Взяв ведро и щетку я принялась начищать Изика. Интересно, а кто его мыл до меня? Тот фыркал от удовольствия подставляя бока и перхоть сыпалась мелкими снежинками под стройные блестящие копыта. Протерев в очередной раз его выразительные ноздри и заплетя сто три пряди гривы, я выразила надежду, что он не изгваздается в ближайшие полчаса, и наше отступление из Лориэна пройдет весьма достойно.

Собрав вещи и закинув лук за спину, я ждала своей депортации. Выражение лица заранее отточила перед зеркалом.

Сижу…

Ближе к обеду осторожный стук в дверь прозвучал для меня торжественным набатом. С натянутой улыбкой превосходства я взяла послание и на деревянных ногах вернулась на свою оставляемую жилплощадь.

– Никто не должен видеть твоего горя, сохраняй самообладание, будь хоть на миг светлой эльфийкой спокойной и невозмутимой – дрожащим шепотом уговаривала я себя. Руки не слушались, глаза застилали предательские слезы. Неловко надорвав сбоку пакет, я пытаясь нащупать извещение о выселении и уронила какой-то предмет. Больше ничего в конверте не было. Переведя взгляд себе под ноги, я почувствовала, что схожу с ума: на коврике из сухих трав переливался в солнечных бликах маленький мифриловый колокольчик.

Вихрь мыслей и образов, медленно набирая обороты, начал закручиваться в причудливую спираль. Трое из дозора, вежливый парикмахер, повар по компотам, добрая дюжина соседей, строгий судья по дорожному движению? Кто?

В пятый раз читая надпись на конверте убеждаюсь, что это не ошибка. Мое имя обычно пишут с одной "р", даже в анкете миграционного центра ошиблись, а здесь все правильно две буквы. Слабый запах духов тоже показался довольно знакомым, но память упорно отказывалась мне помогать. Так мучаясь догадками, я совершенно забыла про оседланного Изика, который несколько раз принимался ржать по окном. Консультант по косметическому уходу за кожей лица, писарь выдающий талоны, кланяющийся при каждой встрече фонарщик, дворник с жалобой на обжору единорога, вчерашний поваренок? Изик охрип и в отместку начал выбивать степ в самой глубине аккуратной лужи. Тот самый бюрократ из королевской приемной, продавец подержанных расчесок, скинувший мне залежалый товар, смотритель общественной сауны с масляными глазками? Все. Но кто бы он ни был, на танцы я не пойду. Хватит с меня и вчерашнего конфуза.

Мягко наступившие сумерки обволокли город таинственной пеленой, счастливые обладательницы колокольчиков в окружении родственников изящно дефилировали в направлении танцевальной поляны, а все остальные просто шли поглазеть на чужое счастье. Развевались подолы бальных платьев, концы затканных золотом накидок трепетали на легком вечернем ветерке, невероятные смеси духов с цветочными эссенциями забивали носы заставляя непрерывно чихать. Все были в каком-то лихорадочном ожидании и томлении. Весь воздух казался пропитанным этими чувствами, и высыпавшие звезды старались светиться особенно ярко, озабоченные столь высокой миссией. Кстати, моя мамочка говорила, что я рождена под самой счастливой звездой, она вся переливалась и искрилась в день моего рождения и не было на небе ничего равной ей. Где ты моя счастливая звезда? Которая из них, может та, что так низко стоит на горизонтом со слабым молочным свечением, или та, что повыше вспыхивающая красным отблеском. Поди разберись.

Грязный и обозленный Изик выразил все свое разочарование в таком долгом взгляде, что я не выдержав отвела глаза. Положив ключ под коврик и приколов на дверь записку с благодарностью за приют, я с ноющим сердцем покинула гостеприимный город. Сегодня даже караул бросил свои посты, чтобы поглядеть на такое незабываемое событие. Мы неслышно пробрались к самой границе города и, ориентируясь по млечному пути, отправились на восток к Андуину. Уж очень Изику была охота на него посмотреть, а потом решим куда дальше. Ведь теперь нас двое, значит, и путь вдвое короче. Мифриловый колокольчик, завернутый в носовой платок, мирно покоился в небольшом кожаном мешочке с остальными ценностями между расческами и пузырьками с лаком для ногтей.

Пробираясь через заросли душистых кустов, поминутно отряхивая одежду от желтоватой пыльцы на третий день мы вышли к величественной реке – сире Андуин. Красота этой широкой водяной дороги потрясла нас с Изиком одновременно. У моего друга даже недожеванный клочок травы упал изо рта. Обменявшись выразительными взглядами, мы замерли в восхищении, напоминая конную статую. Вода, правда, оказалась довольно холодной, зато очень чистой. На вечернем чаепитии единорог признался что больше всего на свете он любит стихи, причем, сам сочиняет, сам рецензирует и сам восхищенно слушает, жаль, что ночная мгла помешала мне насладиться его сочинениями. Но выяснения отношений разгорелись даже при слабом свечении ночных мотыльков-огников.

Изик недоумевал почему мы так спешно экипировавшись и даже не поужинав бежали.

– Там за столом был эльф из моего племени, из Лихолесья, он и меня знает, и то, что я отвергнута всем родом. Если бы мы не слиняли со всем имуществом, то возможно что бы нас отправили уже налегке. Ведь у меня статья с конфискацией.

– Так ты еще и вне закона.

– Начихать мне на их закон. Пусть законятся сколько хотят, я сама ушла и найду дом тоже сама. И какое тебе дело до моего прошлого, может у меня еще сердечная рана не затянулась.

Я всхлипнув вкратце рассказала о той несправедливости, что закрыла мне доступ к родному дому.

– Жаль, – резюмировал Изик, – знаешь, а он мне понравился. Красивый такой.

"Ещё один любитель мальчиков", – подумала я в полудреме. И закапавшись носом в теплую шерсть живота моего спутника заснула.

Этой ночью мне снился очередной кошмар – наш аранен Леголас почему-то с рыжей бородой заплетенной в косу обнимал минерассе – единорога – и целовал его в раздувавшиеся ноздри. Затем, посмотрев долгим взором на меня, протянул руку, и она начала вытягиваться, как древесная лиана все ближе подбираясь к моему горлу. Ужас сковал конечности, и я заворожено следила за этой рукой. Она все тянулась и тянулась, перебирая пальцами, искала меня. В какой то момент шею сжала страшная, неведомая сила. "Нет это не сон," – пронеслось в голове, и в тоже мгновение ресницы взлетели, я увидела черную тень нависшую надо мной. Тень, однако, была материальна. Железный захват не ослабевал. Подтянув колени и упершись ими во что-то мягкое, я резко выпрямила их. Одновременно проведя ногтями по предполагаемому лицу. Дикий вой потряс берега реки, и отброшенное тело рухнуло в заросли шиповника. Туда же полетели попавшиеся под горячую руку небольшой чайничек, ведерко с остатками воды, черствые лориэнские пирожки и под конец отломанный рог Изика. Душераздирающие вопли прекратились как то внезапно.

– Значит попала, – решила я и, оглянувшись на единорога, поразилась его безмятежному и спокойному сну. Глубоко выдыхая, тот дрых самым наглым образом. Дрожа от пережитого волнения и от предутреннего ветерка, я решила поближе разглядеть так напугавшее меня существо. Раздвинув колючие заросли и заглянув в самое нутро кустов, я увидела одетую в грязные лохмотья оркиху, она была не в себе, точнее вообще в полном отключении от красоты наступающего дня. Рядом валялся расколотый надвое рог.

– Бедняжка, – запричитала я, в тоже время прикидывая, что мне будет за убийство. Может награду дадут, а может срок изгнания набавят. В ходе рассуждений я забыла, что он у меня пожизненный. Присев рядом коснулась её щеки, пытаясь прочувствовать через изрядный слой грязи биение жизненной искры. Ничего. От страха я забыла, где искать пульс, и попыталась открыть ей глаза, может, очнется. Всё бесполезно. Послышался треск ломающихся кустов, и выспавшийся Изик воззрился на место преступления.

– Что замочила? Умница, теперь сама закапывай!

– Чем? Твой рог сломался

– Глупая неумеха, ты не могла воспользоваться веревкой. Что теперь я буду без него делать? Нет, положительно, ты действуешь мне на нервы.