— Начались? — заинтересованно спросил Джефф.

— Не сразу, ваша честь, — ответила девушка, нервно дергая головой. — Но я снова выпила снадобье, на ущербной луне, вот тогда и начались.

— Начались?! Да девчонка едва не истекла кровью! — вмешалась пожилая леди, очевидно, мать девушки. — Только потому, что она решила, мол, помирает, так и сказала мне правду. — Похоже, мистрисс Робинсон просто жаждала добавить чудовищных подробностей, и ее с большим трудом удалось заставить замолчать, чтобы вызвать следующих свидетелей.

Казалось, что никому из них нечего было рассказать обо мне, за исключением расплывчатого обвинения в том, что я присутствовала при смерти Артура Дункана и прикасалась к нему перед тем, как он умер, стало быть, имела к этой смерти какое-то отношение. Я уже начала думать, что Гейлис не ошиблась — не я была целью Каллума. Если так, у меня еще есть шансы. Во всяком случае, я так думала до тех пор, пока не появилась та женщина.

Когда она, кланяясь, вышла вперед, худая женщина в желтой шали, я почувствовала, что мы серьезно влипли. Она не из деревни, я никогда ее не видела. Она была босой, и ноги ее испачкались, пока она шла сюда.

— У тебя есть обвинение против любой из этих женщин? — спросил высокий и худой судья.

Женщина была напугана. Она не поднимала на судей глаз, только коротко кивнула, и в толпе замолчали, чтобы слышать ее.

Говорила она тихо, и Матт велел ей повторить.

У нее с мужем было хворое дитя. Оно родилось здоровым, а потом начало слабеть. Они решили, что это подменыш фей, и отнесли его на Волшебное Место, на холме в Кройч Горме.

Они ждали, когда феи вернут им их ребенка, и увидели двух леди, которые теперь стоят здесь. Леди поднялись на Волшебное Место, взяли ребенка и стали произносить над ним странные заклинания.

Женщина ломала под фартуком руки.

— Мы наблюдали весь вечер, сэр. Когда стемнело, появился демон, огромная черная тень. Он пришел беззвучно и наклонился над тем местом, где мы оставили дитя.

В толпе раздались благоговейные бормотания, а я почувствовала, как волосы у меня на шее встали дыбом, хотя и знала, что «огромным демоном» был Джейми, смотревший, жив ли еще младенец. Я взяла себя в руки, понимая, что последует дальше.

— А когда солнце взошло, мой муж и я пошли посмотреть. И мы нашли ребенка-подменыша мертвым на холме, а нашего малыша так и не увидели. — Она не выдержала и заплакала, закрыв лицо фартуком.

Словно история матери подменыша послужила каким-то сигналом, толпа раздалась, и из нее вышел гуртовщик Питер. Я внутренне застонала, увидев его. Я уже ощутила, что толпа настроилась против меня, когда слушала рассказ той женщины. Мне как раз не хватало, чтобы этот человек поведал суду о водяном коне.

Наслаждаясь своей временной славой, гуртовщик выпрямился и мелодраматически указал на меня пальцем.

— Это верно, что вы ее ведьмой кличете, мои господа! Я своими собственными глазами видал, как она вызвала водяную лошадь из Ивл Лоха, чтобы та выполняла ейные поручения! Здоровое ужасное создание, сэр, высоченное, как сосна, а шея, как у большой синей змеи, а глазищи — как яблоки, а смотрит, будто хочет у человека душу украсть!

Похоже, судей впечатлили эти показания. Они шептались несколько минут, а Питер вызывающе уставился на меня, словно говоря: «а теперь я тебе покажу, как надо смотреть!»

Наконец толстый судья прекратил совещание и властно поманил к себе Джона Макрэя, стоявшего в сторонке и готового к любым неприятностям.

— Тюремщик! — воскликнул судья, повернулся и указал на гуртовщика. — Забери этого человека и поставь его к позорному столбу за пьянство на людях! Мы — серьезные представители закона и не можем позволить себе тратить время суда на легкомысленные обвинения со стороны пьянчуги, который до того перепил виски, что увидел водяную лошадь!

Питер-гуртовщик был так потрясен, что даже не стал сопротивляться тюремщику, решительно подошедшему к нему и ухватившему его за локоть.

Когда его уводили, он диким взором смотрел на меня, разинув рот. Я не удержалась и приветственно помахала ему пальцами.

После этого короткого перерыва дела обернулись совсем плохо. Прошла целая процессия женщин и девушек, поклявшихся, что покупали заклятия и приворотные зелья у Гейлис Дункан, чтобы вызвать болезни, избавиться от нежеланного ребенка или привлечь к себе любовь мужчины. Все без исключения клялись, что чары подействовали — завидный результат для практикующего врача, цинично подумала я. Никто не говорил, что такие же результаты были у меня, зато несколько человек сообщили — чистую правду — что видели меня в комнате у мистрисс Дункан, где я смешивала снадобья и растирала травы.

Но и это все же не было роковым: примерно столько же человек заявили, что я вылечила их, пользуясь обычными лекарствами, безо всяких там заклинаний, чар и прочих фокусов. Учитывая силу общественного мнения, этим людям потребовалось мужество, чтобы выступить вперед и свидетельствовать в мою пользу, и я была им искренне благодарна.

От долгого стояния ноги мои начали ныть. Судьи сидели довольно удобно, узницам же табуретки не полагались. Но тут появился следующий свидетель, и я забыла про боль в ногах.

Преисполненный драматизма, могущего посоперничать с Каллумом, отец Бэйн распахнул дверь церкви и вышел на площадь, хромая и тяжело опираясь на деревянную трость. Он медленно приблизился к центру площади, склонил голову перед судьями, потом повернулся и внимательно оглядел толпу.

Под его стальным взглядом шум стих, перейдя в тихое, тревожное бормотание. Он заговорил, и его голос хлестнул, как удар плетью.

— Это Суд Божий над вами, жители Крэйнсмира! «Пред лицем его идет язва, а по стопам его — жгучий ветер». Увы, вы сами допустили, чтобы вас ввергли в соблазн свернуть с праведного пути! Вы посеяли бурю, и теперь этот смерч среди вас!

Я уставилась на него, ошеломленная этим неожиданным талантом к ораторскому искусству. Возможно, он становился способен к такому полету красноречия только во время кризисов. Напыщенный голос продолжал громыхать.

— На вас падет чума, и вы погибнете под тяжестью собственных грехов, если не успеете искупить свою вину! Вы радостно приняли к себе вавилонскую блудницу! — Судя по взгляду, которым он в меня выстрелил, имелась в виду я. — Да, вы продали свои души врагу, вы пригрели на груди английскую гадюку, и на вас падет отмщение Господа Бога Всемогущего! «Избавьтесь от чужой, которая умягчает речи свои! Ибо дом ее ведет к смерти, и стези ее — к мертвецам»! Покайтесь, люди, пока не стало слишком поздно! Падите на колени, говорю я вам, и молите о прощении! Изгоните английскую блудницу и отрекитесь от сделки с порождением Сатаны! — Он схватил с пояса четки и замахал в мою сторону большим деревянным распятьем.

Все это было довольно забавно, но я заметила, что Матт сильно напрягся. Скорее всего, профессиональная зависть.

— Э-э-э… отче, — сказал судья, слегка поклонившись в направлении отца Бэйна, — вы можете предоставить нам свидетельства, обвиняющие этих женщин?

— Могу. — Маленький священник, красноречиво выплеснув негодование, успокоился. Он направил на меня угрожающий палец, и мне пришлось собрать все силы, чтобы не шагнуть назад.

— В полдень вторника, несколько недель назад, я встретил эту женщину в садах замка Леох. Воспользовавшись противоестественными силами, она натравила на меня свору псов, и я упал к ее ногам, и оказался в смертельной опасности. Будучи серьезно ранен в ногу, я попытался покинуть эту женщину, но она хотела соблазнить меня своей греховностью и звала уединиться с ней. Я сопротивлялся ее уловкам, и тогда она сотворила надо мной проклятье!

— Да что за отвратительный вздор! — возмутилась я. — Это самое нелепое обвинение, которое я когда-либо слышала!

Взгляд отца Бэйна, мрачный и сверкающий, словно в лихорадке, оторвался от инквизиторов и остановился на мне.

— Ты что, отрицаешь, женщина, что сказала мне эти слова? «Пошли со мной, священник, а не то твоя рана загноится»?