Федота я на следующий день, когда поток дел немного ослаб, незаметно подозвал к себе.

— Скажи, мне ты, готов был умереть от моих рук, прося за этого француза? — спросил я его.

— Да, государь. Ты победил, он сдался, зачем тебе лишний грех брать? — глядя на меня, спокойно ответил он мне.

— А если б я тебя убил в гневе? — вновь спросил я.

— Господь бы простил тебя, государь. А я бы грехи свои искупил своей смертью во благо другого человека, — ответил он мне.

Я окуевший от такого хода его мысли, взял его за плечи, и сказал ему:

— Спасибо тебе Федот. Отвёл, спас ты меня от греха.

— Я тебе благодарен за это. Буду помнить, — произнес я, и это было искренне.

Глаза у этого матерого воина, заблестели, он набрал в грудь воздуха, и хотел, мне, что-то сказать. Но, наверно от избытка чувств не смог. Я в ответ немного стиснул его плечи, и сказал: «Иди».

Позже мне собрали информацию о Федоте более подробно. Так вот в сражение при Темешваре, в запале боя он перебил несколько венгров, которые уже, по сути, сдались в плен. Вот и тяготило его это. Ну, что ж француз ему теперь зачтется. Да, и отведение меня от убийства беззащитного тоже пойдёт ему в копилку.

К шести утра с десантом у Керчи было покончено. Остались отдельные отряды англо-шотландцев и французов, которые сделали баррикады из телег, пушек, тюков, мешков и даже тел своих убитых товарищей. Они были окружены, но, на предложение сдаться, делать этого пока не хотели.

Я верхом с охраной и штабом двигался по полю сражения к этим островкам сопротивления. Сопротивления по сути моей воли. Ведь именно это событие произошло уже благодаря моему вмешательству. А они этому продолжали противодействовать, хотя было ясно, что в этой истории сражение за Керчь Россия выиграла. А они упёрлись, и не хотели покориться новому повороту событий, которые произошли уже из-за моих действий.

Поле сражения. Я его видел и раньше… на картинах, и конечно в фильмах. Теперь же имел возможность увидеть всё сам, без подхода художников, режиссуры и операторской работы.

Восходящие светило всё больше и больше освещало место битвы. Повозки, пушки, в разных положениях, мешки, тюки, ящики. Что-то ещё взрывается, горит, дымиться. Картина гигантского хаоса, разгрома, будто здесь прошла толпа пьяных Кинг-Конгов или Полифемов. И везде лежали убитые, раненые. Застреленные, заколотые, зарубленные, разорванные ядрами и бомбами, посеченные осколками, затоптанные ногами людей и коней. Всё это были люди. Теперь уже люди. До этого они были врагом.

Отрубленные пальцы, кисти, руки по локоть, плечо, попадались распластанные тела, и отсеченные головы. Оточенные до уровня бритвы, саперные тесаки в руках гвардейцев и гренадеров, это страшно. Но, ещё страшнее это палаши, сабли, шашки, кирасир, улан, гусар и казаков. Там где прошла конница вообще была сплошная расчленёнка.

Картинка это картинка, пусть даже и качественная 3D. Но, сейчас было не кино. Это была реальность. Поэтому поле битвы имело запах, точнее запахи. Порох, дым, земля, кровь, внутренности людей и лошадей, всё это смешалось в разных пропорциях, и вдыхалось и ощущалось мною. Наши кони с непривычки начали дуреть от всего этого. Вот он истинный запах победы. Ведь для кого это победа, а для кого-то смерть, страдания. У меня были позывы тошноты, но, глубокие частые вдохи, и такие моменты, что в той жизни я крови не боялся ни своей, ни чужой, колол и разделывал хрюшек, даже ради интереса пил их свежую кровь, головы курицам рубил для супа. Видел агонию и смерть на расстоянии вытянутой руки не только поросят, но, и людей упавших с пятого этажа. Да и, фильмы где людям отрубают головы, брызжет кровь, и тому подобное, тоже дали определённую закалку. И всё-же увиденное было конечно в новинку. Но, держался я так сказать молодцом. И даже заметил одобрительно-уважительные взгляды своей охраны и бывалых офицеров штаба. А вот штабная молодежь, проблевалась не слабо, попав в реальные реальности войны. Единичные фотографы, и их помощники, художники, журналисты тоже были вынуждены были освободить свои желудки. Их приводили в чувство просто… коньяком или водкой. Кому-то совсем стало плохо, и ими занялись бывшие при мне медики.

Профессиональных фотографов было целых… три. ТРИ, твою мать!!! На всю Россию! Сергей Львович Левицкий, Андрей Иванович Деньер и Александр Федорович Александровский. Их, то есть фотографов я распорядился найти, и обязать ехать со мной в Крым. Так же со мной прибыли ещё несколько художников и журналистов из ведущих русских газет и журналов. Надо переходить в наступление и в информационной войне.

За фамилию Александровский, я зацепился сразу. «Уж, не родитель ли это русской торпеды? Она же лучше была Уайтхеда», — подумал я, услышав я эту фамилию, когда мне представляли уже будущих фоторепортёров, фотохронистов Крымской войны в этой реальности. Его я взял, конечно, на заметку себе. И кстати это он среди бойцов информационного фронта не блевал. Почему? Иван Федорович Александровский до Крымской принял участие в Кавказской войне, в должности армейского художника. Наверно, видел подобное, может только в меньших масштабах.

Так, что теперь Россия, а затем мир узреет моменты дневного боя, итоги ночного, пленных, трофеи, и конечно победителей. Увидит это почти своими глазами, а вот прочитает уже то, что напишут. Причём напишут не только русские воины пера и бумаги, но, и прусские, несколько журналистов и просто желающих пригласили не просто в Россию, а именно в Крым. Интересно сколько из них офицеров? Надо пошевелить жандармов на этот счёт.

Кроме картинки были ещё звуки поля сражения. В это время это были стоны и крики раненых, сотен раненых. Их только начали собирать и заниматься ими. Но, звуки боли, страданий, надежды на помощь, перекрывало русское, «Ура!!!». Я двигался через свои войска, которые встречали меня акустическим ударом в хрен его знает сколько децибел: «Ура-а императору, ура-а-а!!!», «Ура-а государю, ура — а-а!!!». Мощно гремело по округе так, что думаю и в Камыш-Буруне слышали. Это тоже был звук поля битвы, тот, который всегда ласкает слух тех, кто в ней одержал победу. В данном случае это был и я, вместе со своей армией.

«Ура-а!!!», кричал я тоже, и приветственно махал рукой. Что ж, «Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс!» Победителем быть приятно, что ж скрывать это.

Класть своих солдат штурмуя оставшихся упорствующих храбрецов, я не собирался. Их уговорили сдаться. Главную роль здесь сыграл бог, бог войны, артиллерия. Дали пару залпов поверх голов, а для наглядности разнесли ядрами и бомбами квазиукрепления того отряда, который вел редкий ружейный огонь. Лишняя кровь. Но, лучше кровь противника, чем своих солдат. Этот и остальные отряды после использования наглядного пособия приняли предложение о сдачи. Тем более им пилюлю горечь поражения и сдачи в плен подсластили. Ведь они сдавались целому императору!

Сидя в седле, задрав правую ногу на него, я смотрел на процесс сдачи. И видя как за счёт новых сдавшихся растут колоны пленных, количество трофеев и полковых знамён, испытывал чувство сродни, «Развалинами рейхстага удовлетворён!!!»

Непрошенных гостей сразу сортировали по национальной принадлежности: французы, англичане, шотландцы, ирландцы, турки. Офицеров отдельно. Раненым начали оказывать помощь. Насчёт них была поставлена задача медицинской службе вытащить из рук смерти как можно больше. Пленные это рабочие руки, и предмет для торга в делах политических. Чем больше пленных, тем лучше позиция на будущих переговорах, ну, и рабочих рук пока до переговоров ещё далеко.

Вот только турков для таких дел здесь осталось совсем мало. Пару сотен всего, почти все раненые. На это были свои причины. Их дважды днём использовали как расходный материал в атаках. Казалось бы, этого достаточно на один раз, но, и после этого, им всё равно не повезло. По расположению турок, ночью ударила силами в полтора батальона… Православная дружина!!! Обученная, мотивированная, вкусившая днём вкус победы и крови до толе непобедимого противника. И тут на тебе, фигасе… турки!!! В общем, они стреляли, кололи, рубили, били любого, кто говорил, кричал, просил, молил о пощаде по-турецки. Бумеранг, однако, для турков вышел. А вернее мясорубка.