– Муки! – прокричала Меган.

– Сажи и золы! – вторила ей Агна.

В оставшееся время до визита гостей мне выбелили лицо, натерли под глазами и щеки серой золой, на голову водрузили невероятный ночной чепец, губы намазали маслом, а потом аккуратно присыпали той же золой. В итоге из меня получилось невероятно бледное пугало с растрескавшимися губами и запавшими щеками и глазами.

– Вам бы только гримерами в Голливуде работать, – пробормотала я, разглядывая свое отражение в ручное зеркальце.

Только любоваться на себя мне долго никто не дал. Примчался взмыленный младший сын Порриманов, поставленный на карауле.

– Уже в воротах! – замахал он.

Меня, в чем была, прямо с мокрым подолом, только фартук грязный стащили, запихнули в кровать, и едва успели укрыть по самую шею, как во входную дверь вежливо постучали.

– Миледи, вы только посильнее кашляйте, когда они к вам войдут, – предупредила меня напоследок Меган и вышмыгнула из комнаты. Я осталась в одиночестве потеть под стеганым одеялом.

Все, что мне оставалось, это лежать, надеяться, что «грим» не потечет от жары, и подслушивать.

Похоже, дверь открыла Меган и завела незатейливый разговор с выяснением, кто такие благородные господа и что они желают от хозяйки, которая изволит отдыхать. Представление ею было разыграно мастерски. Я порой даже думала, что ей бы в театре работать – такой талант пропадает. Потом, после беседы с приезжими, она зашмыгнула обратно в комнату и громко, явно для находящихся по ту сторону двери, поинтересовалась:

– Миледи, вы уже встали? – И тут же шепотом: – Покашляйте.

Я честно попыталась, но вышло не особо. Очень сложно кашлять, будучи совершенно здоровой.

Меган скривилась и стала делать отчаянные жесты и гримасы, чтобы я повторила погромче, но это у нее вышло так потешно, что я едва не расхохоталась. Зато от усилий сдержать смех я подавилась и действительно раскашлялась. Девушка довольно показала мне большой палец, а после, открыв дверь, пригласила посетителей в комнату.

С яркого света в полумрак вошли двое мужчин, внимательно вглядываясь в окружающее. Лишь притерпевшись к освещению, они увидели стоящую у противоположной стены кровать. Сделав пару шагов по направлению ко мне, они внезапно сморщились и с опаской остановились. Я не поняла, почему это произошло, но старательно продолжала разыгрывать умирающую.

– Что с миледи? – осторожно уточнил один из них, русоволосый парень с правильными чертами лица, у которого под левым глазом был небольшой шрамик. Я узнала его: он тогда был в парке вместе с Кларенсом.

– О! – драматически заломила руки Меган. – Миледи давно нездоровится. Еще с зимы. – И шепотом специально для них добавила: – Чахнет. Похоже, чахотка у нее.

Я поняла, что нужно подать какие-то признаки жизни. Поэтому я пошевелилась и слабеющим голосом поинтересовалась:

– Меган, кто пришел? – и напоследок закашлялась. Одеяло предательски начало сползать.

– Это друзья милорда, – пояснила девушка и обратилась к мужчинам: – Вы можете подойти, поговорить с ней, а то так далеко ей трудно общаться. – И уже в сторону: – Хотя я бы не советовала. Заразная она.

Естественно, мужчины даже с места не двинулись, а я, вцепившись изнутри в одеяло – ручки-то после поливки у меня были не совсем чистые, – вновь постаралась правдоподобно закашляться. Вышло не очень. Одеяло продолжило предательски сползать.

Услышав мой неправдоподобный кашель, Меган тут же нашлась:

– Ох, совсем из сил выбилась бедняжка. Всю ночь так кашляла, так кашляла! И кровь уже горлом идет…

И тут в комнате появился новый персонаж:

– Что здесь происходит?!

Это вошел отец Митчелл. За его спиной я разглядела потрясенное лицо Джонатана.

– Святой отец! – тут же нашлась Меган. – Похоже, сегодня вы зря пришли. Она еще жива. Отпевать не нужно, но, возможно, завтра…

Никогда в жизни я не видела настолько шокированного человека! Лицо пресвитера вытянулось, а рот приоткрылся из-за того, что челюсть самым натуральным образом отвисла. Джонатан точь-в-точь походил выражением лица на пресвитера.

Друзья Кларенса, естественно, обернулись, чтобы посмотреть на пришедших, а я в это время уселась на кровати и принялась семафорить отцу Митчеллу и Джонатану, чтобы они не выдавали меня и вообще хранили молчание. Одеяло рухнуло на пол, и я судорожно склонилась за ним. На шум начали оборачиваться друзья Кларенса, но Меган, стоявшая ко мне боком, увидела мои кульбиты и вцепилась ближайшему в рукав.

– Это святой отец Митчелл, – указала она на пресвитера, – он с самого начала болезни поддерживает миледи, навещает ее и даже проводит в последний путь.

Естественно, мужчинам пришлось и дальше смотреть в ту же сторону.

– А это сосед по имению, баронет Эйрли, – продолжала Меган. – Он тоже навещает миледи… – И без какого бы то ни было логического перехода поинтересовалась: – О! А вы же останетесь у нас с ночевкой? Тогда, возможно, вы подежурите у постели миледи?.. Или…

Будь благословен Джонатан, который в этот момент предложил:

– Господа могут остановиться у меня. Мое поместье в приличном состоянии, и у меня найдется пара гостевых комнат.

Пока друзья Кларенса благодарили баронета, я наконец-то справилась с бунтующим одеялом и улеглась как ни в чем не бывало. При этом все мои манипуляции были прекрасно видны пресвитеру и Джонатану, но незаметны стоящим спиной мужчинам.

Потом все внимание вновь обратилось на меня. Мужчины сочувствующе повздыхали, однако с места так и не сдвинулись, потом один неожиданно достал из-за пазухи кошель и протянул Меган:

– На нужды миледи… ну вы сами знаете какие… – смущенно произнес другой, симпатичный, внешне чем-то напоминающий Себастьяна, разве что кость была у него потоньше и сложение более изящное.

Меган мгновенно сунула кошель в карман на переднике, а потом, указав на дверь, произнесла:

– Миледи весьма слаба, ее сильно утомляют посетители.

И тут я поняла, что, если я хоть что-то не объясню Джонатану и святому отцу, они по неведению расстроят мне весь замысел!

– Святой отец, – пробормотала я, – прошу… Баронет…

Меган, умница, сообразила:

– Миледи просит, чтобы баронет и святой отец подошли к ней, а вы… Пойдемте на воздух, благородные господа. Вы с дороги. Я налью вам чудесного морса из свежих ягод.

Поскольку в комнате было невероятно душно и мужчины уже истекали потом, они радостно согласились.

Когда мы остались втроем, я с облегчением откинула одеяло.

– Какого черта?! Прошу прощения, святой отец, – не выдержал Джонатан. – Аннель, что это за представление?! Я чуть в обморок не хлопнулся, увидев вас, похожую на труп! Хотя я боевой офицер и повидал всякое, но… – Он поперхнулся. – Господи, да чем у вас так гадостно пахнет?!.

– Джонатан, отец Митчелл, прошу вас! – взмолилась я, вставая с постели. У пресвитера, когда он увидел меня, вот так загримированную, но в совершенно обыденной одежде, брови на лоб полезли от удивления. – Не выдавайте меня! Святой отец, я понимаю, что вы не можете обманывать, но, пожалуйста, не говорите ничего. Обещаю! Едва они уедут, я вам все объясню. Но если сейчас изобличить мою ложь, то меня ждет именно такая участь, которую я тут разыгрывала.

Святой отец подумал, но нехотя кивнул.

– Лгать я не стану, ты права, дочь моя, однако промолчу. Но ты…

– Я расскажу, обещаю! Ничего страшного от вашего молчания не случится. Им вы просто спасете меня. А вас, Джонатан, я прошу лишь об одном: напустите побольше тумана и… постарайтесь, чтобы эти люди как можно скорее уехали. Они друзья моего супруга, который прислал их сюда, чтобы убедиться, при смерти ли я. Я лишь разрешила поверить им в это.

Джонатан, в отличие от пресвитера, согласился сразу, и они покинули комнату. Я же осталась сидеть на постели и гадать, можно уже смывать весь этот боевой раскрас или еще нет.

Друзья Кларенса вскоре уехали в сопровождении Джонатана, а я смогла выйти из комнаты на свежий воздух и умыться. Пресвитер сидел в беседке, пил чай и, похоже, жаждал моего рассказа. Пришлось спешно привести себя в порядок, а потом, попросив у него соблюдать тайну, словно я была на исповеди, рассказала правду об отношениях с моим супругом и о том, что он хотел от меня на самом деле.