Управляющий, тот еще шельмец, после посещения Адольдага расписал в красках перед господами плачевное состояние как самой усадьбы, так и прилегающих к ней строений. Живописал в самых мрачных красках крайнюю запущенность сада, наверное, с час распинаясь о кошмаре, что творится во владениях. А потом мастерски подсунул отчет, в котором говорилось, что на восстановление усадьбы потребуются огромные средства и что, мол, вообще проще усадьбу продать, нежели приводить в божеский вид.

Если бы на тот момент имуществом распоряжался Кларенс, то он бы не преминул именно так и сделать, но герцог, отлично знавший, что стоимость земли в тех местах неуклонно растет, лишь покачал головой, зашвырнув писульки управляющего подальше.

– Если дело обстоит именно так, как вы говорите, – сказал тогда его светлость, – то проще будет подождать еще пару-тройку лет, пока все окончательно доразвалится, а потом продать участок как дикие земли. А пока я буду держать его как залоговый капитал.

Неизвестно, зачем соврал и для кого старался управляющий, его, кстати, через пару месяцев после той поездки уволили, но на самом деле усадьба представляла собой вполне сносное строение, в котором требовались только крепкие мужские руки да неустанный труд. Правда, господа об этом так и не узнали, а как обстоят дела на самом деле, мистер Порриман разъяснять им не стал. По его мнению, до уровня, приличествующего господскому дому, было далеко, но вот жить и не заболеть при этом чахоткой вполне можно. И вот только теперь он сообщил об этом Меган, с пеной у рта расписывавшей прелести общения со мной и милости хозяйской руки. Девушка, в свою очередь, рассказала им о моей обмолвке…

Так и было решено: уезжая со мной, Меган заполучала вполне законного мужа и возможность жить с ним открыто в браке (вот хитрюга, просчитала мою доброту!), а мистеру и миссис Порриман предоставлялась возможность сменить работу и получить при этом человеческое обхождение со слугами, а не быть молчаливыми рабами. Кроме того, Порриманы понадеялись захватить с собой троих сыновей, проживающих в деревне. Мальчишкам требовался жесткий мужской контроль, который отец, работая в далеком герцогском доме, обеспечить не мог. Парнишки-погодки не имели приличной работы, дабы прокормить себя, и родители опасались, что без должного надзора (в деревне за ними смотрела только старая бабка) те пойдут по нехорошей дорожке. А в Адольдаге, на вольной природе, где детям, естественно, найдется дело, заодно за ними будет обеспечен и родительский пригляд.

– Так это сколько же со мной человек поедет?! – выдохнула я, шокированная донельзя. Я планировала ехать в одиночестве в неизвестность, а получалось, что со мной отправлялось…

– Восемь, – бодро ответила Меган.

Она уже поняла, что из меня можно веревки вить, и пользовалась этим вовсю.

– То есть как это?.. – осторожно уточнила я. По моим подсчетам, выходила другая цифра.

– Ну, с нами поедет еще и Агна… – Девушка для приличия отвела глаза, однако довольной улыбки скрыть не смогла.

– А это кто?

– Еще одна горничная. Ее маркизов камердинер домогается. Такой же! Под стать хозяину! Он буквально на днях ее ссильничал, и Агна боится, что такое еще повторится.

– Ясно, – выдохнула я, вскидывая глаза к потолку. – Вот только как мы поедем? И что я должна сказать насчет вас маркизу и герцогу? Я понимаю, если бы вас было двое. Но восемь?..

– Трое сыновей не счет, – заметила Меган.

– Ну хорошо, пятеро. Но это сути дела не меняет.

– Поэтому я попрошу вас, миледи, поговорите с герцогом Коненталем. Мистер Бейкбор отпустит нас всех, но на чем нам ехать вслед за вами, мы не знаем.

Я пообещала все сделать. Теперь мне гораздо проще и спокойней будет отправиться в имение, нежели раньше.

Уже переодевшись и собравшись спуститься в столовую, я в последний момент решила позавтракать в спальне. Я опасалась, что напоследок Кларенс еще что-нибудь выкинет. Вчерашние «проводы» он мне никогда не простит.

Кстати, снесенные столбики, уходя, Меган забрала с собой. Когда сегодня с утра я посмотрела на них еще раз, то просто диву далась, как смогла их сломать?! Не иначе как от большой злости или от испуга.

Однако поесть мне нормально не дали. Только Меган налила чай, как в комнату постучался камердинер его светлости и передал, что герцог желает беседовать со мной после завтрака у него в кабинете. Пришлось подтвердить ему, что обязательно приду.

– Ну, началось! – выдохнула я, едва за слугой закрылась дверь. – Сейчас герцог будет полоскать мне мозги часа два…

– Простите? – удивленно отозвалась Меган со своего места. Я приучила ее, что, пока я ем, она не стоит у меня над душой, как принято, а сидит напротив и завтракает второй раз. – Как это понять – полоскать мозги? На самом деле?!

Я едва не расхохоталась. Языковые, вернее, смысловые барьеры наконец-то дали о себе знать. В обществе Меган я расслабилась, перестав каждый миг контролировать свою речь, и вот теперь случилось недопонимание. Когда я говорила на правильном языке, никаких сложностей не было (я уже перестала задаваться вопросом – почему свободно общаюсь с местными, ведь теоретически языковой барьер должен был бы появиться), а вот когда невольно стала сдабривать лексикон сленговыми выражениями, они возникли мгновенно.

– Вовсе нет! – отмахнулась я. – Идиоматические выражения, не бери в голову!

– Иди… что? Не брать что?.. – еще больше растерялась девушка.

– Не обращай внимания, – попыталась я сказать по-иному.

– А… – отозвалась она и уже потянулась к вазочке с печеньем, как в дверь снова постучали.

Меган тут же отставила свою чашку в сторону и накрыла ее салфеткой, будто вовсе и не сидела со мной.

– Да? – спросила я, когда следы завтрака на второго человека были уничтожены.

– Это камердинер маркиза Мейнмора, – раздалось в ответ.

Меган открыла дверь, и перед нами предстал хлыщеватого вида мужчина, уже немолодой, с залысинами и несколько набрякшими веками. Окинув меня презрительным взглядом, словно его статус слуги был гораздо выше, чем мой, он, сцеживая сквозь зубы слово за словом, надменно выдал:

– Маркиз Мейнмор требует, чтобы вы после завтрака прошли в его комнату. Он желает поговорить…

– После завтрака я буду очень занята, – отрезала я. Говорить с этим подобием супруга мне совершенно не хотелось, как и с самим супругом.

– Маркиз Мейнмор сказал, что не потерпит возражений. И если вы не явитесь к нему добровольно, то я должен буду привести вас силой.

Я аж задохнулась от возмущения.

– Маркиз Мейнмор перетопчется! – выдала я, когда обрела способность говорить.

Ну ничего себе приказики!

Меня ужасно разозлили слова личного камердинера. Маркиз оказался в своем репертуаре! Слуга сбился, похоже, он не ожидал отпора с моей стороны, а я тем временем продолжила:

– После завтрака я приглашена в кабинет к его светлости герцогу Коненталю. – И не без мстительности добавила: – Слово которого в этом доме закон. – А потом, вовсе не подумав о последствиях, встала, взяла со стойки у камина ту самую кочергу и через Меган передала ее камердинеру. – Маркиз перебьется. А если он запамятовал, на чем именно мы прервались вчера вечером, то можете передать ему данный предмет. Он должен напомнить.

Слуга побагровел, однако принял из рук девушки кочергу и, больше ни слова не говоря, направился обратно.

Меган закрыла дверь, а я, потрясенная, села обратно. Завтрак, начавшийся в приподнятом настроении и разговорах, дальше пошел в молчании. В полной тишине бежали минуты (Меган, стараясь мне не мешать, быстренько доедала), а я с ужасом начинала понимать, что же натворила.

Зачем я разозлила Кларенса еще сильней? Неужели я так расхрабрилась оттого, что узнала, что поеду не одна?! Или, может быть, понадеялась, что в доме герцога он мне ничего не сможет сделать?! Так это смотря насколько сильно он будет разъярен…

Поняв, что сделанного не воротишь и слова не вернуть назад, я решила хоть как-нибудь исправить положение.