— Не тревожьтесь, мадам. Брат Эмброуз весьма сведущ. — И посмотрел на меня с откровенным одобрением, тревожно напоминавшем о его племяннике. — Муртаг сообщил, что вы тоже доктор.

— Да, — откровенно ответила я. Это вызвало настоящую улыбку.

— Вижу, вы не страдаете грехом ложной скромности, — заметил он.

— У меня есть другие грехи, — улыбнулась я в ответ.

— У всех у нас есть грехи, — вздохнул он. — Я уверен, что брат Эмброуз пожелает с вами посоветоваться.

— Муртаг рассказал вам… что случилось? — нерешительно спросила я.

Широкий рот сжался.

— Да. То, что известно ему. — Аббат молчал, словно ожидая моего вклада, но я молчала тоже. Было понятно, что он бы хотел задать вопросы, но ему хватало доброты, чтобы не давить на меня.

И отец Александр поднял руку, благословляя меня и прощаясь.

— Добро пожаловать, — повторил он еще раз. — Я пришлю к вам послушника с едой. — И снова оглядел меня с ног до головы. — И принадлежностями для мытья. — Он перекрестил меня в воздухе, то ли прощаясь, то ли изгоняя грязь, и исчез, взметнув сутаной.

Внезапно поняв, насколько я устала, я опустилась на кровать, гадая, сумею ли не заснуть достаточно долго, чтобы и поесть, и помыться. Я еще думала, а голова уже упала на подушку.

Мне приснился жуткий кошмар. Джейми оказался по ту сторону прочной каменной стены без единой двери. Я слышала, как он кричит, все снова и снова, но не могла добраться до него. Я отчаянно колотила по стене, но руки утопали в камне, как в воде.

— Ох!

Я села на узкой кровати, сжимая руку, которой только что ударила по твердой стене около кровати. Я раскачивалась взад и вперед, зажав больную руку между ног, и вдруг поняла, что крики продолжаются.

Они резко прекратились, когда я выбежала в холл. Дверь в комнату Джейми была открыта, коридор наполнял мерцающий свет лампы.

Монах-францисканец, которого я еще не видела, стоял рядом с Джейми, удерживая его. Свежие пятна крови просочились сквозь повязки на спине, плечи дрожали, как от озноба.

— Страшный сон, — объяснил монах, увидев меня в дверях. Он уступил мне место около Джейми и отошел к столу за тканью и кувшином с водой.

Джейми все еще дрожал, и лицо его блестело от пота. Глаза были закрыты, он тяжело дышал, хрипло, прерывисто. Монах сел рядом со мной, ласково поглаживая лицо Джейми, убирая с висков влажные волосы.

— Вы, конечно, его жена, — обратился он ко мне. — Думаю, сейчас ему станет лучше.

Через несколько минут дрожь утихла, Джейми вздохнул и открыл глаза.

— Все в порядке, — сказал он. — Клэр, все уже хорошо. Но ради Бога, избавься от этой вони!

Только сейчас я заметила, чем пахнет в комнате — легкий, пряный, цветочный аромат, такие привычные духи… Лаванда. Аромат для мыла и туалетной воды. В последний раз так пахло в подвалах тюрьмы Вентворт, то ли от простыней, то ли от самого капитана Джонатана Рэндалла.

Источник запаха находился в небольшом металлическом кубке, наполненном ароматизированным маслом. Кубок был подвешен над свечой. Предполагалось, что он успокоит сознание, но эффект оказался прямо противоположным. Джейми дышал уже спокойнее. Он сидел сам, держа в руках чашку с водой, протянутую ему монахом. Но лицо еще оставалось белым, а уголки рта подергивались. Я кивнула францисканцу, монах быстро завернул горячий кубок в полотенце и понес его в холл.

Джейми облегченно вздохнул и поморщился — болели ребра.

— Раны на спине открылись, — сказала я, повернув его, чтобы добраться до повязок. — Но ничего страшного.

— Знаю. Должно быть, я во сне повернулся на спину. — Толстое, сложенное в несколько раз одеяло, которое удерживало его на одном боку, соскользнуло на пол. Я подняла его и положила на кровать.

— Видимо, из-за этого сон и приснился. Мне снилось, что меня порют. — Он содрогнулся, глотнул воды и протянул чашку мне. — Нужно что-нибудь покрепче, если это возможно.

Как на реплику, в дверях возник наш услужливый монах. В одной руке он держал кувшин вина, в другой — небольшую фляжку с маковым отваром.

— Алкоголь или опиум? — улыбнулся он Джейми, подняв обе руки. — Можете сами выбирать себе забвение.

— Я выпью вина, с вашего позволения. Снов на эту ночь мне уже достаточно, — ответил Джейми, криво улыбнувшись. Он медленно пил вино, а францисканец помогал мне сменить окровавленные повязки, смазывая раны мазью из календулы. Он повернулся к двери только после того, как я уложила Джейми, подперла его одеялом и укрыла.

Проходя мимо кровати, он наклонился и осенил его крестом.

— Отдыхай как следует, — сказал он.

— Спасибо, отец, — сонно отозвался Джейми. Думая, что до утра мы уже не увидимся, я прикоснулась, прощаясь, к его плечу и вышла в коридор вслед за монахом.

— Спасибо, — сказала я. — Я вам очень благодарна за помощь.

Монах изящно отмахнулся от благодарности.

— Я рад, что смог оказаться полезным, — заверил он меня, и я обратила внимание на его превосходный английский, хотя и с легким французским акцентом. — Я шел по гостевому крылу в часовню святого Жиля и услышал крики.

Я вздрогнула, вспомнив эти пронзительные вопли, хриплые и жуткие, искренне понадеявшись, что больше их не услышу. Глянула в окно, но не заметила никаких признаков рассвета.

— В часовню? — удивилась я. — Но мне казалось, что заутреню поют в главной церкви. И в любом случае еще рано.

Францисканец улыбнулся. Он был еще довольно молодым, может, лет тридцати, но его шелковистые каштановые волосы, коротко подстриженные, с аккуратной тонзурой, уже подернулись сединой.

— Для заутрени еще очень рано, — согласился он. — Я шел в часовню, потому что настала моя очередь Неустанного Поклонения Пресвятым Дарам. — Он оглянулся на комнату Джейми, где свеча-часы показывала, что сейчас половина третьего.

— Я сильно опаздываю, — сказал он. — Брат Бартоломей уже хочет спать. — Он поднял руку, быстро благословил меня, повернулся и исчез в дверях в конце коридора раньше, чем я додумалась спросить, как его зовут.

Я вернулась в комнату и склонилась над Джейми. Он уже уснул и дышал спокойно, лоб его пересекала морщина. Я провела рукой по его волосам. Морщина разгладилась, но тут же вернулась на место. Я вздохнула и подоткнула одеяло.

Утром я чувствовала себя намного лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, и его подташнивало. Он решительно отвергал любые предложения завтрака, будь то бульон или специальный укрепляющий напиток, и раздраженно огрызнулся на меня, когда я попыталась проверить повязку на руке.

— Ради Христа, Клэр, оставь меня в покое! Хватит надо мной суетиться! — сердито вырвал он руку.

Я, ни слова не сказав, отвернулась и начала прибирать на небольшом столике горшочки и свертки с лекарствами. Я расставила их по назначению: мазь из календулы и ольховый бальзам — успокаивающие, ивовая кора и ромашка для чая, чеснок и тысячелистник для дезинфекции.

— Клэр.

Я повернулась и увидела, что он сидит на кровати, глядя на меня со смущенной улыбкой.

— Прости, Сасснек. Все внутренности стиснуты, и у меня сегодня злющее настроение. Но это не значит, что я должен был кричать на тебя. Прощаешь?

Я быстро подошла к нему и обняла.

— Ты и сам знаешь, что тут нечего прощать. Только что это значит — все внутренности сжаты? — Уже не в первый раз я поняла, что близкие отношения и любовь вовсе не синонимы.

Джейми сделал гримасу, склонившись вперед и схватившись за живот.

— Это значит, — сказал он, — что я хочу, чтобы ты оставила меня одного хотя бы ненадолго. Если ты не против.

Я поспешно выполнила его просьбу и пошла завтракать.

Немного позже я заметила опрятную фигуру францисканца в сутане. Он шел через двор к монастырю. Я поспешно догнала его.

— Отец! — окликнула я, он обернулся и заулыбался, увидев меня.

— Доброе утро. Мадам Фрэзер — так вас зовут? Как себя чувствует сегодня утром ваш муж?

— Лучше, — ответила я, надеясь, что это так. — Я хотела еще раз поблагодарить вас за вчерашнюю ночь. Вы ушли так быстро, что я даже не успела спросить, как вас зовут.