они именовали битхо (чужаки).

Как только раздавался сигнал, Душители набрасывались на путешественников, убивали их и грабили. Затем они пробивали трупы мотыгами во многих местах, для того чтобы газы, выделяющиеся при разложении, не привлекли собак, гиен или шакалов, и хоронили их в земле, разведя над могилой бивуачный костер. По оценкам Душители убили за двадцать лет где-то около миллиона битхо. Это был один из крупнейших преступных заговоров в истории. Все таги поклонялись Кали, богине разрушения.

Паломники в Западные Земли путешествуют группами через области, в которых орудуют вооруженные по последнему слову техники современные Душители. Во время биваков разыгрывается множество сцен, достойных мыльной оперы:

Вот перед нами молодая пара под навесом. Она – либеральная вассарианка47, он – стареющий Душитель в амплуа инженю. Лицедейство помогает ему выглядеть молодым.

ОНА: Нам давно пора поговорить о наших отношениях.

ОН: А о чем тут говорить, радость моя? По-моему, у нас все славненько.

ОНА: Славненько? Славненько – и всего-то, Джерри.

ОН: Венди, не двигайся!

Он подстреливает навскидку черную мамбу, которая тянулась к жемчужному горлышку Венди.

ОН (глядя на мертвую змею): Видишь, Венди, что я имел в виду под «славненько». Это когда один человек может надеяться на другого перед лицом смерти.

ОНА: Похоже, я поняла, Джерри. Пока мы вместе, у нас всегда будет так.

Битхо!

Ее зрачки расширяются от ужаса, а лицо бледнеет. Она падает на пол. Он вытирает окровавленный нож; выражение его лица при этом – спокойное, безразличное, даже безмятежное.

Бывший полицейский и два хулигана пьют вместе, поставив бутылки и стаканы на упаковочные ящики, выполняющие роль импровизированного бара.

– Садимся в тачку, едем, находим какого-нибудь лоха… подзываем его по-дружески, «Эй, уважаемый, подойдите к нам на минутку», он тут к нам подходит, лыбится на нас. – Тут говорящий оскаливает свои отвратительные желтые зубы в кошмарной гримасе. – А затем даем ему прямо в зубы. – Он гримасничает еще раз. – А затем даем ему прямо в зубы.

Полицейский говорит:

– Лучше ткни ему в яйца своей палкой. Тут ему и крышка, и можешь делать с ним все, что хочешь.

– А затем даем ему прямо в зубы…

БИТХО!

Третий выпивоха достает из кармана пистолет с глушителям, стреляет рассказчику прямо в пасть, затем стреляет полицейскому в пах.

Сигнальщик – тот, кто кричит «битхо!», – должен иметь опыт, потому что именно ему предстоит выбрать удобный момент для нападения. Некоторые специализируются на психологии межличностных отношений и доходят даже до того, что влюбляются в битхо и спасаются с места бойни вместе с ней (или ним). Но клич «битхо!» проникает в самую душу человека:

сколько раз доводилось наблюдать самые что ни на есть трогательные отношения между мужчиной-тагом и женщиной-битхо, но звучит клич, и приходится выполнять свой долг перед Кали.

Бивак паломников. Наводнение задержало их в пути на несколько дней. Они сидят и греются у костров или же бесцельно и беспокойно слоняются по лагерю. Все беседы окутаны дымком двусмысленности и скрытого страха. Люди обмениваются репликами, надеясь, что они что-нибудь да значат. У них нечего друг другу сказать, но они боятся молчать, поэтому все, что они говорят, кажется плоским, пресным и бессмысленным. Тень смерти омрачает лицо каждого. Каждый боится своего соседа, и не без оснований, ибо плата за знакомство с Лицедеем – Смерть.

Гор Неферти слегка подустал постоянно играть роль инженю, вечно изображать жизнерадостного мальчишку: Но жизнерадостность – мощное оружие, которое не раз выручало его из разных передряг, к тому же – это оружие, которое мало весит. Киловатты следует экономить. Иначе в самый критический момент у тебя возьмет и сгорит предохранитель.

Сумерки царят в трущобах Некрополиса. Стены домов такие высокие, что на уровне улиц местами всегда ночь. Свет здесь – драгоценнейший товар. И улицы эти все глубже и глубже уходят под землю, потому что их разрыхляют бестолковые, бессвязно лепечущие мертвецы… слой за слоем могил, все глубже и глубже во тьму. Богачи живут на солнечной стороне, вдоль Светлых Улиц, куда каждые сутки на один час проникает солнечный свет. Другие же зарываются все глубже и глубже в мрачную бездну.

Неферти где-то на засыпанных камнями окраинах Некрополиса, в глубокой долине, но все еще над поверхностью земли. Надвигаются ранние сумерки, и в сером полумраке воздуха, насквозь пропахшего смертью, с десяток собак-трупоедов подбираются к нему, а за ними по следу ползет оборванная шайка рычащих в предвкушении добычи расхитителей гробниц.