Ну, а как брали здание парламента, все знают. Вряд ли к этому можно что-то добавить. Программа CNN вела репортаж о штурме Белого дома на весь мир, и повторять то, что все отлично помнят, видели своими глазами, не имеет смысла. Были танки, были выстрелы, были автоматные очереди, зеваки, пришедшие смотреть на спектакль, в котором убивают не понарошку, а взаправду. Были убитые, много убитых. И горе было общее, без делёжки на наших и ненаших. Все — наши…

Вечером я пригласил в Кремль Черномырдина, Ерина, Грачева, Филатова. Уже в 16.30 было известно, что практически всю верхушку Белого дома удалось арестовать. Как раз в это время Коржаков с охраной на БТР и БМП сопровождал всех их в Лефортовскую тюрьму, принадлежащую Министерству безопасности, а до этого КГБ. Я почему-то в этот момент вспомнил о Баранникове. Представил, с каким ужасом он, который всего два месяца назад был генералом, начальником, в том числе и этого хозяйства, войдёт сейчас в камеру… Потом отогнал от себя эту мысль. Он все сделал своими руками и лично сам себе подписал приговор, по которому через несколько минут окажется в Лефортовской тюрьме. Об остальных даже не хотелось и вспоминать.

«Октябрьская революция» 1993 года безуспешно завершилась.

И помянем погибших…

В ожидании нового века

Бывшая империя не исчезает просто так. Она готовит нам все новые и новые катаклизмы. Она воспроизводит новых бойцов, фанатов, лидеров в погонах или без них. Империя мстит за свою гибель.

Как же уберечься от этого политического Чернобыля? Я думаю, надо научиться прежде всего честно и объективно анализировать ситуацию. Не впадать в эйфорию, но и не поддаваться депрессии, которая — не скрою — охватила меня после этих трагических событий. Все тогда бросились строить безумные предположения об изощрённых провокациях, о спланированном заговоре против Белого дома. Я рассказал, как все было на самом деле. Но хотелось бы разобраться и в причинах происшедшего.

Политика — дело тяжёлое, иногда страшное, но все же человеческое. В ней те же законы, что и в жизни. И у политика должна быть брезгливость, чистоплотность, не должен он ради высокой идеи пачкаться в грязи.

Никто не заставлял боевого офицера Руцкого, профессора Хасбулатова, считающих себя политиками глубоко нравственными, пользоваться помощью неонацистов. Именно у стен Белого дома прошли своё боевое крещение русские фашисты, боготворящие Гитлера и его идеи. Именно от Белого дома шли импульсы, толкающие людей на самое страшное — поджигать, убивать, громить. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, здесь провоцировали, готовили, тщательно планировали. И делали это под прикрытием высокого звания «политической оппозиции».

Я думаю, что вот эта чисто этическая причина и есть самая основная. В неразборчивости вкусов моих оппонентов — причина их краха. В их моральной ослепленности. В том состоянии возбуждения, какого-то опьянения событиями, в котором они пребывали все эти дни.

3 октября Руцкой и Хасбулатов обратились к народу с воззванием. Это произошло в тот момент, когда была захвачена мэрия. Они решили, что началось настоящее народное восстание. Они взывали:

Вот такие слова. Мне понятно то глубочайшее потрясение, опустошение, которое испытали жители России после октябрьских событий. Жутко, когда танки стреляют в твоей столице. Когда гибнут люди. И хочется первым делом обвинить во всем центральную власть.

Но представьте себе, какие реки крови пролились бы, если задуманное авторами этого обращения свершилось. Если бы армия против армии. Солдаты против солдат. Толпа на толпу. Никакие переговоры с людьми, призывающими народ к братоубийственной войне — недопустимы. Я напомню, что это обращение принято ими ещё до штурма «Останкина».

Какие великие исторические решения должен был принять съезд, сидящий в Белом доме? Быстренько вернуть нашей Родине «былую славу»? Присоединить Крым к России? Объявить Молдавию, Грузию, Украину, Среднюю Азию, Прибалтику зоной исконно русских интересов? И сказать, что всех несогласных ждёт встреча с русским оружием?

И это было бы лишь началом. Куда более «смелые и решительные» люди ждали своего часа. Люди, которых обуревает жажда глобальной войны с западной цивилизацией. А началась бы эта война с войны внутри России, с местными врагами — со всеми, кто думает иначе, кто «прислуживал ельцинистам». Война и террор стояли на нашем пороге, хотя мы этого совсем не ждали.

Держать всю Россию в напряжении — это мы умеем. Недаром к Белому дому со всех концов страны стянулись такие романтичные, возвышенные люди — один из них написал на стене церковной колокольни, откуда стрелял по людям из снайперской винтовки: «Я убил пять человек, и очень рад».

Запомнил взгляд Грачева. Тяжёлый взгляд. Ох, как нелегко ему далось это решение. Применять боевое оружие в мирное время — для солдат и офицеров тяжелейшее испытание. Мы это поняли ещё по августовскому путчу. И тогда никто не хотел никого убивать.

Белый дом был миной с запущенным механизмом, подложенной под Россию. Оставались минуты, секунды. И взрыв был неминуем. Да, стрелять, Павел Сергеевич! Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей, спасти миллионы от гражданской войны, в которой нет правых и виноватых, в которой брат идёт на брата, сын на отца. Ведь это уже было. Когда позволили. Когда пропустили вооружённую толпу к Зимнему дворцу. Такую же накачанную лозунгами толпу, с боевиками, комиссарами во главе. История повторилась. Но только теперь Россия оказалась умнее.

Я стараюсь сегодня спокойно принимать критику. В душе каждого пишущего и говорящего болит эта незажившая рана. Нормальному человеку очень трудно забыть, трудно отойти от этого кровавого безумия.

Сейчас ругают президента Ельцина так много и так беспощадно, как не ругали до этого при жизни ни одно первое лицо в России.

Но сегодня ругать начальство — у нас уже перестаёт быть делом жизни. Наконец-то!

В России исчезает страх. Тот страх, затаённость, угрюмость, которые всегда были свойственны русскому обществу. Возникает невиданная ситуация. Власть становится как бы продолжением частной жизни. Жизни граждан. Президент — один из граждан, а не какое-то исключительное существо, сидящее где-то там наверху, грозное и недоступное.

Меняется сама основа, на которой строилась всегда русская история. Наступает конец узурпаторскому периоду.

Ценности частной, семейной жизни и в России выдвигаются на передний план. «Государева служба», конечно, остаётся сферой приложения сил для очень многих людей, но мы перестаём ей придавать какое-то священное значение. Государству важна не служба граждан, а сами граждане. Меняется и отношение людей к первому лицу в государстве.

Есть ускользающая, иррациональная причина, по которой происходит этот странный парадокс: ругают почём зря, а голосуют почему-то «за».

Вообще как только меня не разбирают. И Водолей я, оттого то-то и то-то. И с людьми я не умею работать. И только в экстремальной ситуации могу существовать. Это критика интеллигентская. А вот примитивная: пьёт. После выпитого плохо соображает. Чего ему скажут, то и делает. Ну и так далее.